Она была похожа на воздушный шарик, в нужных местах перетянутый тугими резинками, – а походку имела такую, словно ее с отскоком от пола вел невидимый баскетболист. Плюхнувшись напротив, выбросила в мою сторону жеманно изогнутую руку:
– Говорят, наши в городе?
– Не врут.
– Каролина.
– Очень рад.
– А чего ты девчонкам не башляешь?
– Жадный.
– Да ладно тебе. Ты давай башляй.
– Ага.
Попса в динамиках вдруг обрубилась, и свет в заведении стал медленно гаснуть.
– Рэдиз андо дзенторимен! – раздалось под потолком. – Сёу-тайм!!!
Публика затихла и напряженно подалась вперед. Сценическое возвышение осветилось, заиграл какой-то несуразный гопак – и кулисы исторгли тощенькую приму в цветастой пачке и в таком же цветастом бюстгальтере. Выбежав на середину, прима исполнила несколько не вполне уверенных па, а затем нажатием потайной кнопки отправила обе половины бюстгальтера дуплетом в потолок, явив взорам изголодавшейся публики давно обещанное.
– Рэдиз андо дзенторимен! – торжественно возгласил ведущий. – Дзыс из Синди!!!
Под одобрительные крики и рукоплескания Синди разыграла минутную пантомиму, изображая сразу и корову, и доярку. Затем спустилась в зал и подиумным шагом направилась к ближайшему зрителю. Пантомима повторилась в сокращенном варианте у него перед носом. Зритель вытащил кошелек.
– Понял, как надо? – наставительно сказала Каролина.
Когда Синди взошла обратно на сцену, балетной пачки на ней уже не было, а из трусов во множестве торчали тысячные банкноты – как подрывные брошюры за кушаком революционного студента. Она раскланялась, послала залу воздушный поцелуй и исчезла за кулисами.
– Ну, чего не дал? – строго спросила Каролина. – Жаба давит?
– Так она не подошла... Кабы подошла, я б дал...
– Рассказывай! – Каролина махнула рукой, поднялась и отпасовалась на другую половину поля.
Музыка сменилась на что-то сладкозвучно-персидское. Я взял два морковных ломтика и попробовал загрести ими побольше майонеза. Ломтики были длинные, хлипкие, немилосердно гнулись и на роль палочек совсем не годились.
– Рэдиз андо дзенторимен! Дзыс из Моника!!!
Я поднял глаза и увидел на сцене свою недавнюю собеседницу. Она блестела и переливалась, вся увитая разноцветной мишурой и перьями. Из области копчика произрастал павлиний хвост. Спереди, потеснив перья и мишуру, выпукло торчало все то же. Новую пантомиму следовало бы назвать «Птичье молоко».
Выполнив план по надою, Моника спустилась со сцены и направилась прямиком ко мне. Дойдя, развернулась задом и несколько раз подвигала вверх-вниз хвостом. Амплитуда была впечатляющей.
– Классно, – сказал я.
Уперев руки в боки, она стояла передо мной. Ей не хватало лишь прилавка с толстолобиками.
– И что теперь? – спросил я. – Денег дать?
Она уверенно кивнула. Я вытащил из кармана тысячную купюру и сунул ей куда-то в мишуру. Она довольно хлопнула себя по оперению, потрепала меня по щеке и проследовала к следующему столику – а там уселась на зрителя верхом и скакала на нем амазонкой, покуда тот не раскошелился.
– Рэдиз андо дзенторимен! Дзыс из Памэра!!!
Третий номер программы был, видимо, задуман гвоздем. Таких размеров и таких надоев не видывала никакая ВДНХ. Клиенты заведения благоговейно примолкли и таращились на рекордсменку, чтобы во всех деталях донести увиденное до друзей и сослуживцев. Памела властно и величественно прошлась по залу – как татарский хан, собирающий дань с покоренного племени. Я был единственным, кто удостоился от нее каких-то слов. Принимая от меня очередную сэнку , она наклонилась и жарко прошептала:
– Милый, как меня достали эти обезьяны!..
Я проводил ее взглядом до следующего столика, где уже взволнованно трепыхались протянутые банкноты. Вдруг справа вытянулась чья-то рука и утерла мне нижнюю губу влажной салфеткой. Рука принадлежала конопатой девчонке с озорными глазами – я и не заметил, как она подсела ко мне со своими шуточками.
– Привет, меня зовут Миранда.
– Привет, Миранда.
– За знакомство?
– Давай.
– Рэдиз андо дзенторимен! Дзыс из Антонио!!!
На сцене нарисовался мускулистый бронзовый красавец в плавках. Он поворачивался туда-сюда и напрягал различные группы мышц, как на турнире по бодибилдингу.
– Антонио из МАЧО !!!
– МАЧО !!! МАЧО !!! – в восторге заголосили пьяные гости.
– Тьфу ты! – сказала Миранда. – Руки-то красные. «Мачо»...
– А почему красные?
– Он у нас посудомойка. Сейчас покривляется, штаны наденет, и опять на трудовую вахту.
Мачо обошел зал, собирая в плавки чаевые.
