он учил когда-то мальчишку
Нагаста читать и писать.
Ну а тот, отпустив двусмысленность, повернулся круто и вышел прочь,
уведя за собою хвост из своих провожатых. Снова лязгнул на двери засов. И
опять расселись бунтовщики и, перемолчав тревогу, продолжили начатый
разговор. Но Учитель теперь не возражал Наперстку - больше соглашался.
Грымза не к месту хмыкал, вспоминая, как влетел сержант Дрын в ворота, и
только Скаред, сын Жада, поблескивал из угла потаенными глазками, в их
беседе участия не принимая.
А творилось в городе между тем что-то странное. Во многих домах не
гасились окна, будто хозяева ждали гостей, и шли они, эти гости, несмотря
на глухую ночь. Стучались друг к другу лавочники, садились за столы,
угощались брагою, заводили долгие разговоры. И было бы все как праздник,
необычно и весело, но мешало чувство тревоги и привкус опасности. Что-то
варилось в Белой Стене, а что - понять было трудно.
Доминат в ту ночь тоже почти не спал. Он знал, что в городе
неспокойно, и ходил, все ходил туда и сюда по просторной комнате,
размышляя о смутных напастях последнего времени, все старался понять, что
же готовят лавочники и как погасить их бунт. Нагаст понимал, что они
сильны и опасны: куда легче бы было смуту пресечь, поднимись портовая
чернь или рвань, положим, с Потрошки. Но лавочники... И снова ходил туда и
сюда, и тер руками виски, и все думал: почему началось такое при нем?
Он был еще молодой правитель. Небитый. Неопытный.
И едва утро выкатило из-за дальнего берега ослепительно-желтый диск,
снизу чуть сплюснутый и подкрашенный алым, потянулись лавочники к тюрьме.
Они встречались без удивления, хмуро, будто не расставались вовсе, и часто
поглядывали из-под тяжелых век на другой край площади, где виднелась
деревянная решетка дворца. Они разговаривали негромко, неторопливо, но в
покое их было больше угрозы, чем если бы они бегали и кричали.
Однако накал нарастал по мере того, как прибывала толпа. Здесь были
уже не только лавочники - крепкие ремесленники, удачливые добытчики,
богатые корабелы. И скоро гул от негромких их разговоров дошел до
напряжения, которое трудно стало переносить: требовалась разрядка. Тогда
Батон Колбаса, мужик жилистый и в повадках простой, подойдя к Огаркову
логову, зло постучал кулаком. Выждав немного, еще повторил.
Дверь приоткрылась и высунулась в щель опухшая, потоптанная подушкой
рожа Огарка. Он прищурил свой глаз от солнца, оглядел толпу, после чего
хрипло буркнул, обращаясь к Батону: "Чего тебе?" Но за Батона ответил
притершийся сбоку Котелок:
- Ключи давай.
- Какие ключи? - Огарку было больно думать.
- Сам знаешь. Ну? - прежде чем тюремный сторож успел утаиться за
дверью, Батон Колбаса прихватил его за ворот рубахи.
- Это... х-х... - Огарок захрипел пуще прежнего, пытаясь выкрутиться
из железной ухватки, - разбой! Отпусти, Колбаса! Сдурел, что ли?
Но Батон Колбаса, ругнувшись, поднес к его носу мосластый кулак и
Огарок понял, что с ним не шутят. Он затих, окончательно просыпаясь, а
потом забормотал примирительно:
- А-а, так вам ключи? Сейчас, сейчас... Их же найти надо.
Батон Колбаса заклинил дверь ногой и только после этого выпустил
Огаркову рубаху:
- Ищи давай. Да побыстрее.
Огарок зашарился по грязной, заваленной всякой рухлядью комнатенке,
приговаривая: "Куда же я их... Ах, Смут тебя забери..." Лавочники,
сгрудившись в дверях, обрадованные первой - и столь легкой! - победой,
засмеялись. Кто-то крикнул: "А ты не мечись, ты лучше за пазухой поищи!"
При этих словах Огарок остановился и спросил, будто вдруг припомнив:
- А разрешение у вас есть?
Батон Колбаса прикрикнул:
- Ты мое разрешение уже нюхал! Или не понял? Могу еще дать!
Но Котелок уперся:
- Нет, братцы, тут я права не имею. Так меня самого посадят. Да
хорошо еще, если...
Но про какое "если" толковал Огарок, никто не узнал: Батон Колбаса
широко шагнул через комнату, опять поймал тюремщика за шиворот и привычным
движением, как искал деньги у перепившихся бражников, охлопал его. Под
рубашкою звякнул металл. "Ага!" - взликовала толпа, а Батон без разговоров
залез к Огарку за пазуху и вытащил связку ключей на шнурке.
Тут Огарок оказал сопротивление: он вцепился руками в шнурок и не
давал снять его с шеи. Батон Колбаса сказал:
- Ты что, хочешь, чтоб мы двери взломали?
