Мне дорог этот. Я хочу воспитать его как следует.
Еще он помнил отдельные события, возможно, не в хронологическом порядке и не в порядке важности, хотя не всегда знаешь, что именно важно.
В конце долгого пути на горе стоял дом. Они ехали в машине, потом на автобусах, на лошадях и ходили пешком – искали подходящий магазин, сказала мама. У него болели ноги.
– А где мы сейчас? – захотелось ему узнать.
– Это место называется Элевтера.
– Что это значит?
– Я не знаю. Это просто название.
Элевтера. Ему понравилось звучание этого слова. Вообще слова – это так интересно. По воскресеньям священник говорит долго, раскатисто, он обычно засыпает, но иногда некоторые гордые слова пробуждают его: небесный, вечность, рай. И вот сейчас: Элевтера.
На террасе стоял высокий худой человек.
– Мы здесь случайно, – сказала мама. – Я подумала, может, вы захотите взглянуть на мальчика.
Мужчина не ответил. Он молчал долго, так долго, что Патрик вопросительно посмотрел на него. Потом мужчина мягко произнес:
– Тебе не следовало приводить его, Агнес.
– Вам не о чем беспокоиться, вы знаете. Я не приведу его больше.
Мужчина положил руку Патрику на голову:
– Хочешь печенья и молока?
– Нет, – сказала мама. – Он ничего не хочет. А ему хотелось.
– Что ж, может, тогда возьмешь денег и купишь ему в городе игрушек?
Он запомнил, что в тот день она действительно купила ему игрушек, но не запомнил, каких. Наступил день, когда она сказала:
– Наконец-то я собираюсь открыть магазин.
– Как у Да Кунья?
Он уже знал все магазины на Причальной улице: булочную, где покупал сладкие булочки, кондитерскую – со свистками и воздушными шарами, а в конце улицы, рядом с гостиницей, магазин Да Куньи. Там, в прохладном полумраке, под медленно вращающимися вентиляторами, были полки, уставленные бутылками, часами, стеклом и фарфором, мерцающие предметы, напоминавшие ему о доме Кимбро.
– Нет, что ты, – засмеялась мама. – Это не для нас. Я буду продавать одежду для наших людей. И заниматься подгонкой вещей, что-что, а иголку в руках я держать умею.
– А он будет на Причальной улице?
– Нет, не в Коувтауне. В поселке Свит-Эппл. Это рыбачий поселок. Мы будем жить на берегу. Тебе понравится.
Она купила хороший дом. Лучший в поселке. Его владелец работал в Америке, вернулся, построил его и… умер. Дом стоял на фундаменте, а не на сваях, как другие. В нем было две спальни, во дворе свой колодец, а внутри – водопровод. В передней комнате мама сделала прилавок и полки. Вот он – ее магазин, их средство к существованию, место, где она проведет оставшиеся годы.
Теперь он начал познавать жизнь. Он видел, как крестьяне приносят на базар плоды манго и бананы. Он наблюдал за старшими мальчиками, игравшими в крикет вырезанными из веток пальмы клюшками. На берегу чинили сети, а в море лодки образовали полукруг – шла ловля омаров. Приходили и уходили шхуны из Гренады и Сент-Люсии. Интересно, на что похожи эти места? А пальмы и море там такие же?.. Иногда на воду спускали новую лодку. Радостного возбуждения хватало тогда на целый день. Мужчины шаг за шагом на больших бревнах тянули лодку по песку, играла музыка, а кто-нибудь готовил бутылку рома, чтобы разбить о борт лодки, а потом все принимались танцевать.
Когда мама давала ему пенни, он шел в бакалейную лавку китайца А Синга. Там на полках стояли ряды консервов с яркими этикетками и конфеты в банках. Довольно скоро он понял, что А Синг дает ему конфет больше, чем на пенни. У него была приятная улыбка, и иногда он подолгу гулял с Патриком по берегу. Говорил он с акцентом, из-за которого мальчик не понимал многих слов. А Синг научил его вскрывать панцирь притворяющегося мертвым омара так, чтобы не пораниться о клешни, вытаскивать его и разделывать.
– Отнеси его матери и скажи, чтобы она смешала пресную воду пополам с морской, когда будет тушить его.
Это он помнил. А еще А Синг научил его плавать, выращивать поросят, которых, помимо кур, держал на заднем дворе своего дома.
Но больше всего времени, что было естественно для мальчика его возраста, он проводил за играми. Дни текли нескончаемым приятным потоком через неменяющиеся времена года.
Наступил день, когда пришла пора проститься с детством. Он пошел в школу. Учились не все: кто не хотел, мог не ходить, или если родители жаловались, что нет денег на школьную форму, или нужно было помогать по хозяйству. Его мама хотела, чтобы он учился; она купила ему темно-синие шорты и белые рубашки.
