Ты ищешь нечто иное.
– Нет. То же самое, Анна, то же самое.
– Неправда. У тебя есть какой-то свой план, о котором ты мне ничего не рассказываешь.
Филипп повернулся и подошел к мраморному пьедесталу с бронзовой женской головой. Глаза женщины были закрыты. Наверное, это был символ смерти. Он провел рукой по поверхности скульптуры, стоя спиной к Анне. Она почувствовала внутреннюю борьбу в душе возлюбленного, словно он сомневался, говорить правду или нет.
Правду? А может быть, еще одну ложь? Анна ждала, чувствуя, будто какая-то пружина сжимается в груди.
Но когда Филипп повернулся к Анне, лицо его ничего не выражало.
– У тебя нет никаких оснований в чем-то подозревать меня, Анна.
Она почувствовала, что готова разрыдаться, и бросилась к двери.
– Анна! – Филипп устремился за ней следом и перехватил на полпути, развернув к себе лицом. – Почему ты не веришь мне? Почему?
– Потому что знаю, что ты обманываешь меня. Я уже могу разобраться, когда ты что-то от меня скрываешь.
Филипп наклонился, чтобы поцеловать Анну.
– Нет! – вскрикнула она и попыталась высвободиться из его сильных объятий. Но все оказалось напрасным. Его губы заглушили крик. Он поднял Анну и понес к постели.
Они любили друг друга при расшторенных окнах с видом на нью-йоркское небо. Такого Анна не испытывала даже с ним. Филипп шестым чувством угадывал, что ей нужно, и предупреждал любое ее желание. Когда все кончилось, Анна расплакалась, будто освободившись наконец от страшного напряжения.
– Прости, прости меня. Филипп, что я не доверяла тебе.
На следующее утро они уже были в Вейле, который встретил их великолепной белизной горных вершин. Везде еще сохранились рождественские елки. Бридж-стрит была украшена праздничными огнями, и гирлянды висели на фасадах зданий.
Даже госпиталь «Kapp Мемориал» встретил Анну рождественскими елками. Дети из соседних школ сделали самодельные поздравительные открытки, которые пестрели теперь на дверях больничных палат.
Мать сидела на постели и слушала музыку. Анна почувствовала, что сердце ее вот-вот остановится, когда она увидела радостную улыбку Кейт. Та подняла руки и обняла дочь.
– Анна, Анна, – не переставая, шептала она.
– Ты соскучилась по мне?
– Да…
– Я кое-что привезла тебе, – сказала дочь, роясь в сумке. – Серебряный браслет из Милана, кашемировый джемпер – из Лондона, и целая гора книг. А эту банку меда я привезла тебе из Грейт-Ло.
Анна смотрела, как мама взяла мед – пальцы еще не слушались ее. Банка готова была выскочить, но Анна вовремя перехватила ее. Улыбка еще раз осветила лицо матери.
– Эвелин… – Кейт посмотрела на Анну. Анна кивнула ей в ответ.
– Она сейчас не в лучшей форме, мама. Хотя выглядит неплохо. Эвелин очень больна. Она умирает.
Глаза Кейт повлажнели.
– Надо… к ней, – с трудом прошептала она.
– Да, мама. Как только ты выйдешь отсюда, мы тут же отправимся в Англию.
– Мне нужно…
– Да, мама. Ты ей очень, очень нужна.
– Больно…
– Эвелин? Ты имеешь в виду Эвелин? Ей дают наркотики. Сиделка находится с ней по ночам. Мне обещали, что бабушка не будет очень сильно страдать.
– Печально. Эвелин больна… я здесь…
– Скоро ты тоже сможешь отправиться в путешествие. И тогда мы снова будем все вместе.
Радостно было видеть, как вновь оживает лицо Кейт, исчезает маска болезненного равнодушия.
От неожиданности Анна даже вздрогнула, когда перед ее мысленным взором на мгновение мелькнул образ Кейт, неподвижно лежащей в кровати.
Отрастающие волосы придавали Кейт очень молодой вид. Сейчас она напоминала девочку. Создавалось такое ощущение, будто этот инцидент вернул Кейт ее молодость. Она по-прежнему говорила с трудом и часто переходила на шепот, но Анна теперь точно знала, что мозг матери каким-то чудом остался неповрежденным. С помощью специалистов и координация движений должна была быть восстановлена.
– Я беспокоюсь, Анна… – прошептала Кейт.
– Беспокоишься обо мне , почему?
– Будь осторожна.
– Не волнуйся за меня. Сосредоточься на себе. Ты быстро поправляешься, каждый день тебе все лучше.
Кейт удалось надеть браслет, и она начала любоваться им.
– Прекрасно. Спасибо.
Анна налила в бокал апельсинового сока и передача его матери:
– Мама, наши поиски Джозефа Красновского очень продвинулись.
– Джозефа?..
Анна увидела какое-то странное выражение, мелькнувшее в чертах Кейт.
– Не можешь вспомнить?
– Нет.
– Ведь ты так долго искала его. Ты забыла, как нашла дневник? Забыла о своем путешествии в Россию?
