Ранние торговцы на
ярмарке зябли, раскладывая на прилавках рыбу, овощи и прочие простые
товары. Свирепые могульские быки лежали рядком на земле, жуя жвачку и
подергивая ушами на мнимых слепней, а рядом спал сторож, завернувшись в
грубую бычью шкуру. Все это удивительно точно запоминалось Верену, потому
что глядел - и знал, что в последний раз.
Так прошел он по городу, у которого булыжники были чуть влажными от
росы. Крыши домов, как клушки, ревниво оберегали в домах тепло, окна
глядели подслеповато и пусто. Он уходил насовсем, хотя... Таилась в душе
крохотная надежда, что Управитель диких лесных нориков не забудет его
старания - ведь кольцо-то у него... Но с другой стороны, что он может
сделать для Верена? Мысли путались и метались, и страшно было думать об
этом, страшно...
Однако ноги несли, и скоро город раздробился в домишках, жмущихся к
Белой стене с внешней ее стороны. Потом и они отступили назад, потянулись
поля, перелески - дорога так же равнодушно принимала его ноги, как тысячи
и тысячи других. Только он с каждым шагом старел не на шаг, как старели
все, а - на сколько там? - на день, на два, на три? Из шагов его
складывались недели, месяцы, годы, и висли гирями на ногах. Но он все
равно шел, как в беспамятстве, и к обеду пришел в Хлебы.
Домик Крючка стоял первым у дороги. Колдун, как и в прошлый раз,
почуял приближение Силы, хотя великой ее назвать уже было нельзя. Он
вышел, и издалека узнал того самого Застенчивого, что проходил с двумя
другими вверх по реке минувшей весной. Это их он попросил передать Свистку
два слова. А они почему-то не выполнили его просьбу. Вспомнив о тех
недавних событиях, Крючок нахмурился, но Застенчивого в дом все-таки
пригласил. Вид у того был нехорош, и на приглашение он откликнулся с
радостью, даже с облегчением.
Крючок заварил чаю с травами, выставил снедь. Застенчивый жадно пил
чай, а к еде почти и не прикоснулся. Что-то творилось с ним неладное - в
этом колдун был уверен. Осторожно, слово по слову, стал он выспрашивать -
где двое других спутников, да далеко ли ходили. Не было рядом
подозрительного Сметлива, и Верен коротко рассказал Крючку, зачем ходили
они в Овчинку и что из этого вышло. А чего ждал от колдуна - совета,
помощи или просто сочувствия - и сам не знал.
Однако колдун оказался тем самым человеком, который нужен был Верену.
Выслушав, он покачал головой и сказал, что они стали исполнителями могучей
воли. "Думаю, дело здесь даже не в Управителе диких нориков..." - "А в ком
же?" Но Крючок вместо ответа попросил показать кольцо Генерала Гора.
Он долго разглядывал серебряный ободок, зачем-то сжимал его в кулаке
и подносил к уху, будто прислушивался. Потом сказал:
- У этого кольца огромная Сила, и судьба его ждет непростая. Зачем и
кому понадобилось оно внизу, среди людей - не постигаю. Впрочем, норики -
слуги Владыки Вода... Нет, не буду гадать о том, что сильнее меня. А вот
на твою дорогу можно прикинуть...
Колдун полез под потолок, где развешивал на просушку травы, и взял
несколько стебельков ведуницы. Разломав их как попало, высыпал на ладонь
Верену и велел сдуть на стол. Потом долго разглядывал травяной узор, хмуря
брови и пришептывая. Верен ждал, замирая внутри. Наконец колдун заговорил:
- Не буду врать, все у тебя выпадает плохо. - Сердце у Верена
сжалось. - Но... Как будто ведет тебя чья-то рука. Не вижу, добрая или
злая, но могущественная.
Верен робко перебил:
- Так может, вернуться мне в город, пока не поздно?
Крючок пожал плечами:
- Может быть, уже поздно. - И еще раз вгляделся в травинки: - Нет,
судьба твоя там, в Рыбаках. Ты выбрал путь страшный, но правильный. Как
объяснить - не знаю...
Колдун предложил ему переночевать, и Верен согласился. Наутро Крючок
дал ему в дорогу большой круглый хлеб, сушеного мяса и прочитал строчки из
незнакомых стихов:
Пусть равно всем не избежать конца,
пусть равно жалят всех судьбы укусы,
но никогда дорога храбреца
не совпадет с кривой тропою труса.
Верен горько усмехнулся: тоже, нашел храбреца. Он идет в Рыбаки
просто потому, что не знает, что еще ему делать. И ушел.
