Неловкое падение с вывихом голеностопного сустава было так близко, так грубо и зримо, что весь зал следил за ней с замиранием. Свой путь она проделала почти безупречно – лишь один раз ей пришлось ухватиться за чей-то стол, едва не обломав ногтей. Пластиковая карточка стала ей наградой за смелость и ловкость.
Дойдя до следующего имени, гаишник насупился, наморщился, покрутил головой, подвигал губами. Потом медленно произнес:
– Уадыму Суморэнсуки Сан...
И растерянно оглядел аудиторию.
– Хай! – воскликнул я, сбежал вниз и встал перед ним навытяжку.
– Вот, пожалуйста, – протянул он мне права. – Будьте осторожны.
– Спасибо. Уже можно водить?
– Можно. С завтрашнего дня.
– А сегодня?
– Сегодня нельзя. Вот, тут у вас отметка стоит.
– А... Понятно...
Он нахмурился, напыжился – и со всей возможной вескостью повторил:
– Сегодня – НЕЛЬЗЯ !!!
Его строгий взгляд чуть не прожег мне дырку во лбу.
* * *
Моя серебристая Хонда ждала меня у подножия каланчи, после дождя вся покрытая блестящими капельками. Садиться за руль я не торопился – ждал, пока стоянка заполнится народом, сделав меня незаметнее. Амнистированные нарушители мало-помалу вылезали на улицу. Кто уходил в поля и огороды, кто собирался у остановки автобуса, кто ловил такси. Иные звонили женам и гаруфрэндам с просьбой приехать и забрать.
Пока их не накопилось в достаточном для маскировки количестве, я изучал каланчу. Ее функциональное назначение было мне совершенно непонятно. Стены состояли из бетонных блоков с квадратными отверстиями, сквозь которые виднелась лестница, спиралью уходящая ввысь. На нее хотелось подняться – но специальная надпись запрещала посторонним вход внутрь. Что делали внутри непосторонние, оставалось загадкой – ведущую к лестнице дверь явно не открывали целую вечность. На двери висел заржавевший амбарный замок, а сама она была вся исписана похабными иероглифами. У огороженных палисадником стен во множестве валялись окурки и банки из-под кока-колы.
Я поразмышлял о тщете глупых устремлений нашего железобетонного века. О технократическом безумии и о забвении святынь. Здесь мог бы сейчас стоять деревянный синтоистский храм и торговать амулетами от дорожно-транспортных происшествий. На замок его не запирали бы, а вокруг бы не гадили. Бросали бы пятачки, дергали бы за веревочку, общались бы с богом дорожного движения. А потом, умиротворенные и тихие, рулили бы восвояси – медленно и ненапряжно, без амбиций и претензий, без суетных помыслов о кубиках и лошадиных силах.
Увы нам, заблудшим. Увы, богооставленным. Наш удел – не пятачок и не веревочка. Наш удел – тринадцать тысяч иен за выступление Аркадия Райкина и бетонная каланча, от которой хочется убежать на пятой передаче, у кого она есть. А у кого нет – тихонечко уползти на цыпочках. Чтобы не поймали и не опустили на новые тринадцать тысяч.
Боги не живут в башнях из бетона. Боги могут жить только в одноэтажных деревянных строениях. Это понимали даже древние. А нынешние архитекторы этого не понимают. У нынешних архитекторов одна забота – освоить проектные деньги. Храм ты строй хоть из палисандра – всего фонда не освоишь. А тут одна каланча, и бабки подбиты. И никому нет дела до того, что бог дорожного движения летает по небу бездомный.
Я взглянул на небо. Бога спрятали тучи. Каланча нависала надо мной, как голова бронтозавра. На выход мимо меня двигались машины, ведомые женами и гаруфрэндами. В окнах главного здания ничего подозрительного не наблюдалось. Пора было садиться и ехать.
На самом выезде со стоянки мне пришлось затормозить. Где-то впереди зажегся красным светофор и остановил всю цепочку. Его было плохо видно, и я высунул голову в окно. Но увидел совсем другое.
У края дороги стояла чернолицая девушка по имени Нацуко и звонила по сотовому телефону. От меня до нее снова были два метра – и с них я разглядел пупырышки гусиной кожи на ее оголенном животе. Она мерзла. Губы из сизых превратились в белые. Сочленения ног с ходулями тряслись, как колени штангиста. Даже трехцветный скорпиончик на ее плече – и тот съежился от холода.
Девушки гангуро исповедуют и провозглашают вечное лето. Но в гористых районах северно-восточной Японии очень непросто следовать этому девизу. Поэтому здесь они встречаются реже, чем на равнинах юго-запада. А те, которые встречаются – настоящие подвижницы, готовые заживо замерзнуть. Под метелью, под наледью, под минус десятью – у них вечное африканское лето. Мини-юбка навсегда.
