Бурлаки в растерянности – они не смогли разгрузить барку, потому что барка оказалась пустой.
– Ларька! – зовет старый коренник. – Ты грамоту знаешь, ты умный. Скажи: что по этому поводу говорит Владимир Иванович Даль?
Ларька чешет в затылке, закатывает глаза, морщится.
– Я не помню точно, – признается он. – Я могу перепутать. Но мне кажется, Владимир Иванович говорит так: «Любишь саночки возить, люби и кататься».
Все удивляются:
– Как это кататься? Куда кататься? Какие такие саночки?
– Так вот же... Вот они, саночки. А вот горочка гладенька. Сели-покатились.
– Да что же это... Да как же это... Небывальщина какая-то!
– А вот! Новые времена. Все можно.
Сказано – сделано. По бечеве топором, лямки в кратер. Обхватили барку: пятеро за левый бок, пятеро за правый, Ларька сзади. Раскачивают. И – раз, и – два, и – три, пошла, родимая!... Запрыгнули один за другим, Ларька сзади несется, толкает в корму из последних сил, и тоже – прыг вовнутрь! Оба-на! Какой там бобслей, бобслей отдыхает.
Склон как полированный, скорость набирается, туман свистит в ушах, ветер в харю, а чего нам, мы привычные, мы скока натерпелись, мы щас всем покажем, тока малехо разгонимся, давай-давай родимая, а тумана-то уже и нету, выехали из тумана, кругом видать, и нас видать, и вон уже девки запрыгивают, и ладно, места хватит, и негры гляди-кось, и педики вон чего, давай-давай-сигай, веселее будет, кто там еще бедный-чудной-убогий, все к нам давай, все влезут, уж мы прокатимся, уж по кому надо проедемся, а лавушка под нами гладкая, скользкая, разогнались так разогнались, первая космическая, теперь один хрен горка не горка, уже и в океан плюхнулись, а все летим, во как, гуляй бурлак, оттягивайся, нарезай круги по планете, твоя она теперь.
А с острова, с атолла, с кокосовой пальмы на эту красоту, на наглость эту, на оттяг вселенский смотрит туземец, океанец, бабаложец ноне дикой. Не выдержало у парня ретивое, забилось часто, побежал он к берегу, схватил весло, сел в пирогу, погреб через волны, через рифы, через моря, через течения, хотел тоже запрыгнуть, присел, спружинился, нацелился, сиганул – и не получилось, не рассчитал, ошибся, промахнулся; только пронеслась по нему барка, оглушила, выбила мозги, разметала пирогу, кормой притопила напоследок и дальше понеслась, а парень только и успел, что булькнуть разок – и на дно, к скатам, камбалам, палтусам, к акулам на закуску.
Что тут скажешь? Одно слово – «трагедь»...
...Храбрый воин Ёсицунэ Минамото сидел на спине своего боевого коня, покачиваясь на волнах. Конь из последних сил болтал ногами и отфыркивался от соленой воды – а его хозяин недоуменно глядел на бурлящий пенистый след, который тянулся от берега до горизонта. Где-то там, в этом клокочущем водовороте исчезли обломки благородного оружия, спасти которое от вражеских издевательств так хотел сиятельный князь. Все получилось не так, как в песне, все обернулось непонятным и страшным боком. Неприятели из дома Тайра, в панике попрыгавшие за борт, теперь выныривали, отплевывались, хватались за перевернутые челны и тревожно смотрели на восток, где из-за кромки горизонта поднималось бледно-розовое солнце нового тысячелетия.
Почтовый ящик (3)
From polivan@hotmail.com
To vsmol@aw-daigaku.ac.jp
Subject glas wopijushchego
Кладезь вы мой премудрый! Сосуд скудельный!