Дорога радости стала дорогой скорби. Каждый день пути убивал его,
находя разнообразные способы, чтобы сообщить об этом. На третий день пути
к вечеру мучительно заныли колени, а на следующее утро он никак не мог
разогнуть поясницу. Под тем самым дубом, где застал их ночной дождь, Верен
нехотя грыз зачерствевший хлеб, и у него упал первый зуб: Верен
неотвратимо становился тем же старым и не очень здоровым пьяницей, каким
уходил в Овчинку. Незадолго до входа в Белолес-на-Костях он заметил, что
некий багровый предмет назойливо лезет ему в глаза, и не сразу смог
сообразить, что это его собственный нос.
Под впечатлением этого нового открытия и вошел он в Белолес, место
безопасное, но на редкость неприятное. Он уже добрался до середины его,
уже слышались за деревьями предсмертные хрипы, яростные крики и сиплый рев
боевых труб, но Верен знал, что это безопасно и продолжал шагать, хотя вот
это как раз для него было не просто опасно, а смертельно. Тут дорога
разверзлась под ним, и почувствовал Верен, что летит в глубокий колодец, и
успел по пути попрощаться с жизнью, но очутился вдруг на дне, не ощутив ни
малейшего удара. Он поднял голову - светлое пятнышко было далеко-далеко
вверху. "Не выбраться", - подумал Верен и стал нащупывать стенки руками.
Но стенок... не было. Тогда он шагнул вперед и опять почувствовал, что
летит вниз, и опять очутился на дне без всякого удара. "Э-э, тут что-то не
то", - подумал Верен. И вдруг догадался: да это же Черный норик! Он
закричал тогда в темноту колодца, как тогда, в Оголтелой Пади, а эхо
гукало и гудело, забивая его слова:
- Черный норик, иди ко мне! Я тебя узнал!
Он прокричал так три или четыре раза, и темнота внезапно пропала, под
ногами снова была дорога, а на обочине ее, на старом пеньке стоял норик с
чуть крысиной, но без всякого добродушия мордочкой - напротив, выглядел он
надменным и злобным. Черная шляпа была на нем, без всяких знаков отличия,
поскольку Черный норик не признает власти Владыки Вода, и такого же цвета
плащ. Он заговорил голосом одновременно писклявым и скрипучим, от которого
свербило в ушах:
- Зачем ты зовешь меня, человек? Разве не знаешь, как опасно
призывать Черного норика, если нет на то оснований? Берегись! Я хотел
пошутить с тобою и отпустить, но теперь я сердит.
Верен терпеливо дослушал Черного норика до конца, понимая, что злить
его не следует, ибо пакостник он великий и может выдумывать пакости без
конца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
ярмарке зябли, раскладывая на прилавках рыбу, овощи и прочие простые
товары. Свирепые могульские быки лежали рядком на земле, жуя жвачку и
подергивая ушами на мнимых слепней, а рядом спал сторож, завернувшись в
грубую бычью шкуру. Все это удивительно точно запоминалось Верену, потому
что глядел - и знал, что в последний раз.
Так прошел он по городу, у которого булыжники были чуть влажными от
росы. Крыши домов, как клушки, ревниво оберегали в домах тепло, окна
глядели подслеповато и пусто. Он уходил насовсем, хотя... Таилась в душе
крохотная надежда, что Управитель диких лесных нориков не забудет его
старания - ведь кольцо-то у него... Но с другой стороны, что он может
сделать для Верена? Мысли путались и метались, и страшно было думать об
этом, страшно...
Однако ноги несли, и скоро город раздробился в домишках, жмущихся к
Белой стене с внешней ее стороны. Потом и они отступили назад, потянулись
поля, перелески - дорога так же равнодушно принимала его ноги, как тысячи
и тысячи других. Только он с каждым шагом старел не на шаг, как старели
все, а - на сколько там? - на день, на два, на три? Из шагов его
складывались недели, месяцы, годы, и висли гирями на ногах. Но он все
равно шел, как в беспамятстве, и к обеду пришел в Хлебы.
Домик Крючка стоял первым у дороги. Колдун, как и в прошлый раз,
почуял приближение Силы, хотя великой ее назвать уже было нельзя. Он
вышел, и издалека узнал того самого Застенчивого, что проходил с двумя
другими вверх по реке минувшей весной. Это их он попросил передать Свистку
два слова. А они почему-то не выполнили его просьбу. Вспомнив о тех
недавних событиях, Крючок нахмурился, но Застенчивого в дом все-таки
пригласил. Вид у того был нехорош, и на приглашение он откликнулся с
радостью, даже с облегчением.
Крючок заварил чаю с травами, выставил снедь. Застенчивый жадно пил
чай, а к еде почти и не прикоснулся. Что-то творилось с ним неладное - в
этом колдун был уверен. Осторожно, слово по слову, стал он выспрашивать -
где двое других спутников, да далеко ли ходили. Не было рядом
подозрительного Сметлива, и Верен коротко рассказал Крючку, зачем ходили
они в Овчинку и что из этого вышло. А чего ждал от колдуна - совета,
помощи или просто сочувствия - и сам не знал.