Телефон у нее не отвечал. Она оторвала его от уха, потыкала в кнопки суставом согнутого пальца, снова приложилась – бестолку. Абонент вымер как вид. Дрожа всеми своими колечками, цепочками и косичками, она затравленно повела вокруг взглядом – и наткнулась на меня.
– Садись! – сказал я. – Подвезу.
На мгновение она перестала дрожать, так сильно я ее удивил. Тем временем светофор сменился на зеленый, и поток тронулся. Впереди образовалась брешь.
– Садись, – повторил я. – Холодно ведь!
Она затряслась пуще прежнего. Сзади бибикнули. Я проехал несколько сантиметров и снова встал.
– Поедешь?
Она двинулась походкой зомби вокруг моей машины. Я открыл ей дверь. Она села, втянула внутрь ходули, захлопнулась – и мы стартовали.
– Тебя везти-то куда? – спросил я.
– Курить можно? – был ответ.
– Можно.
Дрожа ногтями, она воткнула сигарету меж одубевших губ и судорожно щелкнула зажигалкой.
– Куда ехать? – повторил я вопрос.
Она затянулась, медленно повернула голову в мою сторону, два раза хлопнула ресницами и сказала:
– Вот скотина какая...
– Кто? – не понял я.
– Бойфрэндо.
– Не приехал за тобой, что ли?
– Ага... Убью гада.
– Ты где живешь?
Она снова затянулась, немного подумала и сказала:
– А ты где?
Единственно верный ответ сразу пришел мне в голову.
– У жены.
– М-м-м-м-м... – понимающе промычала она и еще раз затянулась.
Из динамиков лились звуки гармошки.
– Милый мой живет в Казани, – голосил Потапов, – а я на Москве-реке...
– Слушай, – сказал я ей. – Может, тебя до бойфрэнда подкинуть? Раз уж ты его убивать собралась. Я бы тебе помог...
– Зараза! – крикнула она, схватила сотовый и опять принялась звонить. И опять безуспешно. Бойфрэндо куда-то подевалось.
– А куда мы едем? – спросила она, выключив телефон.
– А куда тебе надо?
Ответ потребовал некоторого времени.
– Поедем караоке петь, – объявила она после раздумья.
– Нет, – сказал я. – Не пою, безголосый.
– Тогда поедем гамбургеры есть.
– Обедали же недавно!
Она посмотрела на меня разочарованно.
– Ты скучный... У тебя квартира с телевизором?
– ...Об Ванюше размечталась, – горланил Потапов, – до Казани доплыла!..
– С телевизором, – сказал я.
– Это кто поет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Дойдя до следующего имени, гаишник насупился, наморщился, покрутил головой, подвигал губами. Потом медленно произнес:
– Уадыму Суморэнсуки Сан...
И растерянно оглядел аудиторию.
– Хай! – воскликнул я, сбежал вниз и встал перед ним навытяжку.
– Вот, пожалуйста, – протянул он мне права. – Будьте осторожны.
– Спасибо. Уже можно водить?
– Можно. С завтрашнего дня.
– А сегодня?
– Сегодня нельзя. Вот, тут у вас отметка стоит.
– А... Понятно...
Он нахмурился, напыжился – и со всей возможной вескостью повторил:
– Сегодня – НЕЛЬЗЯ !!!
Его строгий взгляд чуть не прожег мне дырку во лбу.
* * *
Моя серебристая Хонда ждала меня у подножия каланчи, после дождя вся покрытая блестящими капельками. Садиться за руль я не торопился – ждал, пока стоянка заполнится народом, сделав меня незаметнее. Амнистированные нарушители мало-помалу вылезали на улицу. Кто уходил в поля и огороды, кто собирался у остановки автобуса, кто ловил такси. Иные звонили женам и гаруфрэндам с просьбой приехать и забрать.
Пока их не накопилось в достаточном для маскировки количестве, я изучал каланчу. Ее функциональное назначение было мне совершенно непонятно. Стены состояли из бетонных блоков с квадратными отверстиями, сквозь которые виднелась лестница, спиралью уходящая ввысь. На нее хотелось подняться – но специальная надпись запрещала посторонним вход внутрь. Что делали внутри непосторонние, оставалось загадкой – ведущую к лестнице дверь явно не открывали целую вечность. На двери висел заржавевший амбарный замок, а сама она была вся исписана похабными иероглифами. У огороженных палисадником стен во множестве валялись окурки и банки из-под кока-колы.
Я поразмышлял о тщете глупых устремлений нашего железобетонного века. О технократическом безумии и о забвении святынь. Здесь мог бы сейчас стоять деревянный синтоистский храм и торговать амулетами от дорожно-транспортных происшествий. На замок его не запирали бы, а вокруг бы не гадили. Бросали бы пятачки, дергали бы за веревочку, общались бы с богом дорожного движения. А потом, умиротворенные и тихие, рулили бы восвояси – медленно и ненапряжно, без амбиций и претензий, без суетных помыслов о кубиках и лошадиных силах.
