- Э-эй, Апельси-ин!
НЕВЕСТА ГЕНЕРАЛА ГОРА
...Примерно к обеду дошли до Наказанной рощи. Дорога опасливо
обходила ее, но они полюбопытничали, сели перекусить как раз напротив, под
раскидистым кустом, глазея со стороны на диковинные деревья. Слышать
слышали, а вот видеть довелось впервые: темна была роща, безрадостна и
безгласна, огромные вязы стояли ни живы, ни мертвы, ни листочка на них, ни
почки, а глубокие извилистые морщины, изрезавшие жесткую кору, связывались
в жуткие морды, искаженные пытошной мукой. Эти деревья стояли так с
незапамятных времен, никогда не зеленея, но и не падая, чтобы стать почвой
для новой жизни. По преданию, в этой роще бились когда-то насмерть Владыка
Вод и Сеятель Смут, и Владыка Вод, победив, наказал рощу за то, что она
отдала Смуту ветку, из которой тот сделал себе дубину... Говорят, и поныне
обломок дубины той хранится где-то на свете у злых колдунов, что ждут они
своего часа, чтобы в ход пустить ее страшную силу...
Ну да ладно, сказки сказками, а путь впереди неблизкий. Подивились,
поцокали языками - и взвалили на плечи мешки, и отправились дальше, туда,
где, завораживая и тревожа, ждало их неведомое. Хорошо теперь шлось:
плескалась через край сила, не давили тяжелые мешки, ноги сами отсчитывали
тысячи и тысячи шагов. Сметлив, поначалу хмурый из-за их глупой ссоры с
Цыганочкой, отошел, посветлел - то ли решил не брать пустяков в голову, то
ли совсем забыл про любовь свою неудачную, - и скоро включился в дорожные
разговоры, улыбка к нему вернулась.
На другой день вошли в Оголтелую падь. По этой широкой, открывающейся
к реке лощине пролетел когда-то неистовый смерч, выворачивая с корнем
столетние сосны, ломая пихты и ели, как траву вырывая из земли молодую
поросль. С тех пор поднялся над буреломом новый веселый лесок, но дикая
мешанина мертвых стволов не давала ни пройти, ни проехать. Дорогу все-таки
прорубили, ценой великих трудов, но петляла она отчаянно, обходя завалы,
скалилась по обочинам старыми обломками да обрубками, черными сучьями да
гнилыми пеньками. Здесь и приключилась с путниками некоторая странность.
Шли они беззаботно, гуляючи, не давая смутить себя мрачному лесу,
только досадовали, что негде им сделать привал - пора бы уже, животы
подвело. Но в какой-то момент шевельнулась вдруг впереди мертвая ветка, и
потянулась, зазмеилась через дорогу, перегораживая путь, и насмерть
вцепилась в разлапистую черную корягу на другой стороне. Остановились
путники, насторожились. Что за смута за такая чернокнижная? Смел первым
вперед шагнул, бормоча для храбрости: "Ну-ну, ты брось... Что еще за
шуточки?" Но далеко не ушел: накатил на дорогу сумрак средь бела дня, и
зачавкало что-то в лесу, задвигалось, к ним подбираясь поближе, и стволы
древесные полусгнившие принялись перескрипываться между собою о чем-то
опасном, будто злорадно хихикали, - и Смел, выхватив нож из ножен, назад
отскочил, поближе к товарищам.
Постояли они, озираясь тревожно, - а стволы все поскрипывают, а
сумерки все сгущаются, - и налетел вдруг на путников крохотный ветерок, и
пошел, пошел вокруг них, набирая силу, все быстрей и быстрей, и вот уже
оказались они в середине темного вихря, рвущего с плеч рубахи, свистом
пронзительным оглушающего.
Сметлив догадался, вспомнил, прокричал еле слышно сквозь свист и рев
ветра:
- Это нориковы проделки! Управитель говорил! Спинами, спинами друг к
другу!
Верен и Смел наполовину услышали, наполовину угадали - и встали все
трое спина к спине, прижавшись тесно, закричали в потемки каждый по
своему:
- Эй, Черный норик, где ты?
- Черный норик, выходи!
- Черный норик, иди к нам! Мы тебя узнали!
Прокричали так, покричали - и улегся смерч, и сумерки расступились, и
лес утих. А впереди, на дороге - обыкновенный сучок валяется, да никакой
он не живой. Смел, проходя, нарочно наступил - тот только хрустнул. Но про
голод, конечно, забыли: чуть не бегом из Оголтелой пади бежали. А когда
миновали ее, Верен спохватился:
- Мы же Черному норику письмо не передали!
Но Сметлив возразил:
- Так он ведь и не появился.
А не появился - и Смут с ним, своих забот хватает. Теперь вперед,
вперед! За Оголтелой падью, выйдя на возвышение, далеко-далеко над зеленой
весенней далью впервые увидели будто парящие в синем небе снежные пики
Оскальных гор. И обрадовались же! К концу приблизилось их похождение, хотя
никто не знал что там - в конце, и какая ждет их судьба.
Они шли упрямо и весело, и поливал их дождик, и сушили ветра, и
давали приют под своими кронами приветливые деревья. И с приближением гор
становились все холоднее ночевки, но теплы были овчинные полушубки, и дров
вдосталь, и лучше огня их грела теперь молодая, горячая кровь.
Они миновали грохочущий, плюющийся клочьями пены свирепый речной
перекат Костолом, нос к носу столкнулись однажды с парой волков, а Смел,
имевший смолоду привычку пробовать все "на зуб" (она вернулась к нему
вместе с зубами), отравился невзрачной лиловой ягодкой: всю ночь его бил
озноб, накатывала испарина и терзала резь в животе.
Когда горы явились им в полный рост, лес стал редеть, переходя в
мелколесье, а Живая Паводь, сузившись, теперь походила больше на горный
поток, светлый и говорливый. Здесь они увидали развилок дороги: глухая
колея уходила прямо в реку, через брод, и выныривала на другом берегу,
забирая потом по взлету предгорной равнины куда-то вправо и вверх. Здесь
путники остановились, печально задумались. Это была тропа скорби - дорога
на гиблое Серебряное плато. Никто из добрых людей не проходил здесь, не
задержавшись - помянуть безвинно погибших в ледяных рудниках и вечных
снегах проклятой каторги, учиненной Нагастом Воителем.
Но и здесь не пробыли долго: совсем уже близко была их цель. Скоро
дорога стала вместе с рекою выделывать петли между холмами, потом
поднялась на один из них, особенно скалистый и крутой, разрезанный рекою
надвое - и открылась вдруг путникам затаенная среди гор долина, а в ней
лежало, будто в ладони, зеленое и уютное селение пастухов, виноградарей,
кожемяк, сыроделов - Овчинка...
Постоялый двор был сложен из диких камней, приземист, весь увит
виноградом. Хозяин его, по прозванию Горлохват, характер имел плутоватый и
напористый: они хотели поселиться вместе, но свободных больших комнат не
оказалось, и он мгновенно сосватал им две отдельных - одну на двоих, а
другую на одного, да еще представил все так, будто великую оказал услугу и
потребовал деньги вперед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73