– В Японии тоже не везде! Токийских девчонок послушаешь, так у них не так. Столичный кекс ушлый, себе на уме, его развести – попотеть надо. Под столичных и ложиться иной раз приходится. А тут у нас тишь, глухомань, кекс дремучий, непуганый, такого только и динамить.
Поля кончились. Шоссе попетляло меж холмов и нырнуло в длинный тоннель.
– Можно еще волосами торговать, – продолжала Люся. – У нас блондинки крашеные, но это секрет, для кексов мы все натуральные. Бывает, отстрижешь волосину и продашь за сэнку. Типа сувенир. А один раз я целую манку заработала. Сейчас расскажу, ты со смеху помрешь. Кекс спрашивает: вот на голове у тебя белые волосы, а какого цвета там ? Я говорю: зеленого. Как, удивляется, почему зеленого? Чернобыль, отвечаю, мутация! Ух ты, говорит, хочу посмотреть. Щас, говорю, погоди. Иду в гримерку, там хвост висит, с которым Моника выступает. Отрезаю от него зеленую волосину и приношу. Покупай, говорю, десять тыщ стоит. Купил.
– Что ж он, не видел, чего берет?
– Темно, пьяный... Хотя им и трезвым можно что угодно впаривать. Очень легковерный народ.
Тоннель остался позади. Нас опять обступили лесистые холмы. Некоторое время мы ехали молча.
– Все должно как-то объясняться, – сказал я. – Мне вот что подумалось. На самом деле, такой феномен просто обязан был здесь прижиться. Традиции вполне располагают. Возьмем институт гейш. Такая же покупка женского общества – причем, без иллюзий по поводу близости. Клиент платит немалые деньги, чтобы побеседовать, пофлиртовать, насладиться тонкой игрой двух умов – и заранее знает, что до койки дело не дойдет.
– А наш клиент, – сказала Люся, – платит немалые деньги, чтобы поглазеть на голые титьки. И по возможности их полапать. Вот на что хватает тонкой игры ихних умов.
– Ну так ведь и вы не гейши! Настоящая гейша должна слагать трехстишия, играть на сямисэне, грамотно заваривать чай. Их по многу лет учат. А если уметь только грудь оголять, то чего ждать в ответ?
– Что значит «уметь только оголять»? Ты видел, как я танцую? Я бальными танцами с пяти лет занимаюсь! Я на конкурсах выступала! Но здесь это никто не оценит, здесь титьку показывай, и всё. Это не мы дуры, это публика убогая.
– Видишь ли, – сказал я, – у вас собирается специфический контингент. По нему ни о чем нельзя судить.
– Да прям! Ты знаешь, сколько таких клубов сейчас в Японии? Если открыли даже в этой дыре – сколько их тогда в Токио? Можешь представить, какая прорва наших здесь работает? Скоро не останется ни одной украинской девки, которая не съездила бы в Японию. Гигантский спрос! Нет тут ничего специфического, просто таков японский мужик – закомплексованный и похотливый. Ты говоришь: игра умов. Кабы они хотели наслаждаться игрой умов, так и наслаждались бы на родном языке, со своими тетками. А если я по-японски двух слов связать не могу – какая тут игра, каких умов?
Крыть было нечем.
– Кстати, знаешь, какие деньги наши девчонки привозили семь-восемь лет назад, когда этот бизнес начинался? Только за то, чтобы ты пошла с кексом на какую-нибудь пьянку, отваливали по десять манок! Тыщу баксов по тогдашнему курсу. Это только за то, что сослуживцы увидят его в обществе белой женщины, больше ни за что. Вот и скажи теперь: уважают они сами себя, или как?
– Ну хорошо, а вот ты уважаешь сама себя?
– А я-то при чем?
– Ладно... Приехали.
Перед нами лежала гравийная стоянка, за которой возвышались красные деревянные ворота с двумя перекладинами. Я припарковался. Мы вышли.