– Рэдиз андо дзенторимен! Сёу-тайм из ова! Санкю вери мач!!!
На сцену выкатили установку для караоке. Из зала вышла тетенька лет семидесяти, овладела микрофоном и затянула грустную песню.
– Надеюсь, она не будет раздеваться? – спросил я.
– Эта не будет. А вообще бывает – иной кекс переберет и давай стриптизить. Помню, один монах из рясы выпрыгнул и за Каролиной погнался. Еле убежала.
– Весело тут у вас.
– Ну. Потом, говорят, надоедает. Но я недавно, мне еще не надоело.
– А с языком как?
– Пока не очень. Но я учу. Вот, смотри...
Миранда протянула крохотный блокнотик. Я открыл наугад и прочитал:
боинчан – грудь скебе – козел
печапай – грудь сэнэн – сэнка
ощили – жопа ичиман – манка
атока – мужик оманка – спросить у девч.
– Хороший глоссарий, – сказал я. – Репрезентативный. Но есть некоторые неточности в переводе. Вот, скажем, «скебе» – это не то, чтобы «козел».
– А как?
– Ну, что ли... «сексуально озабоченный».
– Значит, козел и есть. Все правильно. Что они, не козлы разве?
– Козлы, блин, все как один! – вернувшаяся Моника, уже без хвоста и перьев, устраивалась рядом. – Тупые, грязные, скебешные козлы!
– Точно, – подтвердила Синди, вливаясь в компанию. – Козлы. И обезьяны. Все до одного. Ненавижу.
– Кто это «все до одного»?
– Кто, кто... Японцы! Нация дегенератов. Или я неправа?
– По-моему, нет.
– Погоди, – сказала Моника. – А ты шо вообще тут делаешь? Работаешь?
– Да, в университете...
– И хочешь сказать, они тут не козлы?
– Бывают, конечно, но ведь не все...
– Та ну! Шо ты видел в своем, блин, университете? Я тебя умоляю! Козел на козле и козлом погоняет. Вон, гляди:
– ДЗЯН !!! КЕН !!! ПОН !!! – грохнуло за столиком в углу. Клиенты играли с девушками в «камень-ножницы-бумагу» – выбрасывали кто кулак, кто два пальца, кто ладонь. Проигравший выпивал рюмку водки.
– Ну шо, не козлы? Ты можешь представить, шоб русские мужики маялись вот такой же, я извиняюсь, херней? А эти ничего другого не умеют и не хотят. В натуре козлы. У нас, блин, Кучма – и тот умнее.
– Ладно, – сказал я, – вас не переспоришь. Козлы, так козлы.
– Правильно! Давайте выпьем за русских мужиков!
– Ура-а-а!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
– Говорят, наши в городе?
– Не врут.
– Каролина.
– Очень рад.
– А чего ты девчонкам не башляешь?
– Жадный.
– Да ладно тебе. Ты давай башляй.
– Ага.
Попса в динамиках вдруг обрубилась, и свет в заведении стал медленно гаснуть.
– Рэдиз андо дзенторимен! – раздалось под потолком. – Сёу-тайм!!!
Публика затихла и напряженно подалась вперед. Сценическое возвышение осветилось, заиграл какой-то несуразный гопак – и кулисы исторгли тощенькую приму в цветастой пачке и в таком же цветастом бюстгальтере. Выбежав на середину, прима исполнила несколько не вполне уверенных па, а затем нажатием потайной кнопки отправила обе половины бюстгальтера дуплетом в потолок, явив взорам изголодавшейся публики давно обещанное.
– Рэдиз андо дзенторимен! – торжественно возгласил ведущий. – Дзыс из Синди!!!
Под одобрительные крики и рукоплескания Синди разыграла минутную пантомиму, изображая сразу и корову, и доярку. Затем спустилась в зал и подиумным шагом направилась к ближайшему зрителю. Пантомима повторилась в сокращенном варианте у него перед носом. Зритель вытащил кошелек.
– Понял, как надо? – наставительно сказала Каролина.
Когда Синди взошла обратно на сцену, балетной пачки на ней уже не было, а из трусов во множестве торчали тысячные банкноты – как подрывные брошюры за кушаком революционного студента. Она раскланялась, послала залу воздушный поцелуй и исчезла за кулисами.
– Ну, чего не дал? – строго спросила Каролина. – Жаба давит?
– Так она не подошла... Кабы подошла, я б дал...
– Рассказывай! – Каролина махнула рукой, поднялась и отпасовалась на другую половину поля.
Музыка сменилась на что-то сладкозвучно-персидское. Я взял два морковных ломтика и попробовал загрести ими побольше майонеза. Ломтики были длинные, хлипкие, немилосердно гнулись и на роль палочек совсем не годились.
– Рэдиз андо дзенторимен! Дзыс из Моника!!!
Я поднял глаза и увидел на сцене свою недавнюю собеседницу. Она блестела и переливалась, вся увитая разноцветной мишурой и перьями. Из области копчика произрастал павлиний хвост. Спереди, потеснив перья и мишуру, выпукло торчало все то же. Новую пантомиму следовало бы назвать «Птичье молоко».