– Ничего… ничего не помню. – Кейт отрицательно покачала головой.
– Не беспокойся. Память должна вернуться к тебе.
– Джозеф… – Кейт повернула голову к окну. Ее большие темные глаза не отрываясь смотрели на снежный горный склон. Она еще несколько раз повторила это имя. Анна начала почему-то молиться. Рам Синкх предупреждал ее, что в памяти Кейт могут образоваться самые неожиданные провалы.
Слава Богу, что она хотя бы не помнила все ужасные подробности бандитского нападения. Кейт объяснили, что она очутилась здесь в результате автомобильной катастрофы. Но, кажется, мать забыла все подробности поисков, связанных с Джозефом Красновским. Рам Синкх просил Анну как можно меньше волновать больную. Она еще не показывала матери фотографию, которую дал ей Лефковитц.
– Не беспокойся, мама, – решила отступить Анна. – Это не так важно.
– Не могу вспомнить… Россия… Джозеф.
– Со временем все восстановится в памяти.
– Я ездила… в Россию?
– Да.
– Правда?
– Правда.
– Но зачем?
– Хороший вопрос, – рассмеялась Анна. – Немного погодя, я думаю, ты сама сможешь на него ответить. У нас для этого хватит и времени, и терпения. Может быть, примеришь джемпер?
Этот джемпер стоил триста английских фунтов стерлингов, и он как нельзя лучше подошел Кейт.
– Великолепно.
– Я рада, что тебе понравилось.
– Эвелин… любит эту ткань.
– Знаю. Она передала тебе письмо. Хочешь, я прочту его вслух?
– Нет. Спасибо… могу сама. Медленно… но лучше сама. Бедная Эвелин… Я так люблю ее. Как я смогу это выразить?
– Во время моего посещения мы с ней стали ближе. Она всегда держалась со мной на дистанции, но сейчас все изменилось.
В дверь неожиданно постучали, и на пороге появилась Конни Граф.
– Я не помешала?
– Нет, – приветливо улыбнулась Анна. – Входите, Конни.
Конни села по другую сторону от Кейт и взяла ее за руку.
– Управляешься без меня? – спросила с расстановкой Кейт.
– Я ничего не собираюсь делать без тебя.
– Вернусь… как можно быстрее.
– Знаю. Ты всегда для меня была удивительным ребенком.
Три женщины сидели и мирно разговаривали еще в течение часа, наслаждаясь солнечными лучами, проникавшими в палату через большие окна. Но их беседу прервала психотерапевт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161
– Нет. То же самое, Анна, то же самое.
– Неправда. У тебя есть какой-то свой план, о котором ты мне ничего не рассказываешь.
Филипп повернулся и подошел к мраморному пьедесталу с бронзовой женской головой. Глаза женщины были закрыты. Наверное, это был символ смерти. Он провел рукой по поверхности скульптуры, стоя спиной к Анне. Она почувствовала внутреннюю борьбу в душе возлюбленного, словно он сомневался, говорить правду или нет.
Правду? А может быть, еще одну ложь? Анна ждала, чувствуя, будто какая-то пружина сжимается в груди.
Но когда Филипп повернулся к Анне, лицо его ничего не выражало.
– У тебя нет никаких оснований в чем-то подозревать меня, Анна.
Она почувствовала, что готова разрыдаться, и бросилась к двери.
– Анна! – Филипп устремился за ней следом и перехватил на полпути, развернув к себе лицом. – Почему ты не веришь мне? Почему?
– Потому что знаю, что ты обманываешь меня. Я уже могу разобраться, когда ты что-то от меня скрываешь.
Филипп наклонился, чтобы поцеловать Анну.
– Нет! – вскрикнула она и попыталась высвободиться из его сильных объятий. Но все оказалось напрасным. Его губы заглушили крик. Он поднял Анну и понес к постели.
Они любили друг друга при расшторенных окнах с видом на нью-йоркское небо. Такого Анна не испытывала даже с ним. Филипп шестым чувством угадывал, что ей нужно, и предупреждал любое ее желание. Когда все кончилось, Анна расплакалась, будто освободившись наконец от страшного напряжения.
– Прости, прости меня. Филипп, что я не доверяла тебе.
На следующее утро они уже были в Вейле, который встретил их великолепной белизной горных вершин. Везде еще сохранились рождественские елки. Бридж-стрит была украшена праздничными огнями, и гирлянды висели на фасадах зданий.
Даже госпиталь «Kapp Мемориал» встретил Анну рождественскими елками. Дети из соседних школ сделали самодельные поздравительные открытки, которые пестрели теперь на дверях больничных палат.
Мать сидела на постели и слушала музыку. Анна почувствовала, что сердце ее вот-вот остановится, когда она увидела радостную улыбку Кейт. Та подняла руки и обняла дочь.
– Анна, Анна, – не переставая, шептала она.
– Ты соскучилась по мне?
