Вашей жене там что-то приглянулось.
Через плечо жены Фрэнсис взглянул на бледно-голубой кулон на крученой цепи из кораллов, чего-то голубого и золота.
– Это, – у Марджори перехватило дыхание, – самое красивое ювелирное изделие, которое я видела за всю жизнь. Самое. Это бусины из сапфиров, Фрэнсис.
– Очень мило. Но я не могу этого себе позволить. Николас рассмеялся:
– Если захотите, сможете очень скоро. Они направились к ресторанному залу.
Все головы повернулись в сторону премьер-министра, когда он вошел в зал с группой белых. Но он, казалось, не обратил на это внимания, хотя сознавал, что его узнают, и получал от этого удовольствие.
Сенатор и Юргенсы уже сидели за столом. Сенатор оказался приятным на вид мужчиной, излучавшим здоровье и силу – результат проведенной на воздухе юности. Чета Юргенсов была склонна к полноте. От них исходил запах денег. Не просто зажиточности, а огромных сумм. Он – плотный, седеющий блондин, она – вся розовая, с дряблой розовой кожей, в свободном розовом одеянии. Вся она была увешана бриллиантами. Жирные коты, подумал Фрэнсис. Он чувствовал раздражение, потому что с самого начала не хотел этой встречи. Он был недоволен собой – нельзя же так злиться, но ничего не мог с собой поделать.
Николас представил собравшихся друг другу.
– У Юргенсов восхитительный дом, – начал Николас. – С вашим вкусом, – обратился он к Марджори, – вы нашли бы его очаровательным.
– Он стоит по соседству с вашим? – отозвалась Марджори.
– Да, но никакого сравнения, – скромно произнес Николас. – Только европейцы способны разбить такой сад. А лужайки и павильон в итальянском стиле в дальнем углу…
– Вы обязательно должны навестить нас, миссис Лютер. Гарольд вышел на пенсию, мы здесь только лишь на три месяца. Потом мы поедем в Европу, а кроме того, у нас родственники в Штатах. Но здесь нам нравится больше всего. У нас две служанки – сообщила она, – и одна из них готовит лучше, чем шеф-повар этого отеля! И я плачу им всего лишь по двадцать долларов в месяц.
Фрэнсис посмотрел на Николаса. Тому было неловко, это чувствовалось, но он не подал вида.
– Местным жителям и не нужно много наличных, не так ли? – риторический вопрос миссис Юргенс прозвучал весело. – Ни отопления, ни верхней одежды, ни теплой обуви. Деревни так милы, живописные маленькие домики – настоящее удовольствие.
– Удовольствие, – произнес Фрэнсис, – с туалетом на заднем дворе.
Марджори с силой пнула его под столом.
Миссис Юргенс рассмеялась, решив, что это шутка.
Но Алеппо понял.
– Мы можем все это изменить. Вспомните, какой была Гавана. А мы можем создать здесь вторую Ривьеру, соорудить эспланады, построить аэропорты, организовать экскурсионные поездки прямо из Европы, предложить охоту на глубоководную рыбу, да что угодно. Поверьте, в каждом доме на этом острове будет ванная комната и все остальное!
– В особенности, – вставил молчавший до сих пор мистер Юргенс, – в особенности, если во главе правительства будет стоять здравомыслящий человек, как, например, сейчас, – его пухлые щеки приподнялись в улыбке, сузив глаза до щелочек, – Я вкладываю здесь деньги только потому, что чувствую себя надежно.
– Смогу разделить вашу уверенность, – пошутил Николас, – если буду переизбран.
Юргенс помахал сигарой:
– Никаких проблем! Другие… этот Курсон и компания… мошки – и ничего больше. Уверяю вас, я даже не волнуюсь.
Подали обед. Только француз и швед мог создать такие божественные суфле и соусы, и такой десерт, блюдо с которым официант с гордостью пронес через зал, высоко подняв над головой.
Трое молодых парней запели перед микрофоном. Одеты они были так, словно только вернулись с уборки сахарного тростника. Возможно, так оно и было. Голоса звучали мягко, наполненно.
О, остров под солнцем, переданный
мне моим отцом,
Все мои дни пою тебе хвалу…
Фрэнсис поставил себя на их место. Что они видят? Загорелые до красноты белые лица, белые тела в шелках, горы еды, сверкание драгоценностей. Интересно, что они думают обо всем этом.
Для окружавших его людей обстановка была вполне естественной, ничем не примечательной. Он отвлекся от беседы за столом и огляделся вокруг, подмечая выражения лиц, ловя обрывки разговоров. Затем, как обычно, его вернули к действительности.
– Ты за тысячу миль отсюда, – сердито прошептала Марджори.
– За три или четыре. Извини. Ее глаза умоляли:
– Пожалуйста, сделай над собой усилие.
