Но она подбежала, села перед ним, взяв
его за обе руки, спросила тревожно:
- Ты что, не рад мне? Случилось что-нибудь?
Он отнял руки и проворчал:
- Будто сама не знаешь...
- Глупенький, - засмеялась она. - Неужели ты поверил? Поверил, что я
пойду за какого-то там сынка? Когда тебя одного люблю больше жизни? Я ж
тебя подразнить хотела...
Посмотрел на нее Поэт с надеждой, и понял, что такие глаза, как у
нее, не могут обманывать. А поняв, рассмеялся, поднялся на ноги и ее
поднял. И пошли они, обнявшись, по весеннему лесу - просто так, никуда,
лишь бы идти, слушая песни птиц и вдыхая удивительный воздух, напоенный
тысячами запахов, тонких и сладких. А потом она от него убежала и
спряталась, а он, смеясь, аукал ее и искал, и нашел на поляне лежащей в
высокой траве. Закрыв глаза от хмельного счастья, она сказала ему:
- Как хорошо...
А потом они шли назад, и она немного отстала, он обернулся - и вдруг
не увидел ее.
- Ладица-а! - отчаянно закричал он, понимая, что это уже не прятки, а
по-настоящему. - Ла-адица-а! - и вернулся в себя.
Опять накрапывал дождь, лес был пасмурным и угрюмым. Поэт огляделся,
с трудом возвращаясь в нынешний мир, подошел к роднику, протянул руку к
листику обман-травы - и отдернул, как от ожога. "Вот ты какая,
обман-трава", - прошептал он. В голове стоял еще легкий звон, при
воспоминании о пережитом по спине пробегал сладкий озноб. Поэт взялся за
виски, помотал головой, отгоняя наваждение. Но все было так живо, так
ощутимо, что рука поневоле опять потянулась к обман-траве.
- Погоди, - сказал он сам себе вслух. - Ты же понимаешь, что это
самообман. Не было ничего, и не будет. Это все из твоей головы. Это сон, и
не более... - он решительно повернулся и зашагал прочь, твердо решив
никогда больше не приходить сюда.
И вернулся через неделю. Эта неделя прошла как кошмар. Он не мог
работать, провалил все заказы, спал плохо, то и дело просыпаясь. Он лежал
в темноте и вспоминал тот весенний лес. И через неделю не выдержал.
Медленно и отрешенно сорвал он три листочка, окрашенных по краям лиловым,
пополоскал в роднике...
И в этот раз Ладица была веселой и ласковой. Они много разговаривали,
и он рассказал ей, какой страшный ему приснился сон - как будто она уехала
навсегда в Захребетье, а он остался один.
- Что ты, - прошептала она, - никогда такого не будет.
Он глядел ей в глаза и опять думал, что такие глаза не могут
обманывать. Но потом, после всего, когда она тихо исчезла, он уже не звал
ее, а просто мычал от злости, что не может ее вернуть.
Поэт плюнул на все и стал приходить к роднику через день, через два.
Попробовал однажды принести обман-траву домой, но сразу обнаружил, что,
подвяв, листья теряют силу. Оставалось только одно: приходить сюда, когда
становилось невмочь. Он теперь аккуратно выполнял заказы - денег на жизнь
не хватало, а кроме стихов Поэт ничего не умел. Он срывал свое зло на
заказчиках, издеваясь над ними, как мог. Когда, например, ему заказывали
поздравление к свадьбе, он писал:
Почему сегодня дом так весел?
Отчего в нем гости собрались?
За столом сидят жених с невестой -
Две души друг друга обрели.
Розы на столах цветут повсюду,
Алые и чистые, как кровь.
Веселитесь, люди! Вот посуда -
Лейте брагу, пейте за любовь!
Если ж в жизни трудный миг настанет, -
Настает тот миг в семье любой, -
Истина опорой пусть им станет:
Есть на свете вечная любовь!
Оттого сегодня весел дом:
Свадьба в нем - и люд со всех окраин,
Лобызанья, песни - все вверх дном!
А налей-ка нам еще, хозяин!
Поэт стал озлобленным и угрюмым, не рассказывал больше сказок
детворе, а заказчиков ненавидел прямо люто, хотя приходилось сдерживаться.
Кроме заказов он теперь ничего не писал - не получалось, каждая строчка
казалась враньем. У него стали припухать веки, но только не верхние, как у
лавочников, а нижние. Висели мешками, так что люди стали обращать
внимание. Да и все было неладно.
Однажды, после обман-травы, Ладица спросила у него:
- Какой-то ты не такой стал. Случилось что-нибудь?
Он отмахнулся, но сам уже чувствовал, что смертельно устал, что
обман-трава высасывает из него последние силы.
А на обратном пути встретила его старуха и сказала:
- Э-эх, не послушал меня...
