Иное дело «Бурлаки на Фудзи».
Один глоток этого коктейля – и на груди у вас кожаная лямка, четыре вершка в ширину и три аршина в длину. Еще глоток – и перед вами гора, уходящая в заоблачные выси. Вы понимаете, что не сделать третьего глотка может только отступник и капитулянт. Поэтому вы делаете третий глоток – лямка врезается в грудь, бечева натягивается тугою струной, и тяжелая плоскодонная барка с жутким скрежетом начинает ползти по камням. Теперь обратного пути нет.
Той частью своего «я», которая еще не отождествилась с бурлаком, вы успеваете пожалеть их, отверженных и угнетенных. Вам становится стыдно своего мягкого дивана и круглого живота. Вы раскаиваетесь, что столько лет бездумно любовались слащавыми гравюрами. Вы делаете четвертый глоток... пятый... шестой... седьмой... восьмой... О, Фудзи, колыбель моя!..
Под лаптями – красноватая застывшая лава. На голове тряпица, пояс утерян, портки в дырах. Миллиметр вверх – капля пота вниз. Собака, не тронь бурлака, бурлак сам собака. Владимир Иванович Даль.
Рядом товарищи. Те самые, с картины. Два коренника, до упора наклонившись, задевают склон натруженными руками. Стиснул зубами трубку худой белорус; старый моряк Илько, зло сощурясь, сплевывает на лаву; иконописец Константин качает головой и крестится. Ларька, молодой парень, все не угомонится с вечными вопросами. Зачем мы здесь? Зачем лезем в гору? Зачем нас дискриминируют? Что значит «гайдзин»?.. Но не слыхать ответов на ларькины вопросы – и снова впрягается он в кожаную лямку, и снова упирается лаптями в лаву, и снова потеет. Надсадно бурлаку, надсадно и лямке. Даль, Владимир Иванович.
Что ждет бурлаков на вершине? Лед и снег, холод и ветер? Черная дыра вулканического жерла? Или, может быть, Чистая Земля, объятия Будды Амиды, просветление и протрезвение?
Одиннадцать глоток затягивают:
– Эх, Амидушка, ухнем!...
Глоток, еще глоток... Все больше тумана. Он окутал весь склон, заползает в лапти, в онучи, в портки, в кисет, в картуз, застит глаза, залепляет уши, забирается в мозги, отключает сознание... Но что же, что же, что же там наверху?!?!
Наму дубина буцу .
Доползем – увидим.
* * *
Передо мной стояла полная кружка. В ней плавали квасные пузырьки.
– С годовщиной! – Кирико подняла свою.
Мы чокнулись. Отпили по глотку. Из колонок лилось что-то бразильское.
– Ты пей, – сказала Кирико, – а я тебе расскажу, как со мной произошла сэкухара.
– Валяй, – кивнул я и отхлебнул еще.
Кирико побарабанила ногтями по стойке, собираясь с мыслями.
– Было собрание, – начала она. – Как это... «Общество друзей острова Бабалогу». Я первый раз пришла.
– Стоп, – сказал я. – Объясни мне сразу, как ты туда попала.
– Меня Кёко привела. Помнишь Кёко-сан?
– Не помню. А ее кто привел? Зачем вообще туда ходить? Там интересно?
– Нет, совсем не интересно. Набаба-сэнсэй рассказывает, какие они бедные, и потом деньги собирает. И больше ничего.
– Ну, и какой смысл туда ходить?
– Не знаю... Надо ведь чем-то заниматься... Общественная нагрузка должна быть... И еще там по-английски уметь надо.
– А если по-английски, то это важно и нужно, да?
– Ты сам все понимаешь... Нет у нас самобытности, вот мы и клюем на всякую чепуху.
Я чуть не поперхнулся.
– Опомнись, Киритян! – я даже стукнул кружкой по стойке. – Что ты такое несешь? На острове Бабалогу есть самобытность, а в Японии нет?
– А где она? Всё из Америки тащим, разве не видишь?
