!!... За русских!!!... За мужиков!!!...
– А где Сабина? – осведомилась Моника, опорожнив свой стакан. – Мы тут за москалей пьем, так она шо – спряталась?
– Кто такая Сабина?
– Да то заподэнка. Тернопольская. Пропала куда-то.
– А остальные откуда?
– Остальные с Киева.
– Слушай, почему у вас с закуской так хило? Бразильцы на кухне съедают?
– Щас будет. Значит так. Я тебе закуску, ты мне заказ. Две сэнки. Нормально?
– Нормально.
– Давай сюда, я в кассу отнесу.
Она сгребла деньги и ушла к дверям. Пользуясь ее отсутствием, Миранда наклонилась ко мне и сказала:
– Я тоже так думаю!
– Как?
– Что они не все козлы. Я знаешь, как думаю? Я думаю, что есть плохие, а есть хорошие. Как и у нас. Я над этим очень долго думала.
– Сабина, дывысь, якый гарный хлопец! – Моника вела за руку высокую шатенку. – Мы тут общаемся, а ты спряталась.
– Мэнэ кексы замовылы, – сказала Сабина, усаживаясь. – Я хлопця ще з самого початку побачила. Очам не повирыла: звидкыля такый узявся? Зачудувалася. Хто тилькы до нас не прыходыть...
– Сабина, он говорит: наши кексы не козлы!
– Та ну! Та вже ж воны не дурни? Прыходять, сидають и мэнэ запытують: ты звидкыля? Я им говорю: з Тернопиля. Що?! З Чорнобыля?! Лякаються и видразу тикають. Хто ж воны ще, як не дурни?
– Ну и хорошо, что дурни. Были бы умные, разве б мы столько зарабатывали? Давайте выпьем за наших кексов!
– Ура-а-а!!!... За кексов!!!...
Пришел Карлос, поставил на стол новую бутылку водки Suntory и блюдечко. Сфокусировав взгляд, я разглядел на блюдечке горсть фисташек.
– Это «закуска»?!
– А шо? Где я тебе еще найду? У нас тут, блин, не Макдональдс.
– Я найду! – сказала Синди. – Сделаешь мне заказ?
– Сначала найди, потом заказ.
Синди побежала за сцену, Миранда за ней. Моника деловито наполняла стаканы. Сабина, подперев щеку, глядела на меня.
– Обережно з горилкою, хлопче! До хаты не потрапыш, пид забором будеш ночуваты. Мы з усима кексами пидряд пьемо, натренувалыся, куды тоби до нас.
– Ничего, – сказал я. – Ты нашего брата москаля еще не знаешь.
– Та господы! – вздохнула Сабина. – Хиба ж я вас не бачила...
На столе появилась картонная коробка с половинкой холодной пиццы. Синди стояла над ней с видом Геракла, добывшего золотые яблоки. Миранда подбежала и пристроилась рядом. Я медленно поднялся, оглядел зал, поманил пальцем человека в жилетке. Он мигом подскочил.
– Этой заказ. И этой заказ.
– Хай ! Четыре тысячи иен.
Я ткнул пальцем в Сабину.
– И этой тоже заказ.
– Хай ! Шесть тысяч иен.
Освободясь от лишних бумажек, я опустился в кресло и взял стакан.
– За щедрость! – сказала Моника. – За широкую, блин, русскую душу!
– Ура-а-а!!!... За щедрость!!!... За душу!!!...
Я вернул пустой стакан на стол и засунул в рот кусок пиццы. В следующую секунду, как танк над окопом, надо мной навис бюст Памелы.
– Караоке простаивает. Споешь?
– Спою.
– Что споешь?
– Оперу спою.
– Оперы нет.
– Тогда не спою. Хочешь заказ?
– Хочу.
– Этой тоже заказ!!!
– Хай ! Простите, у вас время вышло. Будете продлевать?
– Буду.
– Еще полчаса – две тысячи иен. С заказом – четыре тысячи иен.
– Держи.
– Ну чего? Раскочегарился? Башляешь?
– И этой тоже заказ!!!
– Хай ! Еще две тысячи иен.