Уж прямо вы и жнец и швец и коровка божия, умиление одно! Уж нагородили так нагородили. Пегас вас покопытил али красна девица? Так-то вот медведя не убив все глаза и промозолишь. Я уж и слева, и справа, и доброжелательно, чисто Ариадна, а все тетеря тетерей. Оно, конечно, и жук мясо, да только семя-то ваше не крапивное, это вам не икру метать, могиканин вы наш. Бирюльки бирюлькам розь. Так-то вот вся искорка под копыль и убежит, поди разбери потом, кто кого на помочах держал. А ежели по-другому? Ежели не блеска самоварного, а тех же щей, да пожиже? Чай мы тут не голь-шмоль, с клюквы не зардеемся, уж коли вымещать на ком, то не голову сломя. На одном фимиаме далеко не выгребешь, вы уж лучше в чернила макайте. Глядишь, из кулька в рогожку и пересыплется, будете павой ходить, медные горы ворочать, сам себе Егоров, сам себе Кантария. А пока – смежьте очеюшки.
Полина Ивановна.
* * *
From sota_kazuho@kagami.co.jp
To vsmol@aw-daigaku.ac.jp
Subject genki kai
Д о р о г о и с у м о т я н !
В п е р в ы е e-mail н а п и ш у п о р у с к и .
К о м п ю т а т р у д н о . М о л о д о и н е д е л а и . Т е п е р ъ п л о х о
п о т о м у ч т о с т а р о .
К а к в ы п о ж и в а е т е ? К а к в а ш е з д о р о в ь е ? С к о р о
х о л о д н о з и м а о п а с н о б е р е г и с ь
Э т о т г о д л е т о в о е н н о п л е н н н й м н о г о в ч и т а г о р о д
п о е х а л и т ь . Я т о ж е п р и н и м а ъ у ч а с т и е. Д е р е в н я о ч е н ь
д а л ё к о . Р у с к и и ч е л о б е к т р у д н о . п р о х о и х у л и г а н
м н о г о
С у м о т я н д а в н о н е в с т р е ч а л и т ь . Д а в а й г о с т и
п р и е х а л и т ь . Н а д о с у м о т я н в с т р е ч а и . П о т о м у ч т о
л ю б л ю с у м о т я н
В с е г о в а м н а и л у ч ш е г о
С о т а К а д з у х о
Киевское динамо
На улицу Накабяку опустилась полночь. Часы на фасаде кофейни «Хаппи Хаус» возвещали, что через десять минут пятница закончится, а суббота начнется. Тротуары, по будням пустынные, были изрядно оживлены. Туда-сюда по ним перемещались расслабляющиеся трудовые коллективы, шумные компании студентов, отдельные сладкие парочки и вовсе одинокие гуляки. Радуясь наступлению выходных, они устраивали себе длинные праздники живота и печени с торжественными переходами из заведения в заведение.
На дне моего желудка устало шевелил пережеванными щупальцами свежесъеденный жареный кальмар. Сверху его придавливали тунцовые сасими, куриные шашлычки, морские водоросли и маринованные трепанги. Вся эта кухня плавала в двух кувшинчиках горячего сакэ – оно активно воспаряло в головной мозг и приятно колебало уличную перспективу. Мой праздник был ничем не хуже любого другого.
Кофейня по левую руку сменилась рестораном «Тэнгу» – аляповатая вывеска на нем звала отведать черепашьей крови и жареной рыбы фугу. Круглые мумии трех таких рыб висели у входа на ниточках, покачивались на ветерке и стукались друг о дружку лбами. Чуть в стороне, покачиваясь в одном ритме с мумиями, справлял малую нужду изнуренный клиент, перебравший черепашьей крови. Проходящие мимо удостаивали его молчаливым пониманием.
Далее высилось трехэтажное здание «Апоро-биру». По тротуару слонялись развязные зазывалы и совали в руки прохожим рекламные листки. Двое из них гайдзином не побрезговали, двое гайдзина проигнорировали, а один повел себя странно: развернулся к стене и обхватил голову, как приговоренный к расстрелу. Но это ему не помогло – долговязую сутулую фигуру трудно было не узнать.
– Эй! – позвал я. – Дзюнтаро!
