На площади было многолюдно, сутолочно. Сюда собрались доброхоты, а с
ними - знакомые, родственники и просто бездельные ротозеи. Уже отмечали
прибывших, разбивали их на десятки и десятками же отправляли за город, в
полковой стан.
Но больше всего сутолоки было у пушки. Над ней возвели высоченные
козлы, всю обвязали канатами - готовились снять с постамента. Тут же
стояла и кряжистая, небывалой ширины телега, на коей пушку подразумевалось
везти. Зачем? - подивился Смел. - Ведь пушка сама на колесах... Однако
этот вопрос никого более не занимал: плотники что-то пилили, били гвозди,
перебрасывали через козлы канаты - словом, были страшно деловиты и заняты;
распорядитель работ, бравый усатый капитан бегал и ругался, то тыча
куда-то указательным пальцем, то грозя кому-то кулаком; зеваки вокруг
давали советы и всем мешали.
Смел потолкался, поглядел - и пошел отмечаться. Его записали в
очередную десятку под начало некоего сержанта Дрына. Тот, действительно,
худ был и длинен как палка, да вдобавок непереносимо важничал: на всех
записавшихся доброхотов сержантов не набралось, и нескольких, в том числе
и его, произвели прямо вчера. Серо-синяя форма на нем стояла колом,
новенькие нашивки красной меди на щуплой груди тускло поблескивали.
Нескладно поводя протяжными хваталками и досадливо цыкая на бестолковость
новобранцев, он построил их по росту (Смел оказался последним), дал
команду "напра-а... во!", обозвал повернувшихся налево недотырками и повел
десятку в полковой стан.
Стан раскинули в редколесье недалеко за старым карьером. Начинался он
четырьмя телегами, с которых сержанты получали все потребное для своих
десяток: с первой - походные одеяла из грубой овечьей шерсти и просторные
заплечные мешки; со второй - еду на четыре дня, котел для готовки и ведро
для чая; с третьей - оружие и снаряжение латников, то есть короткий меч с
небольшим овальным щитом, тяжелый метательный нож, кожаную
куртку-безрукавку, обшитую медными бляхами и такие же поножи со шнуровкой
для защиты бедер. И только с четвертой сержант Дрын получил, наконец,
жалование на десятку - объемистый кошель с тысячей монет.
Отыскав свободное место, чтобы расположиться, он приказал притащить
пару подходящих камней для очага и сходить на ручей за водой, а сам
занялся дележкой: стал раскладывать монеты на десять равных кучек. Это
отняло много времени, потому что Дрын часто сбивался, но все терпеливо
ждали. Завершив, Дрын построил десятку и раздал каждому его долю, после
чего прошелся вдоль шеренги и объявил, что с этого момента они считаются
поступившими на службу и всякая самовольная отлучка из полкового стана
будет считаться дезертирством и караться по закону военного времени.
Вопросы есть? Разойдись!
Остаток дня ушел на приготовление бараньей похлебки с овощами и
подгонку снаряжения. Смелу досталась великоватая куртка, но он надел ее
поверх рубахи, подпоясался - получилось нормально.
После ужина посидел у костра, слушая разговоры новых товарищей: все
они, кроме него, оказались горожанами и были кто хуже, кто лучше знакомы.
Наверное, поэтому они разбились на ночлег по двое - по трое, а он остался
один. Ну и ладно. Смел подложил под голову заплечный мешок, закутался в
одеяло и быстро и крепко заснул.
За утренней кашей веселый долговязый парень с хитроватыми глазами по
имени Посошок, выделявшийся в их десятке осведомленностью и
пронырливостью, рассказал, что вчера в городе случилась смешная вещь.
Когда пушку стали вывозить, недалеко от площади на одном перекрестке
телега застряла: там углом выпирала какая-то лавка. Доминат, недолго
думая, приказал тот угол снести. Дело-то было ночью - лавочник с хозяйкой
выскочили, в чем спали, а у них уже чуть не пол дома разобрали...
Посмеялись. Смел спросил - а где сейчас пушка? Впереди, - отвечал
Посошок, - ее тихо везут, мы быстро догоним. Потому и не спешим. И тут,
будто торопясь опровергнуть его слова, боевая труба заиграла "в поход
выходи". Сержант Дрын приказал готовиться выступать и убежал получать
указания.
Скоро выступили. Дорога была хорошо укатана, шлось легко. Правда,
Смелу досталось нести чайное ведро - ноша не тяжелая, но надоедливая, и он
без конца перекладывал его из руки в руку. Здесь ничего, - говорили
знающие мужики, - а вот завтра до болот дойдем - там только держись...
Шли вольно. Не то, чтобы вразброд, нет - десятки держались кучно,
впереди сержанты. Но шагали все кто как хотел. Ничего особенного в тот
день не было: уплывали и отступали назад леса - то почаще, то пореже, то
открываясь полянами. И приходило Смелу в голову, что будто и не на войну
они идут, а так - гуляют на свежем воздухе, будто и не им придется через
два-три дня умирать на поле от ран. И возникала глупая уверенность, что
битвы не будет, что случится нечто такое... ну, словом, случится нечто - и
не допустит кровопролития, заставит опомниться человеков, готовых крушить
железом живую плоть. Смел мотал головой, отгоняя наваждение, и
оглядывался: неохватная глазом вереница людей текла по лесной дороге
медленно, но неотвратимо. В этом потоке крылась слепая упорная сила, и
одно лишь могло остановить ее: такая же сила, только встречная. Но не
могло это движение продолжаться вечно. А значит, встреча состоится...
Да, ничего особенного в тот день не было. Только Смел долго не мог
уснуть после ужина, закутавшись в свое одеяло. А когда наконец задремал,
то сразу приснилось ему, что приоткрыл он глаза и увидел в неверном свете
чуть живого костра, как скользнула между деревьев маленькая фигурка,
показавшаяся странно знакомой. Но сон то был, или нет - так и не понял.
Главное - незаметность. Нужно быть незаметным, чтобы выполнить то,
что он задумал. Решив так, Последыш долго заглядывал в окошко кухни,
выжидая, пока его старый знакомец повар Оковалок останется один. А выждав,
зашел. Толстый, сердитый на вид Оковалок заканчивал приготовления в
дорогу. Он поднял красное щекастое лицо от дорожного мешка и хмуро
буркнул:
- Чего тебе?
- Ничего... Когда выходите?
- Завтра утром, Смут бы их всех побрал с ихней войною вместе, -
Оковалок со злостью швырнул в дорожный мешок сверток пряностей. - Все
вверх дном. Как с ума посходили...
Последыш дождался, пока он сердито умолк.
- А ты возьми меня с собой... А, Оковалок?
- Куда?
- Туда...
- И этот свихнулся, - плюнул Оковалок. - Думаешь, тебе там медом
помазано?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73