Ах ты, старый черт! Я был рад, что не только у меня ее слова вызывают эрекцию.
– У вас же были вопросы? – Цирцея села на мягкий пуфик и буквально утонула в нем. – Полагаю, некоторые из них касаются вашего друга.
– Он и ваш друг, если я не ошибаюсь.
Она кивнула и исправилась:
– И моего. Хотя если честно, я не слишком хорошо его знала. У нас в последние годы столько неофитов, что хоть мне и хотелось бы познакомиться с каждым лично, но это невозможно.
– Но разве вашей первой целью не является межличностное общение динозавров? – спросил я.
– Да, если вы имеете в виду свободное общение. Мы полагаем, что наши личины, например, те, что сейчас надеты на вас… Они ведь произведены какой-то безликой корпорацией где-то в Японии…
– Вообще-то на Тайване, – поправил я. – Это «Накитара», но дочернее предприятие.
– Ну, Тайвань так Тайвань. Они служат лишь для того, чтобы отделять нас от самих себя, но что, возможно, еще важнее, они отделяют нас и от сородичей. Вы знаете, что во времена наших предков мы могли различать друг друга на расстоянии нескольких миль.
– Я не знал. Точнее, я слышал, но ведь это всего лишь бабушкины сказки, да?
– Странно, – задумалась Цирцея, – почему это у нас все дедушки такие мудрые, а бабушки вечно несут какую-то чушь? Неважно. Есть и другие, не только старые, но и молодые, кто утверждает, что мы могли общаться с помощью собственных запахов. Не вербально, вы не думайте, но практически вызывая галлюцинации. Это было общения разумов. Общение душ…
Это она ко мне что ли обращается? Неужели она почувствовала то же, что и я, на той вечеринке? И на похоронах?
– Ну и в чем загвоздка? – спросил Эрни. – Теперь для общения есть телефоны.
– Возможно, проблема и в этом тоже, – сказала Цирцея. – Мы полагаемся на современные механизмы лишь потому, что мы переняли образ жизни людей. А у нас ведь были возможности создать подобные технологии десятки миллионов лет назад, пока эти жалкие приматы еще не слезли с дерева, но разве мы это сделали? Нет и еще раз нет. Поскольку нам это было не нужно. У нас было все, чего мы хотели, и при этом мы не имели ни одной из тех проблем, которые свойственны так называемому современному обществу.
– По мне так это идеализирование, – заметил я.
– В каком смысле?
– В старые добрые времена все-все было лучше, – сказал я. – Да спроси любого старичка, он скажет то же самое.
Цирцея не смогла удержаться от смеха. От этого смеха у меня задрожал кончик хвоста.
– Возможно, вы более продвинутые, чем мы думали, – сказала она, и тема была закрыта.
Дальше мы поболтали о системе взглядов прогрессистов, большая часть которых вращалась вокруг идеи о необходимости установления более тесных связей с нашими предками и их образом жизни, чтобы посредством этого стать настоящими динозаврами. Ну, или что-то типа этого, даже после всестороннего обсуждения в течение пятнадцати минут я так и не врубился до конца.
– То есть вы говорите, что сейчас мы – динозавры лишь частично? – спросил Эрни.
Цирцея кивнула.
– Да, я утверждаю, что мы – лишь часть подлинных себя.
От всей этой философии у меня шла кругом голова. Я встал с подушки, чтобы размять ноги.
– Должен сказать, что вы придумали очень интересную систему взглядов.
– О, это не я, – сказала Цирцея. – Как и вся группа не моя, и дом тоже не мой. Это все наше общее, хотя мы многим обязаны нашему основателю.
Должно быть, это тот парень, о котором нам рассказывала Джул во время нашего визита в музей восковых фигур. Ну, продавец пылесосов с гипертрофированным «эго».
– А где он сейчас? – спросил я.
– О, Рааль уже более не приходит в наш дом, – сказала Цирцея. Это имя вызвало отклик в моем сознании. Рааль. – Он уже стал динозавром на сто процентов, и я уверена, вы можете себе представить, насколько нелегко удержать этот невероятно высокий уровень жизни по принципам прогресса, если ты живешь в обществе, где доминируют приматы.
Я решил, что фраза «уже более не приходит в наш дом» – это эвфемизм для обозначения смерти, но, возможно, Цирцея действительно верит, что Рааль не отправился в лучший из миров, а просто перенесся в другой мир.
– Значит, мы не сможем познакомиться с ним, – сказал Эрни.
– О, нет, пока вы не продвинетесь по пути прогресса, – прозвучал ответ Цирцеи. Затем она поднялась и стряхнула пылинки, прилипшие к ее зеленой бархатной накидке. – Боюсь, похороны вот-вот начнутся. Вы хотели бы присоединиться ко мне, мальчики?