– Вообще всем заказ! Кто тут у вас есть? Всем заказ!!!
– Будет исполнено! Одну минуту... Двенадцать тысяч иен.
– На.
– Это десять тысяч. Нужно еще две.
– Погоди... Больше нету. Всем заказ минус одна.
– Кто «одна»?
– Не знаю. Минус кто-нибудь. Кто у вас остался?
– Роза, Анжелика, Барби, Виолетта... Но они заняты...
– Да, да, вот им всем заказ. Ничего, что заняты. Кто еще?
– Все, больше нельзя. У вас полчаса. Отдыхайте, пожалуйста.
В полчаса уместилось многое. Трогательные брудершафты, разбитые стаканы, бородатые анекдоты, дурацкий смех, очередная бутылка, удивленный Дзюнтаро с кассетой, камни, ножницы, бумага, много чего другого, обреченного на ретроградную амнезию, а в довершение всего – прямо перед глазами – белая табличка с красными иероглифами: «Не бросайте в писсуар окурки, мусор и др.»
Иероглиф «и др.» располагался по центру и был сильно засижен мухами.
Кто-то потеребил меня за правый локоть.
– Хорошие девочки, да?
– Ага...
– Примите мою визитную карточку.
– Угу...
– Я здесь часто бываю. Мы с вами еще встретимся.
– Ммм...
Зашумел слив. На выходе меня поджидал человек в жилетке.
– Простите, у вас опять время вышло. Будете продлевать?
– Буду...
– Две тысячи иен.
– В смысле не буду... Выход где?
Заказанные мною вышли меня проводить. Схватившись за перила на краю площадки, я посмотрел в черное небо, глотнул трезвящего ночного воздуха и оглянулся. Они стояли у дверей, выстроившись в шеренгу. У меня зарябило в глазах и засвербило в глотке.
– Сейчас спою, – сказал я.
Они молчали.
– Сейчас точно спою! – повторил я и развернулся к перилам. Внизу тянулась улица Накабяку, вдали мигали желтым светофоры, город спал.
– Пой! – послышалось сзади. – Спивай, хлопче!
И я запел.
* * *
Персидские, сиамские, ангорские, абиссинские, бенгальские, бомбейские, египетские, сомалийские и еще бог знает какие кошки всю ночь тусовались у меня во рту. Под утро к ним присоединились росомахи, скунсы, бурундуки, еноты, опоссумы, мускусные крысы, хорьки и прочая сволочь, налакавшаяся сивушных масел из химического состава водки Suntory. Когда я открыл глаза, сволочь ичезла, оставив после себя нечто неописуемое. Во рту это «нечто» даже не поместилось, расползлось по всей голове и остальному организму, забило извилины и сосуды, натолкалось в суставы и позвонки, обволокло потроха и сдавило душу.
С матраса я сполз на татами, уронил голову на пахучие соломенные рубчики и лежал так минут двадцать. Потом медленно поднялся на четвереньки и еще медленнее – на ноги. Квартира вокруг была моя.
Час я истязал себя под душем, час отлеживался, час снова истязал, пил слабый чай, проветривал голову на балконе, зарывался головой в подушки, сидел в позе лотоса, опять шел под душ, опять падал на матрас, опять пил слабый чай – и к середине дня почувствовал, что скоро начну оживать.
Зазвонил телефон.
– Привет, – сказал женский голос. – Это Люся.
– Ага... – сказал я. – То есть, нет, не понял... Какая Люся?
– Ты что, не помнишь? Ты вчера всех заказал, а меня не заказал. Дал телефон, сказал «звони». Вот я и звоню. Ты чё делаешь сегодня?
– Гоню похмелье...
– А потом?
– Еще не знаю.
– А когда повезешь меня на ирисы смотреть?
– Куда смотреть?
– На ирисы! Обещал вчера. Забыл?
– Почему забыл... Не забыл...
– Когда повезешь?
– А когда лучше?
– Прямо сейчас. У меня дэйто отменилось.
– Чего отменилось?
– Ну, свидание! С кексом. Позвонил, говорит: «не могу». До вечера свободна. Поехали, ты обещал.
– Ну хорошо, поехали...