Ей не хотелось обидеть премьер-министра. Раз он был премьер-министром, для нее не имел значения цвет его кожи. Она наслаждалась обстановкой. Ей нравилось то, что на ней красивое платье, что она находится в этом месте. Глаза ее сверкали, как алмазы. Она думала о двух миллионах долларов.
После обеда они вышли на террасу и спустились на пляж. Начавшийся отлив обнажил корни деревьев, а заодно и всякий мусор: бутылки, консервные банки. Тут и там виднелись пятна масла и бензина.
– Не следят за чистотой, – заметил Николас. – Я удивлен.
– Более того, – сказал Фрэнсис, – посмотрите на пленку ила, покрывающую воду. Это из-за дренажных работ. Ил не пропускает свет, и кораллы гибнут. Когда добывали песок для строительства, разрушили рифы. Вот что здесь происходит. Да, – произнес он, – осушают море, сносят горы, что дальше? Насилие, это – насилие.
– О, – начал Николас, – вы говорите, как…
Как Патрик Курсон, подумал Фрэнсис. Вот что он собирался сказать. И это правда: Патрик всегда так говорил.
– Вы не можете остановить двадцатый век, – заметил Юргенс.
– Надо научно распоряжаться землей, а не насиловать ее. Насилие, – повторил Фрэнсис. Слово было уродливым и злым, и очень подходящим.
Когда они направились к машинам, он поймал на себе яростный взгляд Марджори.
Николас поехал с Лютерами, они должны были довезти его до дома. Перед тем как выйти, он напомнил Фрэнсису:
– Надеюсь, вы подумаете о предложении Алеппо, Фрэнсис. Несмотря на все ваши слова, этим вы принесете пользу не только себе, но и стране. Прошу вас, подумайте.
– Естественно, – злобно отозвалась Марджори, – плантаторы не хотят перемен, потому что потеряют работников. Мы все это знаем.
– Это не обо мне, – с горячностью сказал Фрэнсис. Николас воздержался от комментариев и подал Фрэнсису руку:
– К сожалению, встреча получилась скомканной. Но вы подумаете, обещаете мне?
– Хорошо, – соблюдая правила приличия ответил Фрэнсис.
– Спасибо за чудесный вечер, – промурлыкала Марджори. – Обед был великолепен.
Когда они отъехали от дома Николаса, Марджори повернулась к нему:
– Должна сказать тебе, что ты смешон! Твои разговоры о кораллах и рифах! Они посчитали тебя эксцентричным и занудливым. Не знаю, чего ты надеялся достичь подобными разговорами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
Через плечо жены Фрэнсис взглянул на бледно-голубой кулон на крученой цепи из кораллов, чего-то голубого и золота.
– Это, – у Марджори перехватило дыхание, – самое красивое ювелирное изделие, которое я видела за всю жизнь. Самое. Это бусины из сапфиров, Фрэнсис.
– Очень мило. Но я не могу этого себе позволить. Николас рассмеялся:
– Если захотите, сможете очень скоро. Они направились к ресторанному залу.
Все головы повернулись в сторону премьер-министра, когда он вошел в зал с группой белых. Но он, казалось, не обратил на это внимания, хотя сознавал, что его узнают, и получал от этого удовольствие.
Сенатор и Юргенсы уже сидели за столом. Сенатор оказался приятным на вид мужчиной, излучавшим здоровье и силу – результат проведенной на воздухе юности. Чета Юргенсов была склонна к полноте. От них исходил запах денег. Не просто зажиточности, а огромных сумм. Он – плотный, седеющий блондин, она – вся розовая, с дряблой розовой кожей, в свободном розовом одеянии. Вся она была увешана бриллиантами. Жирные коты, подумал Фрэнсис. Он чувствовал раздражение, потому что с самого начала не хотел этой встречи. Он был недоволен собой – нельзя же так злиться, но ничего не мог с собой поделать.
Николас представил собравшихся друг другу.
– У Юргенсов восхитительный дом, – начал Николас. – С вашим вкусом, – обратился он к Марджори, – вы нашли бы его очаровательным.
– Он стоит по соседству с вашим? – отозвалась Марджори.
– Да, но никакого сравнения, – скромно произнес Николас. – Только европейцы способны разбить такой сад. А лужайки и павильон в итальянском стиле в дальнем углу…
– Вы обязательно должны навестить нас, миссис Лютер. Гарольд вышел на пенсию, мы здесь только лишь на три месяца. Потом мы поедем в Европу, а кроме того, у нас родственники в Штатах. Но здесь нам нравится больше всего. У нас две служанки – сообщила она, – и одна из них готовит лучше, чем шеф-повар этого отеля! И я плачу им всего лишь по двадцать долларов в месяц.
Фрэнсис посмотрел на Николаса. Тому было неловко, это чувствовалось, но он не подал вида.
– Местным жителям и не нужно много наличных, не так ли? – риторический вопрос миссис Юргенс прозвучал весело. – Ни отопления, ни верхней одежды, ни теплой обуви. Деревни так милы, живописные маленькие домики – настоящее удовольствие.