Вероятнее всего, после похорон можно будет на халяву покушать, так что мы с Эрни поскакали за Цирцеей, спускавшейся по лестнице. Ее движения были легкими, изящными, практически Одри Хепберн, и, следуя за ней, я почувствовал себя как самый неловкий ребенок, которому никак не удается научиться ходить.
Мы пришли в бальный зал, в котором раздавался шепот, как и во время той вечеринки, но в этот раз тише и печальнее, а на заднем фоне слышалось какое-то знакомое потрескивание и пощелкивание, но я пока что не мог идентифицировать этот звук. Нечто среднее между гигантской миской воздушного риса и помехами, которые раздаются из радиоприемника, если его не настроить на существующие радиостанции, почти как… как…
Костер. Яркие языки пламени поднимались из большой дыры, сделанной прямо в полу бального зала, а воздух над ними подрагивал, соединяя в танце двуокись углерода и пепел. Из-за разницы температур я сначала даже выскочил из зала, но потом взял себя в руки и снова прошел в душное помещение, чувствуя себя как дома среди толпы других динозавров. Некоторые были в облачении, другие в своем естественном обличье, и все они ждали, когда же начнется торжественная церемония.
Определенно я ничего такого не заметил, когда был здесь впервые, никакой дыры в полу не было. Но я пригляделся, загородившись рукой от ослепительного огня, и заметил, что пол был снят, возможно, механическим путем, и в миниатюрной версии Аида, около трех метров в ширину, плескалось нечто очень похожее на расплавленную лаву, если я правильно помню из передач канала «Дискавери».
– Отличная печечка, – прошептал мне Эрни.
– Ага, – ответил я. – Ты захватил с собой маршмеллоу, чтобы было, что испечь на костре?
Пять динозавров с разных сторон зашикали на нас. Цепочка ДНК прогрессистов, как правило, лишена важного гена юмора. Хотя если бы мне пришлось все время жрать только сырых тритонов, то я тоже стал бы очень грустным.
Вскоре начались и похороны. Цирцея заняла свое место на приподнятом помосте и начала длинный монолог о покойной, о том, как через прогресс она нашла свой путь в жизни, в заключение Цирцея выдала целый ряд всяких душещипательных фразочек, чтобы разжалобить публику и заставить пустить слезу.
Сэмюель и еще один прогрессист, трицератопс в своем натуральном виде, зато в очках от Армани, выкатили тело старой самки орнитомима.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
– У вас же были вопросы? – Цирцея села на мягкий пуфик и буквально утонула в нем. – Полагаю, некоторые из них касаются вашего друга.
– Он и ваш друг, если я не ошибаюсь.
Она кивнула и исправилась:
– И моего. Хотя если честно, я не слишком хорошо его знала. У нас в последние годы столько неофитов, что хоть мне и хотелось бы познакомиться с каждым лично, но это невозможно.
– Но разве вашей первой целью не является межличностное общение динозавров? – спросил я.
– Да, если вы имеете в виду свободное общение. Мы полагаем, что наши личины, например, те, что сейчас надеты на вас… Они ведь произведены какой-то безликой корпорацией где-то в Японии…
– Вообще-то на Тайване, – поправил я. – Это «Накитара», но дочернее предприятие.
– Ну, Тайвань так Тайвань. Они служат лишь для того, чтобы отделять нас от самих себя, но что, возможно, еще важнее, они отделяют нас и от сородичей. Вы знаете, что во времена наших предков мы могли различать друг друга на расстоянии нескольких миль.
– Я не знал. Точнее, я слышал, но ведь это всего лишь бабушкины сказки, да?
– Странно, – задумалась Цирцея, – почему это у нас все дедушки такие мудрые, а бабушки вечно несут какую-то чушь? Неважно. Есть и другие, не только старые, но и молодые, кто утверждает, что мы могли общаться с помощью собственных запахов. Не вербально, вы не думайте, но практически вызывая галлюцинации. Это было общения разумов. Общение душ…
Это она ко мне что ли обращается? Неужели она почувствовала то же, что и я, на той вечеринке? И на похоронах?
– Ну и в чем загвоздка? – спросил Эрни. – Теперь для общения есть телефоны.
– Возможно, проблема и в этом тоже, – сказала Цирцея. – Мы полагаемся на современные механизмы лишь потому, что мы переняли образ жизни людей. А у нас ведь были возможности создать подобные технологии десятки миллионов лет назад, пока эти жалкие приматы еще не слезли с дерева, но разве мы это сделали? Нет и еще раз нет. Поскольку нам это было не нужно. У нас было все, чего мы хотели, и при этом мы не имели ни одной из тех проблем, которые свойственны так называемому современному обществу.
– По мне так это идеализирование, – заметил я.
– В каком смысле?