– Учись, – приказала она, положив руки ему на плечи. – Учись, чтобы тебе не пришлось работать на плантациях, когда ты вырастешь. Слушайся учительницу и веди себя хорошо, понял?
Было странно, что она так часто повторяла: слава Богу, тебе не придется работать на плантациях. Он не видел ничего плохого в том, чтобы там работать. Те мужчины в поселке, кто не зарабатывал себе на жизнь рыболовством, работали на плантациях в имении Свит-Эппл. От этого имения получил свое название и поселок. Так, что в школу он пошел в легком смятении, с чувством, что его послали на очень тяжелые работы, которые он возненавидит.
Вместо этого он нашел в учении удовольствие. Свисток учительницы, призывавшей класс к вниманию, стал в первые школьные годы символом неизвестных до этого радостей. На длинной скамье под деревьями он старательно постигал премудрости арифметики, чтобы поскорей добраться до больших книг, где были истории про рыцарей, сражавшихся на мечах и скакавших на лошадях в местах с незнакомыми названиями. Все это происходило очень давно, он не был уверен, но, возможно, до его рождения.
Иногда учительница показывала им картинки. На одной из них была изображена каменная церковь, гораздо больше той, что стояла в Коувтауне.
– Аббатство, – сказала она. – Вестминстерское аббатство.
– Что такое аббатство? – спросил Патрик, но она не ответила.
На другой картинке был длинный автомобиль – это называлось «железная дорога». Она тоже находилась в Англии. Еще был портрет мужчины с длинным лицом и большими светлыми глазами – король Георг VI, а ты являлся его подданным, принадлежал ему.
– Это означает, что вы англичане, – сказала мисс Огилви.
– Мы англичане, ты знаешь? – спросил он у своей матери.
– Почему, кто тебе сказал?
– Учительница.
– А… Мы – рабы Англии. Об этом она тебе не сказала?
– Не знаю.
– Ты не знал, что мы были рабами?
– Кажется, мне кто-то говорил. Но ведь сейчас больше нет рабов?
– Нет рабов? Законы издают они, они построили тюрьмы! Так кто мы? Я тебя спрашиваю, кто мы?
Он стоял перед ней, наморщив лоб, чувствуя себя неуютно из-за маминой непонятной вспышки гнева.
– А, – оборвала она себя, – мне не нужно было так говорить! Я ничего не могу с этим поделать, только голова разболится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
Еще он помнил отдельные события, возможно, не в хронологическом порядке и не в порядке важности, хотя не всегда знаешь, что именно важно.
В конце долгого пути на горе стоял дом. Они ехали в машине, потом на автобусах, на лошадях и ходили пешком – искали подходящий магазин, сказала мама. У него болели ноги.
– А где мы сейчас? – захотелось ему узнать.
– Это место называется Элевтера.
– Что это значит?
– Я не знаю. Это просто название.
Элевтера. Ему понравилось звучание этого слова. Вообще слова – это так интересно. По воскресеньям священник говорит долго, раскатисто, он обычно засыпает, но иногда некоторые гордые слова пробуждают его: небесный, вечность, рай. И вот сейчас: Элевтера.
На террасе стоял высокий худой человек.
– Мы здесь случайно, – сказала мама. – Я подумала, может, вы захотите взглянуть на мальчика.
Мужчина не ответил. Он молчал долго, так долго, что Патрик вопросительно посмотрел на него. Потом мужчина мягко произнес:
– Тебе не следовало приводить его, Агнес.
– Вам не о чем беспокоиться, вы знаете. Я не приведу его больше.
Мужчина положил руку Патрику на голову:
– Хочешь печенья и молока?
– Нет, – сказала мама. – Он ничего не хочет. А ему хотелось.
– Что ж, может, тогда возьмешь денег и купишь ему в городе игрушек?
Он запомнил, что в тот день она действительно купила ему игрушек, но не запомнил, каких. Наступил день, когда она сказала:
– Наконец-то я собираюсь открыть магазин.
– Как у Да Кунья?
Он уже знал все магазины на Причальной улице: булочную, где покупал сладкие булочки, кондитерскую – со свистками и воздушными шарами, а в конце улицы, рядом с гостиницей, магазин Да Куньи. Там, в прохладном полумраке, под медленно вращающимися вентиляторами, были полки, уставленные бутылками, часами, стеклом и фарфором, мерцающие предметы, напоминавшие ему о доме Кимбро.
– Нет, что ты, – засмеялась мама. – Это не для нас. Я буду продавать одежду для наших людей. И заниматься подгонкой вещей, что-что, а иголку в руках я держать умею.
– А он будет на Причальной улице?
– Нет, не в Коувтауне. В поселке Свит-Эппл. Это рыбачий поселок. Мы будем жить на берегу. Тебе понравится.
