На задворках «Ланабелла» вырос состоящий из жалких лачуг городок. В нем жила обслуга отеля, люди, пришедшие из деревень в поисках лучшей доли, но попавшие даже в худшие условия. Тут не было никаких зеленых насаждений, невозможно было найти тень, чтобы укрыться от палящего зноя, поселок окружали пруды с затхлой водой. Это место имело неофициальное название Тренч. Он видел подобное в Кингстоне на Ямайке. Тот поселок был еще хуже, потому что превосходил Тренч размерами и существовал дольше, успел отравить молодежь, сделав ее жестокой и злой.
У Билла в Тренче были друзья. Как он скрытен! Он никогда не бывает искренним. Он достаточно сообразителен, чтобы понимать, что его скрытность ранит, но это его нисколько не волнует! Патрику так хотелось любить его, и он любил его, но не получал в ответ того же чувства. Билл не испытывал к нему ненависти, он просто не принимал его всерьез, обращался с ним холодно, почти неуважительно.
Во дворе в окружении своих подруг сидели Лорин и Мейзи, девочки вели какой-то разговор, наверное, о нарядах… Его дочери… они приносили ему радость. Они его обожали, а это именно то, что больше всего нужно родителям: чтобы их любили собственные дети.
Он поцеловал их.
– А где Билл? – спросил он.
– За домом.
Он мог бы и не спрашивать. Билл и его ансамбль металлических инструментов барабанили позади гаража. Они смастерили свои инструменты из ненужных, в основном ржавых деталей. Билл играл на самом важном большом барабане, который он соорудил из жестяной канистры. Один из мальчиков сделал там-там из бочонка из-под рома и козлиной кожи. Трещотка третьего представляла собой кусок полого стебля бамбука, наполненного кусочками гальки.
Патрик сидел на перевернутой бочке и наблюдал за ребятами: движение было частью представления. Музыканты казались сгустком энергии, они словно танцевали, покачиваясь в такт ритму. Иногда по субботам Патрик проходил мимо танцевального заведения у пристани, где собиралась молодежь. И он думал, знают ли эти девочки в ярких юбках, что в основе их танцев лежит калинда, принесенная из Африки. Возможно, и знают. А сейчас грохот грозил разорвать барабанные перепонки, но, тем не менее, ноги пританцовывали сами собой.
– Великолепно! – воскликнул он, когда музыка кончилась, и мальчики стали расходиться. – Ты так зажигательно играл, Билл! Я чуть не сгорел дотла, наблюдая за тобой!
Том Фолоом подтолкнул Билла.
– Никто не сравнится с Биллом по части поджогов! Никогда не мог сравниться. Самые большие и лучшие пожары… – он согнулся от хохота.
Кулак Билла ткнулся Тому в спину.
– Чертов дурак! Сукин сын с длинным языком! Том выпрямился, и ошеломленный, замолчал. Пока Патрик стоял в недоумении, мальчики продолжали смотреть друг на друга, наконец, отступив под яростным взглядом Билла, Том собрал свои учебники и ушел.
– Что все это значит? – спросил Патрик.
– Ничего особенного.
– Ты помешался на этом «ничего особенного».
Не отвечая, Билл принялся возиться со стопкой нотных листов. Патрик наморщил лоб, пытаясь восстановить происшедшую между мальчиками стычку.
– Пожар. Он сказал что-то о том, что ты устраиваешь пожары.
– Он не знает, что говорит. Он идиот.
– Один из твоих лучших друзей, не так ли?
– И что из того?
Наступило молчание. Что-то витало в воздухе. Что-то серьезное, но тщательно скрываемое. Патрик был одним из самых простодушных людей, но даже он смог связать все воедино.
– Ты когда-то устроил пожар? Скажи мне, Билл.
– Конечно. Время от времени дети по глупости устраивают пожары.
– Я о другом.
То, что он имел в виду, было невероятным, слишком страшным предположением!
– Так о чем ты? – Билл нагло смотрел на него.
– «Самый большой пожар» так, кажется, он сказал? Как, например… в Элевтере?
– Дерьмо!
– Я спрашиваю тебя, Билл, ты имеешь к этому какое-нибудь отношение?
– Нет, не имею!
– Это правда, Билл? – ладони Патрика вспотели. – Потому что если ты каким-то образом связан с тем поджогом, мне не только придется передать тебя в руки закона, но и отказаться от тебя. И это разобьет мне сердце.
– Я же сказал – нет. Что еще тебе надо?
Я хочу тебе верить, подумал Патрик. Бог свидетель, ты говоришь правду. Эти жесткие ясные глаза… я никогда не мог выдержать их взгляда, заглянуть в душу. Как я могу знать, кто ты?
Достав носовой платок, он вытер руки, проглотив болезненный комок в горле, принял внутреннее решение смотреть в будущее с надеждой и переменил тему разговора.
– Сегодня утром мы провели плодотворное собрание. Могу рассказать, если хочешь, – Патрик пытался наладить контакт с мальчиком, отогнать пугающие мысли. – Николас скоро поедет в Лондон на конференцию по конституции. Когда он вернется и привезет подписанную конституцию и она вступит в силу, настанет независимость. Независимость, – он с наслаждением произнес это слово, бодрящее, энергичное, гордое. Он улыбнулся, желая вызвать ответную улыбку у Билла, но этого не произошло.
– И что потом? – только и спросил Билл.
– Ну, естественно, выборы. И обязательно придет Новый День, если только разрозненные партии наших противников не объединятся в коалицию. Нет, мы должны победить, – и бодро добавил, – а потом начнется работа.
– И какую роль ты будешь играть? – поинтересовался Билл.
– Сегодня утром Николас сказал мне, что я стану министром образования, это мне подходит. Почти никакой политики, по крайней мере, не должно быть! Слава Богу, мне не придется произносить много речей. Хотя, конечно, меня попросят выступить раз-другой в ходе избирательной кампании… Что ж, если понадобится, я справлюсь, – он чувствовал прилив энтузиазма.
Билл молчал. Я словно заставляю его вырывать зубы, а не разговаривать, подумал Патрик, но терпеливо ждал, давно привыкнув к его нежеланию общаться с ним. Когда в молчании прошла одна или две минуты, Патрик все же спросил:
– Так ничего и не скажешь?
– Отчего же. Плевал я на ваши выборы. Патрик был поражен:
– Плевал на них?
– Они ничего не решают, ваши глупые выборы. Все тот же колониальный фарс, только с другими актерами. У нас по-прежнему будут хозяева. Деньги, как и раньше, будут у белых, а подобные тебе люди будут служить им ширмой. Почитай Фэнона. Там все написано.
– Я читал Фэнона. Он смешал в одну кучу правду и ложь. По моему мнению, он чересчур зол и агрессивен. – Патрик помолчал. – Честно говоря, мне кажется, что ты еще молод и неопытен, чтобы составить верное представление о Фэноне.
Билл посмотрел на него. Как правило, он смотрел в сторону, избегая прямого взгляда, но иногда резко, как от удара, поднимал голову, и тогда его глаза пристально смотрели на вас, уподобляясь кошачьим, холодным и властным. Вам становилось неуютно и вы старались отвести взгляд, стыдясь, что позволили мальчишке запугать себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117