– В старые добрые времена все-все было лучше, – сказал я. – Да спроси любого старичка, он скажет то же самое.
Цирцея не смогла удержаться от смеха. От этого смеха у меня задрожал кончик хвоста.
– Возможно, вы более продвинутые, чем мы думали, – сказала она, и тема была закрыта.
Дальше мы поболтали о системе взглядов прогрессистов, большая часть которых вращалась вокруг идеи о необходимости установления более тесных связей с нашими предками и их образом жизни, чтобы посредством этого стать настоящими динозаврами. Ну, или что-то типа этого, даже после всестороннего обсуждения в течение пятнадцати минут я так и не врубился до конца.
– То есть вы говорите, что сейчас мы – динозавры лишь частично? – спросил Эрни.
Цирцея кивнула.
– Да, я утверждаю, что мы – лишь часть подлинных себя.
От всей этой философии у меня шла кругом голова. Я встал с подушки, чтобы размять ноги.
– Должен сказать, что вы придумали очень интересную систему взглядов.
– О, это не я, – сказала Цирцея. – Как и вся группа не моя, и дом тоже не мой. Это все наше общее, хотя мы многим обязаны нашему основателю.
Должно быть, это тот парень, о котором нам рассказывала Джул во время нашего визита в музей восковых фигур. Ну, продавец пылесосов с гипертрофированным «эго».
– А где он сейчас? – спросил я.
– О, Рааль уже более не приходит в наш дом, – сказала Цирцея. Это имя вызвало отклик в моем сознании. Рааль. – Он уже стал динозавром на сто процентов, и я уверена, вы можете себе представить, насколько нелегко удержать этот невероятно высокий уровень жизни по принципам прогресса, если ты живешь в обществе, где доминируют приматы.
Я решил, что фраза «уже более не приходит в наш дом» – это эвфемизм для обозначения смерти, но, возможно, Цирцея действительно верит, что Рааль не отправился в лучший из миров, а просто перенесся в другой мир.
– Значит, мы не сможем познакомиться с ним, – сказал Эрни.
– О, нет, пока вы не продвинетесь по пути прогресса, – прозвучал ответ Цирцеи. Затем она поднялась и стряхнула пылинки, прилипшие к ее зеленой бархатной накидке. – Боюсь, похороны вот-вот начнутся. Вы хотели бы присоединиться ко мне, мальчики?
Вероятнее всего, после похорон можно будет на халяву покушать, так что мы с Эрни поскакали за Цирцеей, спускавшейся по лестнице. Ее движения были легкими, изящными, практически Одри Хепберн, и, следуя за ней, я почувствовал себя как самый неловкий ребенок, которому никак не удается научиться ходить.
Мы пришли в бальный зал, в котором раздавался шепот, как и во время той вечеринки, но в этот раз тише и печальнее, а на заднем фоне слышалось какое-то знакомое потрескивание и пощелкивание, но я пока что не мог идентифицировать этот звук. Нечто среднее между гигантской миской воздушного риса и помехами, которые раздаются из радиоприемника, если его не настроить на существующие радиостанции, почти как… как…
Костер. Яркие языки пламени поднимались из большой дыры, сделанной прямо в полу бального зала, а воздух над ними подрагивал, соединяя в танце двуокись углерода и пепел. Из-за разницы температур я сначала даже выскочил из зала, но потом взял себя в руки и снова прошел в душное помещение, чувствуя себя как дома среди толпы других динозавров. Некоторые были в облачении, другие в своем естественном обличье, и все они ждали, когда же начнется торжественная церемония.
Определенно я ничего такого не заметил, когда был здесь впервые, никакой дыры в полу не было. Но я пригляделся, загородившись рукой от ослепительного огня, и заметил, что пол был снят, возможно, механическим путем, и в миниатюрной версии Аида, около трех метров в ширину, плескалось нечто очень похожее на расплавленную лаву, если я правильно помню из передач канала «Дискавери».
– Отличная печечка, – прошептал мне Эрни.
– Ага, – ответил я. – Ты захватил с собой маршмеллоу, чтобы было, что испечь на костре?
Пять динозавров с разных сторон зашикали на нас. Цепочка ДНК прогрессистов, как правило, лишена важного гена юмора. Хотя если бы мне пришлось все время жрать только сырых тритонов, то я тоже стал бы очень грустным.
Вскоре начались и похороны. Цирцея заняла свое место на приподнятом помосте и начала длинный монолог о покойной, о том, как через прогресс она нашла свой путь в жизни, в заключение Цирцея выдала целый ряд всяких душещипательных фразочек, чтобы разжалобить публику и заставить пустить слезу.
Сэмюель и еще один прогрессист, трицератопс в своем натуральном виде, зато в очках от Армани, выкатили тело старой самки орнитомима.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95