– Да…
– Я кое-что привезла тебе, – сказала дочь, роясь в сумке. – Серебряный браслет из Милана, кашемировый джемпер – из Лондона, и целая гора книг. А эту банку меда я привезла тебе из Грейт-Ло.
Анна смотрела, как мама взяла мед – пальцы еще не слушались ее. Банка готова была выскочить, но Анна вовремя перехватила ее. Улыбка еще раз осветила лицо матери.
– Эвелин… – Кейт посмотрела на Анну. Анна кивнула ей в ответ.
– Она сейчас не в лучшей форме, мама. Хотя выглядит неплохо. Эвелин очень больна. Она умирает.
Глаза Кейт повлажнели.
– Надо… к ней, – с трудом прошептала она.
– Да, мама. Как только ты выйдешь отсюда, мы тут же отправимся в Англию.
– Мне нужно…
– Да, мама. Ты ей очень, очень нужна.
– Больно…
– Эвелин? Ты имеешь в виду Эвелин? Ей дают наркотики. Сиделка находится с ней по ночам. Мне обещали, что бабушка не будет очень сильно страдать.
– Печально. Эвелин больна… я здесь…
– Скоро ты тоже сможешь отправиться в путешествие. И тогда мы снова будем все вместе.
Радостно было видеть, как вновь оживает лицо Кейт, исчезает маска болезненного равнодушия.
От неожиданности Анна даже вздрогнула, когда перед ее мысленным взором на мгновение мелькнул образ Кейт, неподвижно лежащей в кровати.
Отрастающие волосы придавали Кейт очень молодой вид. Сейчас она напоминала девочку. Создавалось такое ощущение, будто этот инцидент вернул Кейт ее молодость. Она по-прежнему говорила с трудом и часто переходила на шепот, но Анна теперь точно знала, что мозг матери каким-то чудом остался неповрежденным. С помощью специалистов и координация движений должна была быть восстановлена.
– Я беспокоюсь, Анна… – прошептала Кейт.
– Беспокоишься обо мне , почему?
– Будь осторожна.
– Не волнуйся за меня. Сосредоточься на себе. Ты быстро поправляешься, каждый день тебе все лучше.
Кейт удалось надеть браслет, и она начала любоваться им.
– Прекрасно. Спасибо.
Анна налила в бокал апельсинового сока и передача его матери:
– Мама, наши поиски Джозефа Красновского очень продвинулись.
– Джозефа?..
Анна увидела какое-то странное выражение, мелькнувшее в чертах Кейт.
– Не можешь вспомнить?
– Нет.
– Ведь ты так долго искала его. Ты забыла, как нашла дневник? Забыла о своем путешествии в Россию?
– Ничего… ничего не помню. – Кейт отрицательно покачала головой.
– Не беспокойся. Память должна вернуться к тебе.
– Джозеф… – Кейт повернула голову к окну. Ее большие темные глаза не отрываясь смотрели на снежный горный склон. Она еще несколько раз повторила это имя. Анна начала почему-то молиться. Рам Синкх предупреждал ее, что в памяти Кейт могут образоваться самые неожиданные провалы.
Слава Богу, что она хотя бы не помнила все ужасные подробности бандитского нападения. Кейт объяснили, что она очутилась здесь в результате автомобильной катастрофы. Но, кажется, мать забыла все подробности поисков, связанных с Джозефом Красновским. Рам Синкх просил Анну как можно меньше волновать больную. Она еще не показывала матери фотографию, которую дал ей Лефковитц.
– Не беспокойся, мама, – решила отступить Анна. – Это не так важно.
– Не могу вспомнить… Россия… Джозеф.
– Со временем все восстановится в памяти.
– Я ездила… в Россию?
– Да.
– Правда?
– Правда.
– Но зачем?
– Хороший вопрос, – рассмеялась Анна. – Немного погодя, я думаю, ты сама сможешь на него ответить. У нас для этого хватит и времени, и терпения. Может быть, примеришь джемпер?
Этот джемпер стоил триста английских фунтов стерлингов, и он как нельзя лучше подошел Кейт.
– Великолепно.
– Я рада, что тебе понравилось.
– Эвелин… любит эту ткань.
– Знаю. Она передала тебе письмо. Хочешь, я прочту его вслух?
– Нет. Спасибо… могу сама. Медленно… но лучше сама. Бедная Эвелин… Я так люблю ее. Как я смогу это выразить?
– Во время моего посещения мы с ней стали ближе. Она всегда держалась со мной на дистанции, но сейчас все изменилось.
В дверь неожиданно постучали, и на пороге появилась Конни Граф.
– Я не помешала?
– Нет, – приветливо улыбнулась Анна. – Входите, Конни.
Конни села по другую сторону от Кейт и взяла ее за руку.
– Управляешься без меня? – спросила с расстановкой Кейт.
– Я ничего не собираюсь делать без тебя.
– Вернусь… как можно быстрее.
– Знаю. Ты всегда для меня была удивительным ребенком.
Три женщины сидели и мирно разговаривали еще в течение часа, наслаждаясь солнечными лучами, проникавшими в палату через большие окна. Но их беседу прервала психотерапевт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161