Она купила хороший дом. Лучший в поселке. Его владелец работал в Америке, вернулся, построил его и… умер. Дом стоял на фундаменте, а не на сваях, как другие. В нем было две спальни, во дворе свой колодец, а внутри – водопровод. В передней комнате мама сделала прилавок и полки. Вот он – ее магазин, их средство к существованию, место, где она проведет оставшиеся годы.
Теперь он начал познавать жизнь. Он видел, как крестьяне приносят на базар плоды манго и бананы. Он наблюдал за старшими мальчиками, игравшими в крикет вырезанными из веток пальмы клюшками. На берегу чинили сети, а в море лодки образовали полукруг – шла ловля омаров. Приходили и уходили шхуны из Гренады и Сент-Люсии. Интересно, на что похожи эти места? А пальмы и море там такие же?.. Иногда на воду спускали новую лодку. Радостного возбуждения хватало тогда на целый день. Мужчины шаг за шагом на больших бревнах тянули лодку по песку, играла музыка, а кто-нибудь готовил бутылку рома, чтобы разбить о борт лодки, а потом все принимались танцевать.
Когда мама давала ему пенни, он шел в бакалейную лавку китайца А Синга. Там на полках стояли ряды консервов с яркими этикетками и конфеты в банках. Довольно скоро он понял, что А Синг дает ему конфет больше, чем на пенни. У него была приятная улыбка, и иногда он подолгу гулял с Патриком по берегу. Говорил он с акцентом, из-за которого мальчик не понимал многих слов. А Синг научил его вскрывать панцирь притворяющегося мертвым омара так, чтобы не пораниться о клешни, вытаскивать его и разделывать.
– Отнеси его матери и скажи, чтобы она смешала пресную воду пополам с морской, когда будет тушить его.
Это он помнил. А еще А Синг научил его плавать, выращивать поросят, которых, помимо кур, держал на заднем дворе своего дома.
Но больше всего времени, что было естественно для мальчика его возраста, он проводил за играми. Дни текли нескончаемым приятным потоком через неменяющиеся времена года.
Наступил день, когда пришла пора проститься с детством. Он пошел в школу. Учились не все: кто не хотел, мог не ходить, или если родители жаловались, что нет денег на школьную форму, или нужно было помогать по хозяйству. Его мама хотела, чтобы он учился; она купила ему темно-синие шорты и белые рубашки.
– Учись, – приказала она, положив руки ему на плечи. – Учись, чтобы тебе не пришлось работать на плантациях, когда ты вырастешь. Слушайся учительницу и веди себя хорошо, понял?
Было странно, что она так часто повторяла: слава Богу, тебе не придется работать на плантациях. Он не видел ничего плохого в том, чтобы там работать. Те мужчины в поселке, кто не зарабатывал себе на жизнь рыболовством, работали на плантациях в имении Свит-Эппл. От этого имения получил свое название и поселок. Так, что в школу он пошел в легком смятении, с чувством, что его послали на очень тяжелые работы, которые он возненавидит.
Вместо этого он нашел в учении удовольствие. Свисток учительницы, призывавшей класс к вниманию, стал в первые школьные годы символом неизвестных до этого радостей. На длинной скамье под деревьями он старательно постигал премудрости арифметики, чтобы поскорей добраться до больших книг, где были истории про рыцарей, сражавшихся на мечах и скакавших на лошадях в местах с незнакомыми названиями. Все это происходило очень давно, он не был уверен, но, возможно, до его рождения.
Иногда учительница показывала им картинки. На одной из них была изображена каменная церковь, гораздо больше той, что стояла в Коувтауне.
– Аббатство, – сказала она. – Вестминстерское аббатство.
– Что такое аббатство? – спросил Патрик, но она не ответила.
На другой картинке был длинный автомобиль – это называлось «железная дорога». Она тоже находилась в Англии. Еще был портрет мужчины с длинным лицом и большими светлыми глазами – король Георг VI, а ты являлся его подданным, принадлежал ему.
– Это означает, что вы англичане, – сказала мисс Огилви.
– Мы англичане, ты знаешь? – спросил он у своей матери.
– Почему, кто тебе сказал?
– Учительница.
– А… Мы – рабы Англии. Об этом она тебе не сказала?
– Не знаю.
– Ты не знал, что мы были рабами?
– Кажется, мне кто-то говорил. Но ведь сейчас больше нет рабов?
– Нет рабов? Законы издают они, они построили тюрьмы! Так кто мы? Я тебя спрашиваю, кто мы?
Он стоял перед ней, наморщив лоб, чувствуя себя неуютно из-за маминой непонятной вспышки гнева.
– А, – оборвала она себя, – мне не нужно было так говорить! Я ничего не могу с этим поделать, только голова разболится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117