– Кто ж вас заставляет? Вы не тащите...
– Самобытности нет – вот и тащим. Посуди сам. Бейсбол – чья игра? Американская. А демократия?
– А сумо?
– Ну, разве что сумо...
– Дзюдо, икебана, чайная церемония, синтоизм...
– Ты бы еще сказал: «Его величество император».
– А что такого? Император тоже...
– Ой! – скривилась Кирико. – Ой, не могу! Вадитян подался в ультраправые!
– Никуда я не подался...
– Ты подался в сторону от разговора. Я рассказывала про сэкухару, а ты меня перебил. А я еще не сказала главного. Набаба-сэнсэй всех отпустил, кроме меня. И попросил отвезти его в ботанический сад. Он хотел посмотреть, как цветет леспедеца.
– Леспедеца цветет осенью, – сказал я. – Такие вещи надо знать.
– Правда? Значит, он меня обманул. Слушай дальше. Набаба-сэнсэй не водит автомобиль. Знаешь, почему?
– Наверное, у него на острове нет автомобилей. Или дорог нет.
– Все там есть. Он просто не умеет. Он же султан! Или принц, не помню. За него слуги всегда все делали, вот он такой и вырос, ничего не умеет.
– Что дальше-то?
– Я его привезла в ботанический сад. Пошли искать леспедецу. Он меня хочет за руку взять. Я ему говорю: «сэнсэй, плиз!». И не даю.
– Это уже сэкухара?
– Еще нет. Я главного не рассказала. Леспедецы нигде не видно, он меня завел в глухой угол, посадил на скамейку. Отдохнем, говорит. Я сижу, вся дрожу...
– Почему дрожишь?
– Страшно стало! Может, он людоед, я ведь не знаю, как там у них принято. А он увидел, что я дрожу, и намотал на меня шарф.
– Решил тебя погреть. Джентльмен.
– Какое «погреть»? Жара была. А он в шарфе – специально. Все подготовил. И пахнет шарф чем-то таким... Намочил его чем-то.
– Это у него духи такие. От него на работе тоже пахнет.
– Ничего себе духи! Слезоточивый газ, а не духи. Сразу слезы потекли. Он увидел, хвать меня руками – «Кирико-сан! донт край! плиз!»... Что-то лопочет, я уже не слушаю, мне дышать нечем... Кошмар!
– Уже сэкухара?
– Еще нет. Я еще не рассказала самого главного. Он этим вонючим шарфом стал мне слезы вытирать... А потом... Потом он меня...
– Ну?...
– Набаба-сэнсэй меня...
– Да что?!
– ...поцеловал ...
Выдавив из себя это слово, Кирико впала в скорбное молчание. Бразильцы в динамиках уважительно притихли, лишь перкуссия тихо выстукивала какой-то сочувственный ритм. Я сделал три хороших глотка.
– Значит, леспедецу так и не нашли?
– Что?! – она подняла голову. – Ты о чем?!
– Киритян, мне все понятно, – сказал я. – Мне только непонятно, почему ты употребляешь слово сэкухара . По-моему, “sexual harassment” – это немножко не то.
– Почему?
– Потому что этот термин подразумевает служебную зависимость. Вот если бы ты была его студентка, или он твой босс...
– Так он и есть босс. Председатель Общества. А я рядовой член.
– Денег-то не платят в этом обществе. Даже наоборот – ты платишь!
– Это неважно. Это даже хуже. Я деньги плачу – а он пристает.
– В этом обществе тебя никто не держит. И никто не тянул. Вот скажи, зачем ты туда пошла? Всякие там Кёко-сан – это понятно, у них занятий других нет. Но ты-то зачем?
– Я тебе скажу, ты смеяться будешь...
– Не буду, обещаю.
– Я хотела проверить его ферменты. Он же из Меланезии, другая раса... Вдруг они там еще выносливее, чем белые? Вдруг они могут ведрами пить? Вот был бы ассистент!
Мне пришлось срочно задуматься о печальном, чтобы исполнить обещание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90