Он молча прошел мимо. Осень в тот год так и не кончилась, за окном
его все время моросил мелкий дождь и дул тоскливый ветер. Однажды пришел
необычный заказчик - да и не заказчик даже, а так, чудик какой-то. Тощий,
застенчивый. Спрашивает: "Что такое душа?" Если бы самому знать... Но
интересно стало, посидел, подумал - впервые за много месяцев. Получилась,
конечно, ерунда, стыдно было перед этим тощим. Ну и ладно, Смут с ним -
ведь денег с него Поэт не взял.
Тем более, Поэту как раз в то время было не до того: что-то треснуло
у него с Ладицей, и никак не склеивалось - наоборот, становилось все хуже.
Она не была уже такой ласковой, ни с того ни с сего раздражалась, часто
глядела на него с обидой. А один раз заплакала и сказала:
- Зачем ты меня мучаешь?
Поэт остолбенел: это кто кого мучает? Кто кого за нос водит?
Говорила, что всю жизнь любить будет - а теперь ей не нравится что-то,
видите ли... Может, про сынка про Захребетского вспомнила? Так пусть
знает: он ее лучше убьет, чем отпустит. И такая злость поднялась в нем,
что намотал он ее волосы на кулак и встряхивать стал, повторяя: "Поняла?
Так и знай - убью! Поняла?"
Плача, вырвалась она от него и побежала по весеннему лесу,
оборачиваясь и крича:
- Никогда больше к тебе не приду! Никогда!
Он, опомнившись, долго искал ее, звал, но так и не дозвался. А
вернувшись в себя, понял, что больше ее не увидит. И это было с одной
стороны плохо, а с другой - хорошо, потому что теперь стало незачем
приходить на этот родник. Но через два-три дня пришел опять в безумной
надежде, что она простит его и вернется. Однако, пожевав листья, услышал
другой голос: его окликала Вертица, разбитная веселая девица, с которой
Поэт пытался когда-то излечиться от любви. Она, не мудря, сказала:
- Зачем тебе эта Ладица? Смотри, какая я сладкая... - и потянулась,
чтобы Поэт разглядел ее всю.
- Да уж, - усмехнулся он.
- Ну тогда пойдем...
Вертица надоела быстро, он ее прогнал. Потом приходил кто-то еще, и
еще, и было это даже хуже, чем в жизни. Но в жизни теперь тоже все стало
гораздо хуже. Никак не мог он понять, почему не кончается осень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
его за обе руки, спросила тревожно:
- Ты что, не рад мне? Случилось что-нибудь?
Он отнял руки и проворчал:
- Будто сама не знаешь...
- Глупенький, - засмеялась она. - Неужели ты поверил? Поверил, что я
пойду за какого-то там сынка? Когда тебя одного люблю больше жизни? Я ж
тебя подразнить хотела...
Посмотрел на нее Поэт с надеждой, и понял, что такие глаза, как у
нее, не могут обманывать. А поняв, рассмеялся, поднялся на ноги и ее
поднял. И пошли они, обнявшись, по весеннему лесу - просто так, никуда,
лишь бы идти, слушая песни птиц и вдыхая удивительный воздух, напоенный
тысячами запахов, тонких и сладких. А потом она от него убежала и
спряталась, а он, смеясь, аукал ее и искал, и нашел на поляне лежащей в
высокой траве. Закрыв глаза от хмельного счастья, она сказала ему:
- Как хорошо...
А потом они шли назад, и она немного отстала, он обернулся - и вдруг
не увидел ее.
- Ладица-а! - отчаянно закричал он, понимая, что это уже не прятки, а
по-настоящему. - Ла-адица-а! - и вернулся в себя.
Опять накрапывал дождь, лес был пасмурным и угрюмым. Поэт огляделся,
с трудом возвращаясь в нынешний мир, подошел к роднику, протянул руку к
листику обман-травы - и отдернул, как от ожога. "Вот ты какая,
обман-трава", - прошептал он. В голове стоял еще легкий звон, при
воспоминании о пережитом по спине пробегал сладкий озноб. Поэт взялся за
виски, помотал головой, отгоняя наваждение. Но все было так живо, так
ощутимо, что рука поневоле опять потянулась к обман-траве.
- Погоди, - сказал он сам себе вслух. - Ты же понимаешь, что это
самообман. Не было ничего, и не будет. Это все из твоей головы. Это сон, и
не более... - он решительно повернулся и зашагал прочь, твердо решив
никогда больше не приходить сюда.
И вернулся через неделю. Эта неделя прошла как кошмар. Он не мог
работать, провалил все заказы, спал плохо, то и дело просыпаясь. Он лежал
в темноте и вспоминал тот весенний лес. И через неделю не выдержал.
Медленно и отрешенно сорвал он три листочка, окрашенных по краям лиловым,
пополоскал в роднике...