- Ломайте, - удавленником хрипел Огарок, - ключи не отдам!
Тогда Колбаса, осердившись, сильно дернул веревочку вниз, и ключи со
звоном рассыпались. Огарок еще пытался рухнуть на пол следом за ними, но
Батон Колбаса изловил его поперек пояса и не давал дотянуться.
"Собирайте", - сказал он собратьям, таща брыкающегося Огарка к скамье. Там
он и удерживал тюремщика, пока все ключи не были собраны.
А Огарок вдруг захохотал:
- О-хо-хо! Хо-хо! Собирайте, собирайте! Все равно ни хрена
тараканьего у вас не получится!
- Это почему? - не понял Колбаса.
- А потому! Там знать надо, как открывать!
- Значит, сам и откроешь.
- Вот я вам открою! - Огарок показал, что.
Колбаса уронил его со скамьи и вышел из вонючего логова, бросив через
плечо:
- А не откроем - так сломаем.
Жилище Огарка было пристроено в нескольких шагах от тюремных дверей,
которые размерами больше смахивали на ворота. У висячего замка ковырялся
Котелок, пробуя все ключи по очереди. И не получалось у него, как тонко
выразился Огарок, ни хрена тараканьего. "Дай я", - просунулся Батон. Но
Котелок нетерпеливо мотнул головой и продолжал накручивать ключи, дергая
замок так и сяк. Толпа вокруг волновалась.
Наконец Котелок, отчаявшись, передал горсть ключей Батону Колбасе.
Тот внимательно их осмотрел, выбрал наиболее подходящий и стал осторожно
поворачивать в скважине влево и вправо. С тем же успехом. Тогда Обушок
Колода, потрошкинский мясник, весь обросший дикими мышцами, сказал:
"Ну-ка, посторонись". Он взял короткий разбег, обрушился на дверь плечом
как тараном - и отскочил. "Ломик, ломик нужен..." - возникла в толпе
догадка. Но воспользоваться ею не успели. "Стражники!" - вдруг отчаянно
крикнул кто-то из задних рядов, и все обернулись, и увидели, что пока они
ковырялись с замком, стража охватила их плотным полукольцом, прижав к
фасаду тюрьмы. Толпа - а собралось в ней сотни две человек - плотно
сбилась, ощетинилась. Стражники стояли угрожающе, с легкими копьями
наперевес, но не очень-то храбрились: было их раза в три меньше. Да и не
хотелось им затевать свару: это ж не всхолмцы какие-нибудь - свои, а в
городе жить потом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Нагаста читать и писать.
Ну а тот, отпустив двусмысленность, повернулся круто и вышел прочь,
уведя за собою хвост из своих провожатых. Снова лязгнул на двери засов. И
опять расселись бунтовщики и, перемолчав тревогу, продолжили начатый
разговор. Но Учитель теперь не возражал Наперстку - больше соглашался.
Грымза не к месту хмыкал, вспоминая, как влетел сержант Дрын в ворота, и
только Скаред, сын Жада, поблескивал из угла потаенными глазками, в их
беседе участия не принимая.
А творилось в городе между тем что-то странное. Во многих домах не
гасились окна, будто хозяева ждали гостей, и шли они, эти гости, несмотря
на глухую ночь. Стучались друг к другу лавочники, садились за столы,
угощались брагою, заводили долгие разговоры. И было бы все как праздник,
необычно и весело, но мешало чувство тревоги и привкус опасности. Что-то
варилось в Белой Стене, а что - понять было трудно.
Доминат в ту ночь тоже почти не спал. Он знал, что в городе
неспокойно, и ходил, все ходил туда и сюда по просторной комнате,
размышляя о смутных напастях последнего времени, все старался понять, что
же готовят лавочники и как погасить их бунт. Нагаст понимал, что они
сильны и опасны: куда легче бы было смуту пресечь, поднимись портовая
чернь или рвань, положим, с Потрошки. Но лавочники... И снова ходил туда и
сюда, и тер руками виски, и все думал: почему началось такое при нем?
Он был еще молодой правитель. Небитый. Неопытный.
И едва утро выкатило из-за дальнего берега ослепительно-желтый диск,
снизу чуть сплюснутый и подкрашенный алым, потянулись лавочники к тюрьме.
Они встречались без удивления, хмуро, будто не расставались вовсе, и часто
поглядывали из-под тяжелых век на другой край площади, где виднелась
деревянная решетка дворца. Они разговаривали негромко, неторопливо, но в
покое их было больше угрозы, чем если бы они бегали и кричали.
Однако накал нарастал по мере того, как прибывала толпа. Здесь были
уже не только лавочники - крепкие ремесленники, удачливые добытчики,
богатые корабелы. И скоро гул от негромких их разговоров дошел до
напряжения, которое трудно стало переносить: требовалась разрядка. Тогда
Батон Колбаса, мужик жилистый и в повадках простой, подойдя к Огаркову
логову, зло постучал кулаком. Выждав немного, еще повторил.