– Через десять минут у Макдональдса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
– А где Сабина? – осведомилась Моника, опорожнив свой стакан. – Мы тут за москалей пьем, так она шо – спряталась?
– Кто такая Сабина?
– Да то заподэнка. Тернопольская. Пропала куда-то.
– А остальные откуда?
– Остальные с Киева.
– Слушай, почему у вас с закуской так хило? Бразильцы на кухне съедают?
– Щас будет. Значит так. Я тебе закуску, ты мне заказ. Две сэнки. Нормально?
– Нормально.
– Давай сюда, я в кассу отнесу.
Она сгребла деньги и ушла к дверям. Пользуясь ее отсутствием, Миранда наклонилась ко мне и сказала:
– Я тоже так думаю!
– Как?
– Что они не все козлы. Я знаешь, как думаю? Я думаю, что есть плохие, а есть хорошие. Как и у нас. Я над этим очень долго думала.
– Сабина, дывысь, якый гарный хлопец! – Моника вела за руку высокую шатенку. – Мы тут общаемся, а ты спряталась.
– Мэнэ кексы замовылы, – сказала Сабина, усаживаясь. – Я хлопця ще з самого початку побачила. Очам не повирыла: звидкыля такый узявся? Зачудувалася. Хто тилькы до нас не прыходыть...
– Сабина, он говорит: наши кексы не козлы!
– Та ну! Та вже ж воны не дурни? Прыходять, сидають и мэнэ запытують: ты звидкыля? Я им говорю: з Тернопиля. Що?! З Чорнобыля?! Лякаються и видразу тикають. Хто ж воны ще, як не дурни?
– Ну и хорошо, что дурни. Были бы умные, разве б мы столько зарабатывали? Давайте выпьем за наших кексов!
– Ура-а-а!!!... За кексов!!!...
Пришел Карлос, поставил на стол новую бутылку водки Suntory и блюдечко. Сфокусировав взгляд, я разглядел на блюдечке горсть фисташек.
– Это «закуска»?!
– А шо? Где я тебе еще найду? У нас тут, блин, не Макдональдс.
– Я найду! – сказала Синди. – Сделаешь мне заказ?
– Сначала найди, потом заказ.
Синди побежала за сцену, Миранда за ней. Моника деловито наполняла стаканы. Сабина, подперев щеку, глядела на меня.
– Обережно з горилкою, хлопче! До хаты не потрапыш, пид забором будеш ночуваты. Мы з усима кексами пидряд пьемо, натренувалыся, куды тоби до нас.
– Ничего, – сказал я. – Ты нашего брата москаля еще не знаешь.
– Та господы! – вздохнула Сабина. – Хиба ж я вас не бачила...
На столе появилась картонная коробка с половинкой холодной пиццы. Синди стояла над ней с видом Геракла, добывшего золотые яблоки. Миранда подбежала и пристроилась рядом. Я медленно поднялся, оглядел зал, поманил пальцем человека в жилетке. Он мигом подскочил.
– Этой заказ. И этой заказ.
– Хай ! Четыре тысячи иен.
Я ткнул пальцем в Сабину.
– И этой тоже заказ.
– Хай ! Шесть тысяч иен.
Освободясь от лишних бумажек, я опустился в кресло и взял стакан.
– За щедрость! – сказала Моника. – За широкую, блин, русскую душу!
– Ура-а-а!!!... За щедрость!!!... За душу!!!...
Я вернул пустой стакан на стол и засунул в рот кусок пиццы. В следующую секунду, как танк над окопом, надо мной навис бюст Памелы.
– Караоке простаивает. Споешь?
– Спою.
– Что споешь?
– Оперу спою.
– Оперы нет.
– Тогда не спою. Хочешь заказ?
– Хочу.
– Этой тоже заказ!!!
– Хай ! Простите, у вас время вышло. Будете продлевать?
– Буду.
– Еще полчаса – две тысячи иен. С заказом – четыре тысячи иен.
– Держи.
– Ну чего? Раскочегарился? Башляешь?
– И этой тоже заказ!!!
– Хай ! Еще две тысячи иен.
– Вообще всем заказ! Кто тут у вас есть? Всем заказ!!!
