Слышал, конечно, Пуд про несчастье, постигшее Апельсина - выразил
соболезнование. Тут и приступил Котелок, невзначай как будто бы:
- Э-эх, что говорить? Все так живем: вчера - Апельсин, завтра -
Котелок... И никто не поможет, если сами друг другу не поможем. Верно я
говорю, Пуд?
Пуд уловил опасное направление в словах Котелка, закряхтел и
откинулся в кресле:
- М-м... да-а... Хороша бражка...
- И дело не в деньгах, - поспешил успокоить хозяина Котелок, - а в
участии дружеском, в товарищеской, так сказать, поддержке.
Такой поворот устраивал Пуда, и он легко подтвердил:
- Да-а, без участия трудно...
Добившись согласия, Котелок уверенно продолжал:
- Нельзя давать друг друга в обиду. А то нынче его, а следом - и нас.
- Как это - нас? - встревожился Пуд. - Чтоб мою лавку сломали? Да
я...
- Лавку или не лавку, - уклончиво отвечал Котелок, - но мало ли что.
Вон, взятки - даем же?
- Опять ты за старое... - недовольно сморщился Пуд. - Ну, не будет
Щикаста - другого посадят. Он тоже брать будет. Какая разница? А может, и
больше запросит.
- Так о чем я и говорю: что-то делать надо.
- А что мы можем? - пожал Пуд плечами. - Жалобу написать? Да за
жалобу эту нас же в бублик и согнут, головой к ногам.
- А почему, собственно, в бублик? - Котелок приосанился и поглядел на
Бочонка с неким вызовом.
- Почему, почему... Потому. Сам знаешь, почему.
- Нет уж, изволь! Что нам могут сделать? Всем вместе?
- Тюрьма большая... - Пуд налил себе в кружку из жбана. Разговор
начинал ему не нравиться.
- А за что - в тюрьму? - напирал Котелок. - За жалобу? Мы же взяток
не берем!
- Да что ты прицепился? - озлился Пуд. - Взятки, взятки... Может,
Щикаст делится с... - Пуд завел глаза к потолку. - Вот и угодишь на
китулин рог, чтоб не лез, где не просят...
- То-то и оно. Не в Щикасте тут дело, а... - Котелок тоже закатил
зрачки.
Бедный Апельсин, про которого забыли, при этих словах Котелка
испуганно приоткрыл рот, да и Пуд поглядел на любителя философии с
опаской: что он такое плетет? А тот, конечно, и сам испугался слегка
собственной смелости, но старался не выдать страха: сидел спокойно, даже
как будто с усмешкой.
- Что-то ты, Котелок, не туда загибаешь, - проворчал наконец Пуд и
залпом допил кружку. Крепко поставив ее на стол и вытерев толстые губы
согнутым пальцем, продолжил: - Возомнил о себе, что ли? Да он тебя...
- Ничего он теперь не сделает, - со значением перебил Котелок. - Ни
мне, никому. Ему теперь не до этого.
Пуд Бочонок метнул на него цепкий взгляд и задумался, опустив голову.
То, что вчера нашептывала Котелку Катица, уже не было тайной в Белой
Стене: прошли через город могулы, возвращались кучками доброхоты. Лишь
Апельсин, оглушенный горем, не слышал ничегошеньки и теперь в
растерянности переводил глаза с одного на другого.
- Да-да, не до этого, - с напором заговорил Котелок, отхлебнув браги.
- Ему сейчас думать надо, как войско до ума довести - пушка-то... того...
А у него даже командующего нет. И денег в казне тоже... не густо. Потому я
и говорю: если хотим защитить себя - самый момент теперь.
Апельсин захлопал сонными после браги глазами, соображая, о какой
защите речь, однако так и не сообразил, а Пуд грузно поднялся из кресла:
- Поздно уже. Отдыхать пора. Спасибо, что навестили.
Но на пороге придержал Котелка за локоть:
- Ты вот что, любезный... м-м... Не приходи ко мне больше с этими...
м-м... разговорами. Да и сам не болтай - не советую.
Котелок в раздражении отдернул локоть, круто развернулся, вышел на
крыльцо и плюнул в сердцах. "Ничего. Без тебя обойдусь".
Таким образом, вопреки мрачным пророчествам Сметлива, Смел вернулся
из военного похода на восьмой день не только живым и здоровым, но и с
сотней монет в правом кармане. Прямо с порога он закричал Грымзе Молотку,
чтобы тащил наверх браги - отметить возвращение, да побольше еды. Молоток
заулыбался, закивал (добрый он был все-таки малый), пожелал долгих лет и
заверил, что сделает все как велено.
Смел поднялся по лестнице, пинком открыл дверь и ввалился в комнату
со своим походным мешком, грязный и веселый, завопив: "Не ждали, хвосты
собачьи?" Верен плел как обычно сеть, а Сметлив, у которого сорвалось в
тот вечер свидание, грустно лежал на кровати. Но тут подскочили, конечно,
оба, обнимать кинулись. Посыпались всяческие "как ты?" да "что ты?" - и
Смел не успевал отвечать, что все хорошо, а там уже и Грымза засунулся,
жбан приволок, баранину в яблоках, спрашивает - не желательно ли водички
согреть, обмыться с дороги? - еще как желательно, вот только браги
хлебнем, чтобы в горле не сохло, стол вот сюда, к кровати, а воду грей,
грей, милый... Словом, суматоха.
Но вот успокоились, браги по кружке выпили, Смел дух перевел.
Отвлекся потом ненадолго - помыться, и засели уже основательно. Все он им
рассказал: как Последыша встретил, про Мусорщика, и чем дело кончилось.
Еще рассказал про живущий в страхе поселок Прогалину, про кусты-глазастики
и про Болотное Ботало - все, что сам слышал. А потом спросил, как у них
дела - денег, наверное, кучу скопили? С хозяином расплатиться нужно, да
пора дальше двигаться. Или как? Верен посмотрел на Сметлива сердито и
промолчал, а Сметлив стал сбивчиво объяснять, что денег еще не вполне
хватает, долг-то вырос, а тут подвернулись ему три тулупа овчинных по
сходной цене, без которых в дороге не обойтись, по ночам в горах холодно,
- так что придется еще задержаться дня на три, на четыре. Послушал Смел,
как он крутит, поглядел на сердитого Верена - догадался: смерть, как не
хочется уходить Сметливу. Видно, крепко его прихватило с этой... с
Цыганочкой. Ну ничего, не страшно. Вывалил Смел сто монет на стол - как
теперь, хватит? Верен обрадовался, а Сметлив с деловым видом считать
принялся. Пальцы загибал, губами шевелил, глаза закатывал. Потом
объявляет: самую малость недостает - еды закупить на дорогу. Но это,
говорит, ничего, это мы быстро - дня за два, а там уже... Тут его Верен
перебил: "Только смотри, Сметлив, чтобы эти деньги тоже не ухнули."
Сметлив, конечно, прикинулся, будто зря его обижают. А сам-то знал, что
прав Верен.
Случилось со Сметливом что-то небывалое. Помнил он себя в
молодости... или - как бы это сказать? - в первой молодости. И Капельку
помнил, и жену свою, плясунью и насмешницу, и других... Но все это было
как легкий туман утренний, голову только кружило. А Цыганочку как увидит -
колотит всего, вдохнуть ее хочется - и не выдохнуть, и умереть, потому что
никак не пережить такой радости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73