– Удовольствие, – произнес Фрэнсис, – с туалетом на заднем дворе.
Марджори с силой пнула его под столом.
Миссис Юргенс рассмеялась, решив, что это шутка.
Но Алеппо понял.
– Мы можем все это изменить. Вспомните, какой была Гавана. А мы можем создать здесь вторую Ривьеру, соорудить эспланады, построить аэропорты, организовать экскурсионные поездки прямо из Европы, предложить охоту на глубоководную рыбу, да что угодно. Поверьте, в каждом доме на этом острове будет ванная комната и все остальное!
– В особенности, – вставил молчавший до сих пор мистер Юргенс, – в особенности, если во главе правительства будет стоять здравомыслящий человек, как, например, сейчас, – его пухлые щеки приподнялись в улыбке, сузив глаза до щелочек, – Я вкладываю здесь деньги только потому, что чувствую себя надежно.
– Смогу разделить вашу уверенность, – пошутил Николас, – если буду переизбран.
Юргенс помахал сигарой:
– Никаких проблем! Другие… этот Курсон и компания… мошки – и ничего больше. Уверяю вас, я даже не волнуюсь.
Подали обед. Только француз и швед мог создать такие божественные суфле и соусы, и такой десерт, блюдо с которым официант с гордостью пронес через зал, высоко подняв над головой.
Трое молодых парней запели перед микрофоном. Одеты они были так, словно только вернулись с уборки сахарного тростника. Возможно, так оно и было. Голоса звучали мягко, наполненно.
О, остров под солнцем, переданный
мне моим отцом,
Все мои дни пою тебе хвалу…
Фрэнсис поставил себя на их место. Что они видят? Загорелые до красноты белые лица, белые тела в шелках, горы еды, сверкание драгоценностей. Интересно, что они думают обо всем этом.
Для окружавших его людей обстановка была вполне естественной, ничем не примечательной. Он отвлекся от беседы за столом и огляделся вокруг, подмечая выражения лиц, ловя обрывки разговоров. Затем, как обычно, его вернули к действительности.
– Ты за тысячу миль отсюда, – сердито прошептала Марджори.
– За три или четыре. Извини. Ее глаза умоляли:
– Пожалуйста, сделай над собой усилие.
Ей не хотелось обидеть премьер-министра. Раз он был премьер-министром, для нее не имел значения цвет его кожи. Она наслаждалась обстановкой. Ей нравилось то, что на ней красивое платье, что она находится в этом месте. Глаза ее сверкали, как алмазы. Она думала о двух миллионах долларов.
После обеда они вышли на террасу и спустились на пляж. Начавшийся отлив обнажил корни деревьев, а заодно и всякий мусор: бутылки, консервные банки. Тут и там виднелись пятна масла и бензина.
– Не следят за чистотой, – заметил Николас. – Я удивлен.
– Более того, – сказал Фрэнсис, – посмотрите на пленку ила, покрывающую воду. Это из-за дренажных работ. Ил не пропускает свет, и кораллы гибнут. Когда добывали песок для строительства, разрушили рифы. Вот что здесь происходит. Да, – произнес он, – осушают море, сносят горы, что дальше? Насилие, это – насилие.
– О, – начал Николас, – вы говорите, как…
Как Патрик Курсон, подумал Фрэнсис. Вот что он собирался сказать. И это правда: Патрик всегда так говорил.
– Вы не можете остановить двадцатый век, – заметил Юргенс.
– Надо научно распоряжаться землей, а не насиловать ее. Насилие, – повторил Фрэнсис. Слово было уродливым и злым, и очень подходящим.
Когда они направились к машинам, он поймал на себе яростный взгляд Марджори.
Николас поехал с Лютерами, они должны были довезти его до дома. Перед тем как выйти, он напомнил Фрэнсису:
– Надеюсь, вы подумаете о предложении Алеппо, Фрэнсис. Несмотря на все ваши слова, этим вы принесете пользу не только себе, но и стране. Прошу вас, подумайте.
– Естественно, – злобно отозвалась Марджори, – плантаторы не хотят перемен, потому что потеряют работников. Мы все это знаем.
– Это не обо мне, – с горячностью сказал Фрэнсис. Николас воздержался от комментариев и подал Фрэнсису руку:
– К сожалению, встреча получилась скомканной. Но вы подумаете, обещаете мне?
– Хорошо, – соблюдая правила приличия ответил Фрэнсис.
– Спасибо за чудесный вечер, – промурлыкала Марджори. – Обед был великолепен.
Когда они отъехали от дома Николаса, Марджори повернулась к нему:
– Должна сказать тебе, что ты смешон! Твои разговоры о кораллах и рифах! Они посчитали тебя эксцентричным и занудливым. Не знаю, чего ты надеялся достичь подобными разговорами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117