– О Господи.
Таня закрыла лицо руками и вдруг начала рыдать.
С гладкой поверхности на Джозефа смотрел совершенно другой человек, лицо которого, как страшная маска, вполне могло напугать ребенка. И борода не скроет подобное уродство. Правая щека глубоко впала. Челюсть оказалась свернутой на сторону, а рот навсегда искривила отвратительная улыбка. Разорванная пулей и наскоро сшитая Таней нижняя губа не прикрывала нижний ряд зубов. Джозеф открыл рот: большинство зубов, особенно с правой стороны, были выбиты. У языка оторван кончик. Вот почему так трудно говорить.
Швы еще были свежими и красными. Шрамы так деформировали лицо, что нос съехал куда-то набок. Вид у Джозефа был вконец измученный, и только глаза, темные, с беспокойным блеском, отдаленно напоминали еще прежнего человека.
Джозеф еще долго смотрел на себя в зеркало и молчал, пытаясь смириться с мыслью, что до самой кончины ему придется существовать скрытым ото всех за этой уродливой маской вместо лица.
Наконец он выпрямился и посмотрел на Таню.
– Ты совершенно нрава, – начал медленно произносить Джозеф, стараясь выговорить каждое слово. – Швы что надо.
Таня открыла лицо, красное от слез:
– Я сделала все, что могла, зэк.
– Знаю, Таня. Знаю.
– Ты был сплошное месиво. А доктора звать или отправлять тебя в больницу – нельзя, сам знаешь.
– Знаю. – Он протянул руки и обнял ее. – Прекрасная работа. Спасибо тебе.
Сквозь слезы она вдруг засмеялась:
– Вежливый какой. Я из его лица сделала штопаный носок, а он еще и благодарит меня.
– Ты спасла меня. А жить можно и с этим лицом.
Ее тело было большим и сильным. Она обняла его в ответ, а потом вдруг отстранилась и начала вытирать слезы:
– Тебе надо смириться с этим, зэк, и жить дальше. Выбора-то все равно нет.
4
АНГЛИЯ
Катарина сидела в здании вокзала Виктория на жесткой деревянной скамье, рядом с весами для багажа. Сейчас ей нельзя было дать и пятнадцати лет. Серая школьная форма и куртка – так ей велели одеться монахини специально для путешествия. Голым коленкам было очень холодно: белые гетры не защищали их от морозного воздуха. Рядом с Катариной стоял большой чемодан, а маленький лежал на коленях, и девочка вцепилась в него, как в свою последнюю надежду и драгоценность.
Шум большого вокзала со всех сторон обрушивался на Катарину: скрежет и визг колес, звуки шагов и гул голосов, выкрики. Девочка раньше никогда не видела толпы и могла бы испугаться сейчас, если бы не понимала, что этому безумному, окружившему ее миру нет до нее никакого дела.
Она сидела на тяжелой скамье, как забытый кошелек или оставленный случайно зонтик, – нуль, пустое место. Она была сейчас ничтожной песчинкой в этом шумящем, кричащем, ревущем мире.
Она не знала, сколько миль ей пришлось преодолеть за два последних дня, но сознавала, что вся ее прошлая жизнь, семья теперь далеко позади и растворились, словно в дымке.
Родственники посадили Катарину на поезд в Брешиа, и ночью девочка добралась до Милана. Монахини ее встретили, и Катарина провела ночь в монастырской келье в центре города. Всю ночь она не могла сомкнуть глаз, прислушиваясь к шуму машин за окном и к той злобе и ненависти, что свили гнездо в ее сердце.
Лондонский поезд оказался намного больше миланского. Катарина ехала в купе вместе с другими пятью пассажирами. За окном перед ней промелькнула вся Италия, затем появилась Франция с бесконечной вереницей полей и городов, городов и полей.
В Париже была остановка на несколько часов, а затем вновь замелькали города и поля, которым, казалось, нет конца, – и так час за часом, миля за милей, пока закат не сменился мраком ночи.
В Дувр они прибыли вовремя. Уставшая Катарина оказалась наконец в стране, где ее собирались удочерить. Появились откуда-то еще монахини, на этот раз английские, которые тоже ждали ее, чтобы отвезти в маленький монастырь, расположенный неподалеку от города. Катарина оказалась в центре внимания и нескрываемого любопытства. Ей пришлось провести еще одну ночь в странной неудобной постели, и опять непривычные звуки не давали ей уснуть.
Рано утром монахини усадили Катарину в поезд, и вот наконец в 7.30 она оказалась в Лондоне на продуваемом всеми ветрами вокзале Виктория.
Здесь монахинь не было, и никто не встретил Катарину, кроме очень занятого служителя вокзала, который подвел ее к огромной деревянной лавке и сказал, чтобы она сидела здесь и никуда не отходила.
И вот она сидела теперь как кукла, боясь даже пошевелиться.
Мимо прошла группа мужчин в черных строгих костюмах, котелках и с зонтами в руках – словно ожившая карикатура на англичан. Катарина пристально посмотрела им вслед. Неужели ее отец будет похож на этих людей?
Она подумала, что все вокруг очень похоже на сон. Теперь Катарина решила разглядывать ноги, которые мелькали перед ее глазами. Она смотрела на все эти бесконечные ботинки и туфли так долго, что погрузилась в странное забытье. Очнулась, когда обнаружила, что пара хорошо начищенных черных кожаных ботинок остановилась перед ней. Катарина выпрямилась и почувствовала, как замирает ее сердце.
Перед ней стоял мужчина средних лет с плоским невыразительным лицом, в серой униформе и фуражке с околышем, которую он снял, как казалось, для того, чтобы лучше разглядеть Катарину. Вряд ли это ее отец.
– Мисс Катарина Киприани?
Катарина кивнула в ответ.
Человек протянул руку, чтобы взять тяжелый чемодан:
– Позвольте взять ваш багаж, мисс.
Катарина настороженно вцепилась в свой чемодан. Человек посмотрел в ее недоумевающее лицо.
– Вы говорите по-английски? – с сомнением в голосе произнес он.
Катарина опять кивнула в ответ.
– Меня зовут Уоллас. Я шофер мистера Годболда, – произнес человек учтиво. – Я должен отвезти вас домой.
В машине Катарина села назад, и мягкие кожаные сиденья словно поглотили ее. Ей приходилось приподниматься, чтобы смотреть в окно.
Катарина ни разу не видела улиц большого города. Все здесь было для нее открытием. Катарина думала о богатстве тех, кто владел этими великолепными зданиями. Они ехали вдоль широкой серой реки, что протекала через центр города. Над ней, выгнув спину, повисли бесчисленные мосты. Шофер вдруг указал в окно:
– Вот здесь работает мистер Годболд.
Катарина в изумлении посмотрела:
– А что это?
– Вестминстерский дворец, мисс. Здание парламента.
Она наклонилась к окну, чтобы получше разглядеть здание, и вспомнила слова дяди Тео:
«Что бы ты ни думала об отце, он по-прежнему остается человеком богатым и влиятельным. Только отец может помочь тебе развить твои способности дальше» . И вот перед глазами девочки проплывает доказательство могущества и богатства отца.
Затем они проехали мимо огромного парка, в котором деревья стояли уже без листьев, но трава была зеленой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161