– Да, да, конечно. Послушай, наша задача – показать, насколько невыносимы условия жизни, что так больше продолжаться не может! Наша сила – в убеждении. Наивно полагать, что белые землевладельцы – наши кровные враги или что их невозможно «перетянуть» на свою сторону. Да… я не сказал тебе самого главного. Я сам случайно узнал об этом вчера. Кэт Тэрбокс хочет помогать нам.
– Каким образом?
– Она наконец-то ушла от своего мужа. Говорят, этого следовало ожидать, – Николас пожал плечами. – Она переехала в дом, который достался ей от отца. Довольно скромный домик, расположен внизу по аллее, у подножья Лайбрери-хилл. Она хочет сама зарабатывать себе на жизнь. Она хотела бы работать в газете. Может быть, и писать статьи. Если нужно – под псевдонимом.
Патрик присвистнул. Неужели этот ее поступок хоть как-то связан с Фрэнсисом? Нет, – решил он, не связан.
– Ну, и что ты скажешь по этому поводу? Могу представить, что за удовольствие было бы работать с ней! – Николас посмотрел на часы.
Патрик поспешил откланяться:
– Позволь мне обдумать все это.
Он спустился вниз, сел в машину. Он все еще чувствовал силу воздействия Николаса. Слишком лестное предложение, неправдоподобно заманчивое. Но велико и искушение – больше денег! Как будет довольна Дезире! На секунду он нахмурился, затем отогнал прочь неприятную мысль. Не стоит волноваться из-за пустяков! У Дезире – тонкий вкус, тяга к прекрасному. На нее оказывает влияние и Дорис, жена Николаса, сразу после замужества переехавшая жить сюда. С точки зрения Дезире, да, наверное, и остальных, Дорис – утонченная особа, достаточно хорошо разбирающаяся во всех прелестях жизни, начиная от одежды, питания и кончая окружением. Дорис и Николас жили в доме, унаследованном Николасом от отца. Но ходят слухи, – с легкой завистью сообщила Дезире, что на береговой линии, в двух милях от города, строится их новый дом. Ультрасовременный, в стиле Ле Корбюзье. Много окон, пространства. Навряд ли Дезире имела хоть малейшее представление об архитектуре Ле Корбюзье, но она была очень восприимчива.
Но мысли его снова и снова возвращались к Кэт Тэрбокс. Она ушла, без сожаления оставив великолепие и роскошь, ту обеспеченную жизнь, перед которой преклонялась, благоговела Дезире… Он снова подумал об Агнес. Она продала свой магазин и готовилась к отъезду. Куда она едет? Что ждет ее там? Его беспокоило, где она будет жить.
– В плетеной мазанке. Ее строил муж одной из моих кузин.
– Но ты привыкла к удобствам: водопроводу и прочему. Как же ты там-то? – отговаривал ее Патрик.
Она так сильно покачала головой, что зазвенели серьги в ушах:
– Ну и что? Родилась-то я там. Не велика персона, потерплю!
Любопытно, как некоторые люди стремятся и добиваются того, к чему другие абсолютно равнодушны.
Он, например, доволен судьбою: ухожен, накормлен, обеспечен. Да и делает то, что хочет. С беспокойством он подумал о «своих» детях, учениках: в определенной последовательности, в зависимости от занимаемых ими за партами мест, проходили перед ним их лица. Рафаэль, непоседа, проказник, как маленькая обезьянка. Патрик уже научился определять его настроение, разгадывать его замыслы. Заикающаяся Табита, ее били с детства, – уж в этом-то он был уверен. А Шарлотта, с ее способностями к математике и всему, что касается цифр, – в этом она даже более сведуща, чем Патрик. Нет, он не хотел и не мог бросить их! Они требовали от него пристального внимания к себе. Внимания и привязанности. Они доводили его до возмущения, испытывали его терпение. И… любили его, по крайней мере, некоторые из них!
Николас же предлагал ему шагнуть в пропасть, неизвестность. Не получится – он потеряет место в школе. А получится… на сей счет у него не было никаких иллюзий. Вовлечение в жестокую и опасную политическую борьбу – вот чем все это грозило. А он к этому совсем не стремился. А может быть, это долг каждого сознательного человека – участие в политике?
Я должен поговорить, посоветоваться с кем-нибудь. Его машина в одно мгновение свернула с прибрежной полосы и понеслась в обратном направлении, держа курс на Элевтеру. Нет, нет, Фрэнсис не будет против, ему даже будет приятно, что кто-то нуждается в его совете.
Патрик был в возбужденном состоянии и настолько погружен в собственные переживания, что, как он признался позже, только чудо спасло его во время этой бешеной гонки. Он совершенно не следил за дорогой. Он уже проехал часть пути, когда увидел, а позже осознал это, не будучи уверенным в том, что это видение – не плод его фантазии, а реальная действительность. Что-то заставило его остановить машину и повернуть назад, на узкую, извилистую дорогу. Он действительно видел все это? Или ему показалось? Нет. Он не ошибся. Все это было на самом деле. В стороне от дороги стоял маленький мальчик. Он стоял, падал и вновь поднимался. Сколько же лет ему было: девять, десять? Руки и ноги его были привязаны к дереву. Патрик протер глаза – не сон ли это – и вышел из машины.
– Что такое? Что случилось? – крикнул он. У мальчика уже не было сил плакать, губы его кровоточили: он пытался разорвать зубами стягивающие его крепкие потрепанные веревки.
Патрик опустился на колени и разрезал ножиком веревки. Он взял ребенка на руки. Мальчик намочил штанишки. Его темная курчавая головка вспотела. Патрик прижал его к себе.
– Кто ты? Откуда? Кто это сделал?
Мальчик пытался вырваться, может быть, из боязни опять быть пойманным. Патрик отпустил его.
– Скажи мне, скажи! – прошептал он. – Как тебя зовут?
– Билл. Я хочу пить. Я хочу есть, – он не плакал.
– Садись в машину, Билл. Мы отыщем место, где можно поесть – и накормим тебя.
Мальчик сел рядом с Патриком. Так он и сидел молча, неестественно выпрямив спину, сжав кулачки на коленях. Понятнее, да и естественнее, если бы у него была истерика, мне трудно судить, подумал Патрик, я же не психолог.
– Кто это сделал, Билл? – тихо спросил он мальчика.
– Берт.
– Кто такой Берт?
– Он живет, где и я. Берт.
– Ты живешь с матерью, – Патрик колебался, – и с отцом?
– У меня нет ни матери ни отца.
– С бабушкой? – Семьи, где детей воспитывали бабушки, были довольно распространенным явлением.
– Нет, она умерла.
– А есть у тебя братья, сестры? С кем ты живешь?
– Был у меня дядя, но он сбежал со всеми моими вещами.
– Сбежал? А какие вещи, Билл?
– У меня были котелки. А бабушка оставила мне двух ослов. Он украл их, продал и уехал отсюда.
– Понятно, – сказал Патрик. Это была обычная история брошенного ребенка, может быть, только более трагичная, чем остальные.
– Мистер, я хочу есть.
– Можешь звать меня мистер Курсон. Нет, – он посмотрел на грязные маленькие кулачки, словно бросающие вызов бесчувственному миру, и продолжал, – нет, послушай, что я тебе скажу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117