Он уронил руки, нехотя повернулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
– Ларька! – зовет старый коренник. – Ты грамоту знаешь, ты умный. Скажи: что по этому поводу говорит Владимир Иванович Даль?
Ларька чешет в затылке, закатывает глаза, морщится.
– Я не помню точно, – признается он. – Я могу перепутать. Но мне кажется, Владимир Иванович говорит так: «Любишь саночки возить, люби и кататься».
Все удивляются:
– Как это кататься? Куда кататься? Какие такие саночки?
– Так вот же... Вот они, саночки. А вот горочка гладенька. Сели-покатились.
– Да что же это... Да как же это... Небывальщина какая-то!
– А вот! Новые времена. Все можно.
Сказано – сделано. По бечеве топором, лямки в кратер. Обхватили барку: пятеро за левый бок, пятеро за правый, Ларька сзади. Раскачивают. И – раз, и – два, и – три, пошла, родимая!... Запрыгнули один за другим, Ларька сзади несется, толкает в корму из последних сил, и тоже – прыг вовнутрь! Оба-на! Какой там бобслей, бобслей отдыхает.
Склон как полированный, скорость набирается, туман свистит в ушах, ветер в харю, а чего нам, мы привычные, мы скока натерпелись, мы щас всем покажем, тока малехо разгонимся, давай-давай родимая, а тумана-то уже и нету, выехали из тумана, кругом видать, и нас видать, и вон уже девки запрыгивают, и ладно, места хватит, и негры гляди-кось, и педики вон чего, давай-давай-сигай, веселее будет, кто там еще бедный-чудной-убогий, все к нам давай, все влезут, уж мы прокатимся, уж по кому надо проедемся, а лавушка под нами гладкая, скользкая, разогнались так разогнались, первая космическая, теперь один хрен горка не горка, уже и в океан плюхнулись, а все летим, во как, гуляй бурлак, оттягивайся, нарезай круги по планете, твоя она теперь.
А с острова, с атолла, с кокосовой пальмы на эту красоту, на наглость эту, на оттяг вселенский смотрит туземец, океанец, бабаложец ноне дикой. Не выдержало у парня ретивое, забилось часто, побежал он к берегу, схватил весло, сел в пирогу, погреб через волны, через рифы, через моря, через течения, хотел тоже запрыгнуть, присел, спружинился, нацелился, сиганул – и не получилось, не рассчитал, ошибся, промахнулся; только пронеслась по нему барка, оглушила, выбила мозги, разметала пирогу, кормой притопила напоследок и дальше понеслась, а парень только и успел, что булькнуть разок – и на дно, к скатам, камбалам, палтусам, к акулам на закуску.
Что тут скажешь? Одно слово – «трагедь»...
...Храбрый воин Ёсицунэ Минамото сидел на спине своего боевого коня, покачиваясь на волнах. Конь из последних сил болтал ногами и отфыркивался от соленой воды – а его хозяин недоуменно глядел на бурлящий пенистый след, который тянулся от берега до горизонта. Где-то там, в этом клокочущем водовороте исчезли обломки благородного оружия, спасти которое от вражеских издевательств так хотел сиятельный князь. Все получилось не так, как в песне, все обернулось непонятным и страшным боком. Неприятели из дома Тайра, в панике попрыгавшие за борт, теперь выныривали, отплевывались, хватались за перевернутые челны и тревожно смотрели на восток, где из-за кромки горизонта поднималось бледно-розовое солнце нового тысячелетия.
Почтовый ящик (3)
From polivan@hotmail.com
To vsmol@aw-daigaku.ac.jp
Subject glas wopijushchego
Кладезь вы мой премудрый! Сосуд скудельный!