Дверь приоткрылась и высунулась в щель опухшая, потоптанная подушкой
рожа Огарка. Он прищурил свой глаз от солнца, оглядел толпу, после чего
хрипло буркнул, обращаясь к Батону: "Чего тебе?" Но за Батона ответил
притершийся сбоку Котелок:
- Ключи давай.
- Какие ключи? - Огарку было больно думать.
- Сам знаешь. Ну? - прежде чем тюремный сторож успел утаиться за
дверью, Батон Колбаса прихватил его за ворот рубахи.
- Это... х-х... - Огарок захрипел пуще прежнего, пытаясь выкрутиться
из железной ухватки, - разбой! Отпусти, Колбаса! Сдурел, что ли?
Но Батон Колбаса, ругнувшись, поднес к его носу мосластый кулак и
Огарок понял, что с ним не шутят. Он затих, окончательно просыпаясь, а
потом забормотал примирительно:
- А-а, так вам ключи? Сейчас, сейчас... Их же найти надо.
Батон Колбаса заклинил дверь ногой и только после этого выпустил
Огаркову рубаху:
- Ищи давай. Да побыстрее.
Огарок зашарился по грязной, заваленной всякой рухлядью комнатенке,
приговаривая: "Куда же я их... Ах, Смут тебя забери..." Лавочники,
сгрудившись в дверях, обрадованные первой - и столь легкой! - победой,
засмеялись. Кто-то крикнул: "А ты не мечись, ты лучше за пазухой поищи!"
При этих словах Огарок остановился и спросил, будто вдруг припомнив:
- А разрешение у вас есть?
Батон Колбаса прикрикнул:
- Ты мое разрешение уже нюхал! Или не понял? Могу еще дать!
Но Котелок уперся:
- Нет, братцы, тут я права не имею. Так меня самого посадят. Да
хорошо еще, если...
Но про какое "если" толковал Огарок, никто не узнал: Батон Колбаса
широко шагнул через комнату, опять поймал тюремщика за шиворот и привычным
движением, как искал деньги у перепившихся бражников, охлопал его. Под
рубашкою звякнул металл. "Ага!" - взликовала толпа, а Батон без разговоров
залез к Огарку за пазуху и вытащил связку ключей на шнурке.
Тут Огарок оказал сопротивление: он вцепился руками в шнурок и не
давал снять его с шеи. Батон Колбаса сказал:
- Ты что, хочешь, чтоб мы двери взломали?
- Ломайте, - удавленником хрипел Огарок, - ключи не отдам!
Тогда Колбаса, осердившись, сильно дернул веревочку вниз, и ключи со
звоном рассыпались. Огарок еще пытался рухнуть на пол следом за ними, но
Батон Колбаса изловил его поперек пояса и не давал дотянуться.
"Собирайте", - сказал он собратьям, таща брыкающегося Огарка к скамье. Там
он и удерживал тюремщика, пока все ключи не были собраны.
А Огарок вдруг захохотал:
- О-хо-хо! Хо-хо! Собирайте, собирайте! Все равно ни хрена
тараканьего у вас не получится!
- Это почему? - не понял Колбаса.
- А потому! Там знать надо, как открывать!
- Значит, сам и откроешь.
- Вот я вам открою! - Огарок показал, что.
Колбаса уронил его со скамьи и вышел из вонючего логова, бросив через
плечо:
- А не откроем - так сломаем.
Жилище Огарка было пристроено в нескольких шагах от тюремных дверей,
которые размерами больше смахивали на ворота. У висячего замка ковырялся
Котелок, пробуя все ключи по очереди. И не получалось у него, как тонко
выразился Огарок, ни хрена тараканьего. "Дай я", - просунулся Батон. Но
Котелок нетерпеливо мотнул головой и продолжал накручивать ключи, дергая
замок так и сяк. Толпа вокруг волновалась.
Наконец Котелок, отчаявшись, передал горсть ключей Батону Колбасе.
Тот внимательно их осмотрел, выбрал наиболее подходящий и стал осторожно
поворачивать в скважине влево и вправо. С тем же успехом. Тогда Обушок
Колода, потрошкинский мясник, весь обросший дикими мышцами, сказал:
"Ну-ка, посторонись". Он взял короткий разбег, обрушился на дверь плечом
как тараном - и отскочил. "Ломик, ломик нужен..." - возникла в толпе
догадка. Но воспользоваться ею не успели. "Стражники!" - вдруг отчаянно
крикнул кто-то из задних рядов, и все обернулись, и увидели, что пока они
ковырялись с замком, стража охватила их плотным полукольцом, прижав к
фасаду тюрьмы. Толпа - а собралось в ней сотни две человек - плотно
сбилась, ощетинилась. Стражники стояли угрожающе, с легкими копьями
наперевес, но не очень-то храбрились: было их раза в три меньше. Да и не
хотелось им затевать свару: это ж не всхолмцы какие-нибудь - свои, а в
городе жить потом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73