– Будет исполнено! Одну минуту... Двенадцать тысяч иен.
– На.
– Это десять тысяч. Нужно еще две.
– Погоди... Больше нету. Всем заказ минус одна.
– Кто «одна»?
– Не знаю. Минус кто-нибудь. Кто у вас остался?
– Роза, Анжелика, Барби, Виолетта... Но они заняты...
– Да, да, вот им всем заказ. Ничего, что заняты. Кто еще?
– Все, больше нельзя. У вас полчаса. Отдыхайте, пожалуйста.
В полчаса уместилось многое. Трогательные брудершафты, разбитые стаканы, бородатые анекдоты, дурацкий смех, очередная бутылка, удивленный Дзюнтаро с кассетой, камни, ножницы, бумага, много чего другого, обреченного на ретроградную амнезию, а в довершение всего – прямо перед глазами – белая табличка с красными иероглифами: «Не бросайте в писсуар окурки, мусор и др.»
Иероглиф «и др.» располагался по центру и был сильно засижен мухами.
Кто-то потеребил меня за правый локоть.
– Хорошие девочки, да?
– Ага...
– Примите мою визитную карточку.
– Угу...
– Я здесь часто бываю. Мы с вами еще встретимся.
– Ммм...
Зашумел слив. На выходе меня поджидал человек в жилетке.
– Простите, у вас опять время вышло. Будете продлевать?
– Буду...
– Две тысячи иен.
– В смысле не буду... Выход где?
Заказанные мною вышли меня проводить. Схватившись за перила на краю площадки, я посмотрел в черное небо, глотнул трезвящего ночного воздуха и оглянулся. Они стояли у дверей, выстроившись в шеренгу. У меня зарябило в глазах и засвербило в глотке.
– Сейчас спою, – сказал я.
Они молчали.
– Сейчас точно спою! – повторил я и развернулся к перилам. Внизу тянулась улица Накабяку, вдали мигали желтым светофоры, город спал.
– Пой! – послышалось сзади. – Спивай, хлопче!
И я запел.
* * *
Персидские, сиамские, ангорские, абиссинские, бенгальские, бомбейские, египетские, сомалийские и еще бог знает какие кошки всю ночь тусовались у меня во рту. Под утро к ним присоединились росомахи, скунсы, бурундуки, еноты, опоссумы, мускусные крысы, хорьки и прочая сволочь, налакавшаяся сивушных масел из химического состава водки Suntory. Когда я открыл глаза, сволочь ичезла, оставив после себя нечто неописуемое. Во рту это «нечто» даже не поместилось, расползлось по всей голове и остальному организму, забило извилины и сосуды, натолкалось в суставы и позвонки, обволокло потроха и сдавило душу.
С матраса я сполз на татами, уронил голову на пахучие соломенные рубчики и лежал так минут двадцать. Потом медленно поднялся на четвереньки и еще медленнее – на ноги. Квартира вокруг была моя.
Час я истязал себя под душем, час отлеживался, час снова истязал, пил слабый чай, проветривал голову на балконе, зарывался головой в подушки, сидел в позе лотоса, опять шел под душ, опять падал на матрас, опять пил слабый чай – и к середине дня почувствовал, что скоро начну оживать.
Зазвонил телефон.
– Привет, – сказал женский голос. – Это Люся.
– Ага... – сказал я. – То есть, нет, не понял... Какая Люся?
– Ты что, не помнишь? Ты вчера всех заказал, а меня не заказал. Дал телефон, сказал «звони». Вот я и звоню. Ты чё делаешь сегодня?
– Гоню похмелье...
– А потом?
– Еще не знаю.
– А когда повезешь меня на ирисы смотреть?
– Куда смотреть?
– На ирисы! Обещал вчера. Забыл?
– Почему забыл... Не забыл...
– Когда повезешь?
– А когда лучше?
– Прямо сейчас. У меня дэйто отменилось.
– Чего отменилось?
– Ну, свидание! С кексом. Позвонил, говорит: «не могу». До вечера свободна. Поехали, ты обещал.
– Ну хорошо, поехали...
– Через десять минут у Макдональдса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90