Мне казалось, что короткой лекции о фонетическом строе трех языков должно быть достаточно, чтобы сколь угодно далекий от лингвистики человек навсегда перестал шикать. Чтобы он понял, что оригинальный слог, по-английски отображаемый как SHI, ни в коем случае нельзя переиначивать в русское ШИ, которое искажает японский звук непозволительно грубо. Что давно существует классическая система кириллической транслитерации, рекомендующая использовать слог СИ. Что, принимая это правило, мы жертвуем некоторой шепелявостью, которая действительно присутствует в японском звуке, но сохраняем его мягкость , которую английское SHI теряет более чем вполовину, а русское ШЫ убивает вовсе. Что мягкость важнее!
Увы и ах. Мои товарищи по диаспоре, зачастую даже готовые теоретически согласиться, продолжали напропалую шикать на практике. Им было так удобнее. Иероглифической письменности они не разбирали и воспринимали японские слова исключительно в латинском написании – а уж его преобразовывали в русские буквы так, как им казалось проще. Коммуникативных проблем это не вызывало, поскольку по-японски они все равно не говорили, а общение на «международном английском» прощало им еще и не такие фонетические вывихи. Шикать выходило эргономичнее .
Я примирился с этим. В конце концов, сказал я себе, это касается горстки людей в чужой стране. Они не породят никакой тенденции. В любой диаспоре язык деформируется, но это проблема диаспоры. В метрополии все будет хорошо.
Я заблуждался. Метрополия была теперь гораздо более открыта как Западу, так и Востоку. Языковые потоки из-за рубежа уже не фильтровались. Всяк берущийся за перо транскрибировал иностранные слова на свой лад, не вникая в тонкости. Досужий газетчик расписывал достижения концерна Матсушита, спортивные комментаторы вели репортажи из городов Шызуока и Шымизу, а Нормальные Пацаны, тряся растопыренными пальцами, бросились открывать суши-бары , где продавали «шабу-шабу» и «юдон».
Я недоумевал. Где же японисты ? Где переводчики и референты? Где люди, чей профессиональный долг вроде бы и состоит в предотвращении недоразумений при межкультурных контактах? Почему они не возвышают своего голоса? Почему меня, технаря и самоучку, это тревожит, а их нет?
Потом до меня дошло. Так дипломированные японисты оберегают чистоту цеха. Им удобно распознавать своих по правильной транслитерации. И приятно сознавать, что они единственные на постсоветском пространстве владеют этой заветной тайной. Дополнительным подтверждением чему была вычурная традиция несклонения японских слов, которой следовали наиболее ортодоксальные из них. Все эти «битвы при Цусима» и «пригороды Осака» служили все той же цели – еще надежнее отгородить свой круг от непосвященных.
Разочаровавшись в этой публике, я решил все же не опускать рук. Я прибегнул к помощи всемирной компьютерной сети. Среди дипломированных японистов нашелся один неравнодушный; с ним вдвоем мы запустили «Виртуальные Суси» – проект, само название которого звучало девизом и лозунгом. Так весной 1998 года началась долгая и бескомпромиссная борьба с сушизмом .
Первая же статья по вопросам транслитерации породила мощную волну откликов. Я попал в самый нерв. Появились как горячие сторонники, так и ярые противники. Были колеблющиеся, но не было равнодушных. Одно это придавало сил. Я продолжил агитацию и пропаганду. Я терпеливо объяснял разницу между транслитерацией и произношением, между разговором на своем языке и чужом, между звуками в различных фонетических системах. Я подкреплял свою позицию практическими примерами, яркими параллелями и историческими экскурсами. Я предпринял библиографические изыскания, в ходе которых выяснилось, что систему романизации Хэпберна (“shi” вместо былого “si”) узаконило специальное распоряжение оккупационного штаба американских войск в сентябре 1945 года. После этого открытия мне казалось, что уж теперь-то все прозреют окончательно. И снова увы.
Вопрос о «си» и «ши» оказался из категории вечных. Гостевая книга нашего сайта, не успев иной раз остыть от долгих дебатов, моментально воспламенялась снова, едва очередной неискушенный гость невинно сообщал, что ему в японских словах слышится «ши», но только вот не такое, как «шы», а именно вот как «ши» – ну, вы понимаете, о чем я. Пластинка тут же закручивалась по сотому разу. Интересным результатом этих столкновений было появление оппортунистической фракции «сущистов», которые всерьез предлагали перейти, а некоторые и активно перешли к диковинным написаниям типа «Хирощима» и «Щикоку». В остальном же мало что изменилось: если нам и удалось кого-то убедить, то очень немногих. А если даже и многих – то без особых видимых последствий. Самым заметным последствием лично для меня стали невротические реакции, от которых я уже давно не могу избавиться.
Джонатан Свифт в свое время описал политическую смуту и гражданскую войну из-за вопроса о том, с какого конца следует разбивать яйцо. Соблазн уподобить конфликт сусистов и сушистов классической войне тупоконечников из Лилипутии с остроконечниками Блефуску появляется иной раз и у меня, в редкую минуту слабости. Но уже в следующую минуту я отчетливо вижу, что такое сравнение никак нельзя признать корректным. Ибо проблема «си» и «ши» отнюдь не сводится к вопросам хорошего тона и грамотности. В пределе – это все та же проблема всемирной культурной энтропии. И посильного сопротивления ее росту.
По большому счету, речь идет не о том, какой русский звук ближе к тому или иному японскому. Речь идет о порожденном мозговой ленью уповании на стандарт. О наивной вере в латинские буквы – которые в перспективе, конечно же, должны вытеснить китайские иероглифы, японскую кану, арабскую вязь, славянскую кириллицу и вообще всё нестандартное. Речь о ленивом снисхождении: ну ладно, хотите по-русски, будет вам по-русски. Было “shi”, стало «ши». Было “ji”, станет «джи». Видим “tsu”, так и напишем – «тсу». Логично? Ну, еще бы...
Пока худо-бедно держатся европейские языки. Только человек без высшего образования прочтет надпись “Bordeaux” как «Бордеаукс». Человек с дипломом, скорее всего, распознает слово как французское – и, значит, нетривиальное в прочтении. Может быть, даже поинтересуется у знающих людей, как такое слово читается на языке Вольтера и Зидана. Журналист наверняка поинтересуется. Потому что знает: напишет неправильно – будет позор.
А японское слово переврать – позора не будет. Потому что язык редкий и страна экзотическая. Знающих людей мало, и страшно далеки они от народа. Не перед кем позориться. Вот они и плодятся, как бациллы, вот они и множатся – все эти «кокеши» и «такаши», «кокоши» и «тотоши», «чушиды» и «шимоды», «мукаши-банаши» и «шичими-тогараши».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90