Уж прямо вы и жнец и швец и коровка божия, умиление одно! Уж нагородили так нагородили. Пегас вас покопытил али красна девица? Так-то вот медведя не убив все глаза и промозолишь. Я уж и слева, и справа, и доброжелательно, чисто Ариадна, а все тетеря тетерей. Оно, конечно, и жук мясо, да только семя-то ваше не крапивное, это вам не икру метать, могиканин вы наш. Бирюльки бирюлькам розь. Так-то вот вся искорка под копыль и убежит, поди разбери потом, кто кого на помочах держал. А ежели по-другому? Ежели не блеска самоварного, а тех же щей, да пожиже? Чай мы тут не голь-шмоль, с клюквы не зардеемся, уж коли вымещать на ком, то не голову сломя. На одном фимиаме далеко не выгребешь, вы уж лучше в чернила макайте. Глядишь, из кулька в рогожку и пересыплется, будете павой ходить, медные горы ворочать, сам себе Егоров, сам себе Кантария. А пока – смежьте очеюшки.
Полина Ивановна.
* * *
From sota_kazuho@kagami.co.jp
To vsmol@aw-daigaku.ac.jp
Subject genki kai
Д о р о г о и с у м о т я н !
В п е р в ы е e-mail н а п и ш у п о р у с к и .
К о м п ю т а т р у д н о . М о л о д о и н е д е л а и . Т е п е р ъ п л о х о
п о т о м у ч т о с т а р о .
К а к в ы п о ж и в а е т е ? К а к в а ш е з д о р о в ь е ? С к о р о
х о л о д н о з и м а о п а с н о б е р е г и с ь
Э т о т г о д л е т о в о е н н о п л е н н н й м н о г о в ч и т а г о р о д
п о е х а л и т ь . Я т о ж е п р и н и м а ъ у ч а с т и е. Д е р е в н я о ч е н ь
д а л ё к о . Р у с к и и ч е л о б е к т р у д н о . п р о х о и х у л и г а н
м н о г о
С у м о т я н д а в н о н е в с т р е ч а л и т ь . Д а в а й г о с т и
п р и е х а л и т ь . Н а д о с у м о т я н в с т р е ч а и . П о т о м у ч т о
л ю б л ю с у м о т я н
В с е г о в а м н а и л у ч ш е г о
С о т а К а д з у х о
Киевское динамо
На улицу Накабяку опустилась полночь. Часы на фасаде кофейни «Хаппи Хаус» возвещали, что через десять минут пятница закончится, а суббота начнется. Тротуары, по будням пустынные, были изрядно оживлены. Туда-сюда по ним перемещались расслабляющиеся трудовые коллективы, шумные компании студентов, отдельные сладкие парочки и вовсе одинокие гуляки. Радуясь наступлению выходных, они устраивали себе длинные праздники живота и печени с торжественными переходами из заведения в заведение.
На дне моего желудка устало шевелил пережеванными щупальцами свежесъеденный жареный кальмар. Сверху его придавливали тунцовые сасими, куриные шашлычки, морские водоросли и маринованные трепанги. Вся эта кухня плавала в двух кувшинчиках горячего сакэ – оно активно воспаряло в головной мозг и приятно колебало уличную перспективу. Мой праздник был ничем не хуже любого другого.
Кофейня по левую руку сменилась рестораном «Тэнгу» – аляповатая вывеска на нем звала отведать черепашьей крови и жареной рыбы фугу. Круглые мумии трех таких рыб висели у входа на ниточках, покачивались на ветерке и стукались друг о дружку лбами. Чуть в стороне, покачиваясь в одном ритме с мумиями, справлял малую нужду изнуренный клиент, перебравший черепашьей крови. Проходящие мимо удостаивали его молчаливым пониманием.
Далее высилось трехэтажное здание «Апоро-биру». По тротуару слонялись развязные зазывалы и совали в руки прохожим рекламные листки. Двое из них гайдзином не побрезговали, двое гайдзина проигнорировали, а один повел себя странно: развернулся к стене и обхватил голову, как приговоренный к расстрелу. Но это ему не помогло – долговязую сутулую фигуру трудно было не узнать.
– Эй! – позвал я. – Дзюнтаро!
Он уронил руки, нехотя повернулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90