И в этот раз Ладица была веселой и ласковой. Они много разговаривали,
и он рассказал ей, какой страшный ему приснился сон - как будто она уехала
навсегда в Захребетье, а он остался один.
- Что ты, - прошептала она, - никогда такого не будет.
Он глядел ей в глаза и опять думал, что такие глаза не могут
обманывать. Но потом, после всего, когда она тихо исчезла, он уже не звал
ее, а просто мычал от злости, что не может ее вернуть.
Поэт плюнул на все и стал приходить к роднику через день, через два.
Попробовал однажды принести обман-траву домой, но сразу обнаружил, что,
подвяв, листья теряют силу. Оставалось только одно: приходить сюда, когда
становилось невмочь. Он теперь аккуратно выполнял заказы - денег на жизнь
не хватало, а кроме стихов Поэт ничего не умел. Он срывал свое зло на
заказчиках, издеваясь над ними, как мог. Когда, например, ему заказывали
поздравление к свадьбе, он писал:
Почему сегодня дом так весел?
Отчего в нем гости собрались?
За столом сидят жених с невестой -
Две души друг друга обрели.
Розы на столах цветут повсюду,
Алые и чистые, как кровь.
Веселитесь, люди! Вот посуда -
Лейте брагу, пейте за любовь!
Если ж в жизни трудный миг настанет, -
Настает тот миг в семье любой, -
Истина опорой пусть им станет:
Есть на свете вечная любовь!
Оттого сегодня весел дом:
Свадьба в нем - и люд со всех окраин,
Лобызанья, песни - все вверх дном!
А налей-ка нам еще, хозяин!
Поэт стал озлобленным и угрюмым, не рассказывал больше сказок
детворе, а заказчиков ненавидел прямо люто, хотя приходилось сдерживаться.
Кроме заказов он теперь ничего не писал - не получалось, каждая строчка
казалась враньем. У него стали припухать веки, но только не верхние, как у
лавочников, а нижние. Висели мешками, так что люди стали обращать
внимание. Да и все было неладно.
Однажды, после обман-травы, Ладица спросила у него:
- Какой-то ты не такой стал. Случилось что-нибудь?
Он отмахнулся, но сам уже чувствовал, что смертельно устал, что
обман-трава высасывает из него последние силы.
А на обратном пути встретила его старуха и сказала:
- Э-эх, не послушал меня...
Он молча прошел мимо. Осень в тот год так и не кончилась, за окном
его все время моросил мелкий дождь и дул тоскливый ветер. Однажды пришел
необычный заказчик - да и не заказчик даже, а так, чудик какой-то. Тощий,
застенчивый. Спрашивает: "Что такое душа?" Если бы самому знать... Но
интересно стало, посидел, подумал - впервые за много месяцев. Получилась,
конечно, ерунда, стыдно было перед этим тощим. Ну и ладно, Смут с ним -
ведь денег с него Поэт не взял.
Тем более, Поэту как раз в то время было не до того: что-то треснуло
у него с Ладицей, и никак не склеивалось - наоборот, становилось все хуже.
Она не была уже такой ласковой, ни с того ни с сего раздражалась, часто
глядела на него с обидой. А один раз заплакала и сказала:
- Зачем ты меня мучаешь?
Поэт остолбенел: это кто кого мучает? Кто кого за нос водит?
Говорила, что всю жизнь любить будет - а теперь ей не нравится что-то,
видите ли... Может, про сынка про Захребетского вспомнила? Так пусть
знает: он ее лучше убьет, чем отпустит. И такая злость поднялась в нем,
что намотал он ее волосы на кулак и встряхивать стал, повторяя: "Поняла?
Так и знай - убью! Поняла?"
Плача, вырвалась она от него и побежала по весеннему лесу,
оборачиваясь и крича:
- Никогда больше к тебе не приду! Никогда!
Он, опомнившись, долго искал ее, звал, но так и не дозвался. А
вернувшись в себя, понял, что больше ее не увидит. И это было с одной
стороны плохо, а с другой - хорошо, потому что теперь стало незачем
приходить на этот родник. Но через два-три дня пришел опять в безумной
надежде, что она простит его и вернется. Однако, пожевав листья, услышал
другой голос: его окликала Вертица, разбитная веселая девица, с которой
Поэт пытался когда-то излечиться от любви. Она, не мудря, сказала:
- Зачем тебе эта Ладица? Смотри, какая я сладкая... - и потянулась,
чтобы Поэт разглядел ее всю.
- Да уж, - усмехнулся он.
- Ну тогда пойдем...
Вертица надоела быстро, он ее прогнал. Потом приходил кто-то еще, и
еще, и было это даже хуже, чем в жизни. Но в жизни теперь тоже все стало
гораздо хуже. Никак не мог он понять, почему не кончается осень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73