– Где твои ирисы? – спросила Люся.
– В парке, – ответил я. – Только они еще не расцвели. Это будет через месяц.
– Зачем же ты меня сюда привез?
– Просто походим. Здесь и без ирисов хорошо.
За воротами находился павильон для омовений рук и ополаскиваний ртов. Бронзовый дракончик, грустно закатив глаза, выпускал из пасти струйку воды. Я жадно выпил четыре ковшика. Люся сделала два глотка.
– Удивительно, – сказал я. – Вы правда такие все устойчивые к алкоголю? Каждую ночь пьете, как лошади, а с похмелья не мучаетесь?
– Да ты что, – усмехнулась Люся. – Достаточно, чтобы кексам так казалось, иначе бы мы все давно спились. Налить воды вместо виски несложно. Конечно, не всегда получается – то кекс норовит сам подлить, то всё слишком на виду. А иной раз так достанут, что и самой захочется. Но все-таки с утра обычно дэйты, надо быть в форме.
– Погоди... А эти вчера меня тоже дурили, что ли?
– Возможно. Ты ж пойми, у нас рефлекс: пришел кекс, его надо напоить, а самой не напиться. На автомате действуешь.
В сумочке у нее запищало. Она вынула мобильный телефон:
– Моси-моси ! Хелоу! Из ыт ю?.. Йес-йес!.. Ноу-ноу!.. Ай сэд ноу!.. Нау? Элоун. Оунли ван. Оунли ми... Хонто-хонто ... Ноу-ноу, тудэй дамэ ! Ай эм бизи да кара . Си ю лэйта. Бай-бай.
Она выключила телефон и вздохнула:
– Жених...
– Какой еще жених?
– Ну, это так говорится. Есть просто кексы, а есть женихи. В принципе, бывают еще бойфренды, но про них отдельный разговор. А женихи – это которые жениться хотят. С ними нужна особая стратегия. Жениха надо все время разруливать с кексами, чтоб он с крючка не сошел. Скажем, у Каролины всегда два жениха и что-то около десяти кексов. Прикинь, каково ей крутиться!
– А бойфрендов сколько у Каролины?
– Бойфренд всегда один. Это же бойфренд! Но бойфренды мало у кого. Они невыгодные. А вот жених – это золотое дно, его динамить можно долго-долго. Хотя там тоже свои тонкости. Я со своим вконец замучилась. Звонит и звонит, ни минуты покоя... А куда мы дальше пойдем?
– Туда, к ирисам...
Ирисовая плантация была укрыта полиэтиленом. Строгие ряды остролистных кустиков послушно торчали из круглых дырок. Многие уже выпустили стрелки.
– Вот, – сказал я. – Скоро распустятся. Тогда повалит народ, и здесь будет не протолкнуться. А пока даже в субботу никого нет.
Мимо пронесся пацан лет десяти, держа что-то в руках. Оглянулся, тормознул и подбежал к нам.
– Глядите!
В его протянутой руке шевелилась маленькая черепашка. Она неуклюже сучила всеми четырьмя лапками и разевала рот с единственным зубом. Пацан поднял с земли прутик и сунул ей между челюстей. Прутик хрустнул и распался надвое.
– Где взял? – поинтересовался я.
– В пруду поймал. Вон там. Ну ладно, бай-бай!
– Здесь еще и пруд? – проводив пацана взглядом, спросила Люся.
– Конечно. Что за парк без пруда?
Пруд напоминал своей формой неправильный бублик, извилистый и вытянутый. На остров, игравший роль дырки от бублика, были перекинуты два красных горбатых мостика. Мы взошли на один и облокотились на перила.
– Рыбы... – задумчиво сказала Люся, глядя в воду.
– Карпы, – пояснил я. – Символ богатства.
– Разноцветные... Красиво... А что они тут едят?
– Они едят специальный корм. Которым ты их можешь угостить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90