Увы нам, заблудшим. Увы, богооставленным. Наш удел – не пятачок и не веревочка. Наш удел – тринадцать тысяч иен за выступление Аркадия Райкина и бетонная каланча, от которой хочется убежать на пятой передаче, у кого она есть. А у кого нет – тихонечко уползти на цыпочках. Чтобы не поймали и не опустили на новые тринадцать тысяч.
Боги не живут в башнях из бетона. Боги могут жить только в одноэтажных деревянных строениях. Это понимали даже древние. А нынешние архитекторы этого не понимают. У нынешних архитекторов одна забота – освоить проектные деньги. Храм ты строй хоть из палисандра – всего фонда не освоишь. А тут одна каланча, и бабки подбиты. И никому нет дела до того, что бог дорожного движения летает по небу бездомный.
Я взглянул на небо. Бога спрятали тучи. Каланча нависала надо мной, как голова бронтозавра. На выход мимо меня двигались машины, ведомые женами и гаруфрэндами. В окнах главного здания ничего подозрительного не наблюдалось. Пора было садиться и ехать.
На самом выезде со стоянки мне пришлось затормозить. Где-то впереди зажегся красным светофор и остановил всю цепочку. Его было плохо видно, и я высунул голову в окно. Но увидел совсем другое.
У края дороги стояла чернолицая девушка по имени Нацуко и звонила по сотовому телефону. От меня до нее снова были два метра – и с них я разглядел пупырышки гусиной кожи на ее оголенном животе. Она мерзла. Губы из сизых превратились в белые. Сочленения ног с ходулями тряслись, как колени штангиста. Даже трехцветный скорпиончик на ее плече – и тот съежился от холода.
Девушки гангуро исповедуют и провозглашают вечное лето. Но в гористых районах северно-восточной Японии очень непросто следовать этому девизу. Поэтому здесь они встречаются реже, чем на равнинах юго-запада. А те, которые встречаются – настоящие подвижницы, готовые заживо замерзнуть. Под метелью, под наледью, под минус десятью – у них вечное африканское лето. Мини-юбка навсегда.
Телефон у нее не отвечал. Она оторвала его от уха, потыкала в кнопки суставом согнутого пальца, снова приложилась – бестолку. Абонент вымер как вид. Дрожа всеми своими колечками, цепочками и косичками, она затравленно повела вокруг взглядом – и наткнулась на меня.
– Садись! – сказал я. – Подвезу.
На мгновение она перестала дрожать, так сильно я ее удивил. Тем временем светофор сменился на зеленый, и поток тронулся. Впереди образовалась брешь.
– Садись, – повторил я. – Холодно ведь!
Она затряслась пуще прежнего. Сзади бибикнули. Я проехал несколько сантиметров и снова встал.
– Поедешь?
Она двинулась походкой зомби вокруг моей машины. Я открыл ей дверь. Она села, втянула внутрь ходули, захлопнулась – и мы стартовали.
– Тебя везти-то куда? – спросил я.
– Курить можно? – был ответ.
– Можно.
Дрожа ногтями, она воткнула сигарету меж одубевших губ и судорожно щелкнула зажигалкой.
– Куда ехать? – повторил я вопрос.
Она затянулась, медленно повернула голову в мою сторону, два раза хлопнула ресницами и сказала:
– Вот скотина какая...
– Кто? – не понял я.
– Бойфрэндо.
– Не приехал за тобой, что ли?
– Ага... Убью гада.
– Ты где живешь?
Она снова затянулась, немного подумала и сказала:
– А ты где?
Единственно верный ответ сразу пришел мне в голову.
– У жены.
– М-м-м-м-м... – понимающе промычала она и еще раз затянулась.
Из динамиков лились звуки гармошки.
– Милый мой живет в Казани, – голосил Потапов, – а я на Москве-реке...
– Слушай, – сказал я ей. – Может, тебя до бойфрэнда подкинуть? Раз уж ты его убивать собралась. Я бы тебе помог...
– Зараза! – крикнула она, схватила сотовый и опять принялась звонить. И опять безуспешно. Бойфрэндо куда-то подевалось.
– А куда мы едем? – спросила она, выключив телефон.
– А куда тебе надо?
Ответ потребовал некоторого времени.
– Поедем караоке петь, – объявила она после раздумья.
– Нет, – сказал я. – Не пою, безголосый.
– Тогда поедем гамбургеры есть.
– Обедали же недавно!
Она посмотрела на меня разочарованно.
– Ты скучный... У тебя квартира с телевизором?
– ...Об Ванюше размечталась, – горланил Потапов, – до Казани доплыла!..
– С телевизором, – сказал я.
– Это кто поет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90