Однако колдун оказался тем самым человеком, который нужен был Верену.
Выслушав, он покачал головой и сказал, что они стали исполнителями могучей
воли. "Думаю, дело здесь даже не в Управителе диких нориков..." - "А в ком
же?" Но Крючок вместо ответа попросил показать кольцо Генерала Гора.
Он долго разглядывал серебряный ободок, зачем-то сжимал его в кулаке
и подносил к уху, будто прислушивался. Потом сказал:
- У этого кольца огромная Сила, и судьба его ждет непростая. Зачем и
кому понадобилось оно внизу, среди людей - не постигаю. Впрочем, норики -
слуги Владыки Вода... Нет, не буду гадать о том, что сильнее меня. А вот
на твою дорогу можно прикинуть...
Колдун полез под потолок, где развешивал на просушку травы, и взял
несколько стебельков ведуницы. Разломав их как попало, высыпал на ладонь
Верену и велел сдуть на стол. Потом долго разглядывал травяной узор, хмуря
брови и пришептывая. Верен ждал, замирая внутри. Наконец колдун заговорил:
- Не буду врать, все у тебя выпадает плохо. - Сердце у Верена
сжалось. - Но... Как будто ведет тебя чья-то рука. Не вижу, добрая или
злая, но могущественная.
Верен робко перебил:
- Так может, вернуться мне в город, пока не поздно?
Крючок пожал плечами:
- Может быть, уже поздно. - И еще раз вгляделся в травинки: - Нет,
судьба твоя там, в Рыбаках. Ты выбрал путь страшный, но правильный. Как
объяснить - не знаю...
Колдун предложил ему переночевать, и Верен согласился. Наутро Крючок
дал ему в дорогу большой круглый хлеб, сушеного мяса и прочитал строчки из
незнакомых стихов:
Пусть равно всем не избежать конца,
пусть равно жалят всех судьбы укусы,
но никогда дорога храбреца
не совпадет с кривой тропою труса.
Верен горько усмехнулся: тоже, нашел храбреца. Он идет в Рыбаки
просто потому, что не знает, что еще ему делать. И ушел.
Дорога радости стала дорогой скорби. Каждый день пути убивал его,
находя разнообразные способы, чтобы сообщить об этом. На третий день пути
к вечеру мучительно заныли колени, а на следующее утро он никак не мог
разогнуть поясницу. Под тем самым дубом, где застал их ночной дождь, Верен
нехотя грыз зачерствевший хлеб, и у него упал первый зуб: Верен
неотвратимо становился тем же старым и не очень здоровым пьяницей, каким
уходил в Овчинку. Незадолго до входа в Белолес-на-Костях он заметил, что
некий багровый предмет назойливо лезет ему в глаза, и не сразу смог
сообразить, что это его собственный нос.
Под впечатлением этого нового открытия и вошел он в Белолес, место
безопасное, но на редкость неприятное. Он уже добрался до середины его,
уже слышались за деревьями предсмертные хрипы, яростные крики и сиплый рев
боевых труб, но Верен знал, что это безопасно и продолжал шагать, хотя вот
это как раз для него было не просто опасно, а смертельно. Тут дорога
разверзлась под ним, и почувствовал Верен, что летит в глубокий колодец, и
успел по пути попрощаться с жизнью, но очутился вдруг на дне, не ощутив ни
малейшего удара. Он поднял голову - светлое пятнышко было далеко-далеко
вверху. "Не выбраться", - подумал Верен и стал нащупывать стенки руками.
Но стенок... не было. Тогда он шагнул вперед и опять почувствовал, что
летит вниз, и опять очутился на дне без всякого удара. "Э-э, тут что-то не
то", - подумал Верен. И вдруг догадался: да это же Черный норик! Он
закричал тогда в темноту колодца, как тогда, в Оголтелой Пади, а эхо
гукало и гудело, забивая его слова:
- Черный норик, иди ко мне! Я тебя узнал!
Он прокричал так три или четыре раза, и темнота внезапно пропала, под
ногами снова была дорога, а на обочине ее, на старом пеньке стоял норик с
чуть крысиной, но без всякого добродушия мордочкой - напротив, выглядел он
надменным и злобным. Черная шляпа была на нем, без всяких знаков отличия,
поскольку Черный норик не признает власти Владыки Вода, и такого же цвета
плащ. Он заговорил голосом одновременно писклявым и скрипучим, от которого
свербило в ушах:
- Зачем ты зовешь меня, человек? Разве не знаешь, как опасно
призывать Черного норика, если нет на то оснований? Берегись! Я хотел
пошутить с тобою и отпустить, но теперь я сердит.
Верен терпеливо дослушал Черного норика до конца, понимая, что злить
его не следует, ибо пакостник он великий и может выдумывать пакости без
конца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73