Выполнив план по надою, Моника спустилась со сцены и направилась прямиком ко мне. Дойдя, развернулась задом и несколько раз подвигала вверх-вниз хвостом. Амплитуда была впечатляющей.
– Классно, – сказал я.
Уперев руки в боки, она стояла передо мной. Ей не хватало лишь прилавка с толстолобиками.
– И что теперь? – спросил я. – Денег дать?
Она уверенно кивнула. Я вытащил из кармана тысячную купюру и сунул ей куда-то в мишуру. Она довольно хлопнула себя по оперению, потрепала меня по щеке и проследовала к следующему столику – а там уселась на зрителя верхом и скакала на нем амазонкой, покуда тот не раскошелился.
– Рэдиз андо дзенторимен! Дзыс из Памэра!!!
Третий номер программы был, видимо, задуман гвоздем. Таких размеров и таких надоев не видывала никакая ВДНХ. Клиенты заведения благоговейно примолкли и таращились на рекордсменку, чтобы во всех деталях донести увиденное до друзей и сослуживцев. Памела властно и величественно прошлась по залу – как татарский хан, собирающий дань с покоренного племени. Я был единственным, кто удостоился от нее каких-то слов. Принимая от меня очередную сэнку , она наклонилась и жарко прошептала:
– Милый, как меня достали эти обезьяны!..
Я проводил ее взглядом до следующего столика, где уже взволнованно трепыхались протянутые банкноты. Вдруг справа вытянулась чья-то рука и утерла мне нижнюю губу влажной салфеткой. Рука принадлежала конопатой девчонке с озорными глазами – я и не заметил, как она подсела ко мне со своими шуточками.
– Привет, меня зовут Миранда.
– Привет, Миранда.
– За знакомство?
– Давай.
– Рэдиз андо дзенторимен! Дзыс из Антонио!!!
На сцене нарисовался мускулистый бронзовый красавец в плавках. Он поворачивался туда-сюда и напрягал различные группы мышц, как на турнире по бодибилдингу.
– Антонио из МАЧО !!!
– МАЧО !!! МАЧО !!! – в восторге заголосили пьяные гости.
– Тьфу ты! – сказала Миранда. – Руки-то красные. «Мачо»...
– А почему красные?
– Он у нас посудомойка. Сейчас покривляется, штаны наденет, и опять на трудовую вахту.
Мачо обошел зал, собирая в плавки чаевые.
– Рэдиз андо дзенторимен! Сёу-тайм из ова! Санкю вери мач!!!
На сцену выкатили установку для караоке. Из зала вышла тетенька лет семидесяти, овладела микрофоном и затянула грустную песню.
– Надеюсь, она не будет раздеваться? – спросил я.
– Эта не будет. А вообще бывает – иной кекс переберет и давай стриптизить. Помню, один монах из рясы выпрыгнул и за Каролиной погнался. Еле убежала.
– Весело тут у вас.
– Ну. Потом, говорят, надоедает. Но я недавно, мне еще не надоело.
– А с языком как?
– Пока не очень. Но я учу. Вот, смотри...
Миранда протянула крохотный блокнотик. Я открыл наугад и прочитал:
боинчан – грудь скебе – козел
печапай – грудь сэнэн – сэнка
ощили – жопа ичиман – манка
атока – мужик оманка – спросить у девч.
– Хороший глоссарий, – сказал я. – Репрезентативный. Но есть некоторые неточности в переводе. Вот, скажем, «скебе» – это не то, чтобы «козел».
– А как?
– Ну, что ли... «сексуально озабоченный».
– Значит, козел и есть. Все правильно. Что они, не козлы разве?
– Козлы, блин, все как один! – вернувшаяся Моника, уже без хвоста и перьев, устраивалась рядом. – Тупые, грязные, скебешные козлы!
– Точно, – подтвердила Синди, вливаясь в компанию. – Козлы. И обезьяны. Все до одного. Ненавижу.
– Кто это «все до одного»?
– Кто, кто... Японцы! Нация дегенератов. Или я неправа?
– По-моему, нет.
– Погоди, – сказала Моника. – А ты шо вообще тут делаешь? Работаешь?
– Да, в университете...
– И хочешь сказать, они тут не козлы?
– Бывают, конечно, но ведь не все...
– Та ну! Шо ты видел в своем, блин, университете? Я тебя умоляю! Козел на козле и козлом погоняет. Вон, гляди:
– ДЗЯН !!! КЕН !!! ПОН !!! – грохнуло за столиком в углу. Клиенты играли с девушками в «камень-ножницы-бумагу» – выбрасывали кто кулак, кто два пальца, кто ладонь. Проигравший выпивал рюмку водки.
– Ну шо, не козлы? Ты можешь представить, шоб русские мужики маялись вот такой же, я извиняюсь, херней? А эти ничего другого не умеют и не хотят. В натуре козлы. У нас, блин, Кучма – и тот умнее.
– Ладно, – сказал я, – вас не переспоришь. Козлы, так козлы.
– Правильно! Давайте выпьем за русских мужиков!
– Ура-а-а!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90