пуд соли, цистерна виски, тысяча голых титек – а там, глядишь, плод и созрел, должна же быть награда за терпение? Да и как жить, если в это не верить? Я и верил бы – но тут появляешься ты. Возникаешь, как землетрясение, чёрт знает откуда. Собираешь вокруг себя кучу девок, надираешься до синих соплей, не можешь попасть в писсуар, будишь оперными ариями полгорода – и после этого моя царица начинает дарить свои поцелуи тебе! С какой стати? За какие заслуги? Ты даже не сделал ей именного заказа! Конечно – я не знаю ее языка, не рассказываю смешных историй, не играю на губной гармошке, не имею вот этого дурацкого иронического прищура, с которым ты сейчас на меня глядишь. У меня только деньги и терпение, больше ничего, – но это большое терпение и большие деньги. Рано или поздно я достиг бы своего, если б ты перед ней не замаячил. Зачем тебе эта женщина, почему именно она? Ты ведь не выбрал Барби – понятное дело, ее кадрит якудза! Не выбрал Анжелику – ее кадрит заместитель мэра! Ты специально выбрал Риту, чтобы вытереть ноги об меня. Что ж, это несложно. Давай, троянский герой, давай, хитроумный странник, доставай стрелы, натягивай лук, мочи меня жалкого, гноби меня ущербного, докажи мне окончательно, что я ничтожество, что я тупая шестеренка, что я не имею права на мечту; давай смелее – заряжай и пли!
Конечно, конечно...
Ничего этого он мне не сказал.
Не надо упрекать меня в завирательстве. Действительно, едва ли он был способен на такую долгую и страстную тираду. Вся эта тирада пронеслась у меня в голове за те секунды, что он ежился перед нами, как выловленная черепашка, неуклюже поводя плечами и силясь что-то произнести. Люся прошла мимо него в двери Макдональдса с гордо выпрямленной спиной, даже не взглянув. Он неловко потоптался, бросил на меня вопросительный взгляд, тут же отвел его в землю, вздохнул – и обреченно последовал за ней. Но до того, как двери за его спиной закрылись, я успел шепнуть ему в ответ:
– Мой бедный скебешный губошлеп! Печальный рыцарь голых титек! Несчастное дитя экономического чуда! Упасите меня боги: я не собирался ни целиться в тебя, ни тем более стрелять. Я гость на твоем острове, а не царь; наша милая Пенелопа тоже далеко не царица; а десять лет под стенами Трои провел скорее ты, чем я. Там, откуда я, вообще давно непопулярны героические осады – может, кстати, оттого так и расплодилась порода циников с дурацким прищуром. Здесь же вы штурмуете крепость за крепостью уже шестой десяток лет, если не четырнадцатый. Понятное дело, вам нужно достойно утереть нос белому варвару, который раньше вас придумал всё самое лучшее и главное: паровой котел, электричество, спутник, железобетон, додекафонию и либерализм. Не говоря уж о кинематографе, о пресловутой фабрике грез, о расхожем голливудском типаже, длинноногом и белокуром, – таком желанном трофее для солдата в сыром окопе. Понимаю тебя, служивый, но хочу сказать вот что: из окопа видно далеко не всё. Прицельная оптика сужает перспективу. Я не хожу под ружьем и мог бы рассказать тебе много интересного – но ты лучше спроси у своих. Ты видел нового зазывалу в клубе «Винус»? Он оболтус, лузер, перекати-поле, дезертир – но он знает кое-что такое, чего не знаешь ты. Поговори с ним о последнем альбоме Рона Джейсона, о мэйнстриме и авангарде, о гитарных примочках и о зигзагах судьбы. Он скажет тебе, что из окопа пора вылезать. Да и сам посуди: белые девки, похожие на голливудских звезд, сплошным косяком прут в ваши края на сомнительные заработки – это ли не знак того, что варварский нос утерт? Спасибо тебе за взятые крепости. Спасибо за автомобили и полупроводники, за качество и надежность, за стабильность и безопасность. Спасибо за государственные субсидии, на которые я тут самовыражаюсь и оттягиваюсь. Спасибо – и хватит. Уже можно отложить в сторону микрофон для караоке, задрать голову в звездное небо – и спеть что-нибудь своим голосом и от души. Если это у тебя получится, то все блондинки всех голливудов станут твоими. Твоими до такой степени, что вовсе перестанут тебя интересовать. Если и не в этой жизни, то в следующей точно. Я буду очень переживать за тебя. Дерзай – и да помогут тебе японские боги.
О священных рубежах
Советский Союз, как известно, имел сухопутную границу с двенадцатью государствами. Эта граница была самой протяженной в мире, она начиналась у Баренцева моря и упиралась в Японское. Современная Российская Федерация соседствует по большей части с другими государствами – но их все равно двенадцать, и граница упирается в те же моря.
Автор этих строк родился у Баренцева моря. Там, где граница начинается. И вырос в пограничной полосе, непосредственно под боком у Норвегии, нашего первого, самого северо-западного соседа. Протяженность российско-норвежской границы невелика, около ста километров. Граница идет по реке, на ней каскад гидроэлектростанций: две норвежских, пять российских. Из приграничных населенных пунктов – лишь два маленьких поселка энергетиков. В одном из них я и вырос.
Это было райское место. Теплый Гольфстрим протекал достаточно близко, и леса преобладали над тундрой. А никельский комбинат дымил достаточно далеко и не портил нашей экологии. Три сотни жителей поселка владели несметными богатствами. Все здесь было только для них – и полные грибов леса, и полные рыбы озера, и черника в августе, и брусника в сентябре, и осенние краски, и весеннее солнце, и разнообразная флора, и разнообразная фауна.
И еще – бесконечные километры колючей проволоки.
Ее уважительно называли «система». Она шла тремя рядами. Сначала от остальной страны отделялась погранзона . Затем отделялась погранполоса . И наконец, отгораживались последние метры перед собственно границей. Система состояла из столбов с колючкой, вспаханной контрольно-следовой полосы и проводов сигнализации. Вдоль системы располагались многочисленные погранзаставы и контрольно-пропускные пункты. Наряды пограничников с овчарками ежедневно ее патрулировали.
Мы жили «за системой». Точнее, между ее вторым и третьим рядом. В двух километрах от нашего поселка советско-норвежская граница заканчивалась, и начиналась советско-финская, гораздо более протяженная. Мы же соседствовали с самым дальним и самым безлюдным уголком Норвегии – узким, нелепым аппендиксом, для чего-то завернутым ею с севера на юг.
Для детей, с младенчества растущих за системой, граница становилась одним из фундаментальных элементов картины мира – таким же, как небо или земля. Их вселенная была полусферической. По ту сторону реки лежало зазеркалье, черная дыра, антимир. Ступить туда ногой было так же невозможно, как потрогать пальцем Луну. Можно было лишь ловить оттуда немногочисленные сигналы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90