– Дел, я уверен, что пришло время вам с Готтшалком закопать топор войны. Он потянет этот воз. Подбрось ему немножко сальца – и он пройдет. Не могу сказать, что на съезде не возникнет проблем, но теперь, когда Холмгрен преставился – упокой Господи его душу, – все стало намного легче. Дело в том, что демократам опять придется выставлять Ланолина – у них в обойме никого приличного нет, кроме разве что Хикок, да и о нем дальше Иллинойса никто не слышал.
Макоумер откинулся назад и сделал вид, что усердно обдумывает предложение сенатора. Как бы в нерешительности погладил усы, пожевал губами, а затем, когда, на его взгляд, прошло уже достаточно времени, сказал:
– Что ж, предположим, ты меня заинтересовал, Джек. Но я бы хотел кое-что уточнить.
– Это понятно.
– Могу я рассчитывать на тебя? В любое время и при любом варианте?
– Черт побери, конечно!
Макоумер положил руки на подлокотники. Он был замечательно спокоен.
– Позволь мне задать тебе вот какой вопрос, Джек. Насколько ты свободен в выборе курса действий?
Сенатор пожал плечами:
– Все зависит от того, что я считаю верным курсом.
– Резонный ответ, – голос Макоумера стал мягким, почти шелковым. – Но я говорю о кое-чем ином. Например, тебе дают определенную информацию и просят... действовать в соответствии с ней. И ты действуешь.
– Несмотря ни на что?
– Да.
Пышные брови Салливена сошлись на переносице:
– Господи, не знаю... Я выполняю волю партии, когда сот гласен с нею, если же у меня иное мнение, я действую так, как считаю нужным.
Макоумер не ответил. Он нажал на скрытую под правым подлокотником кнопку звонка, и на пороге появился Бен.
– Думаю, теперь можно подавать.
Оба молчали, пока Бен не расставил на столе блюда с едой и два серебряных ведерка с колотым льдом, в котором охлаждались бутылки пива.
– Ну, приступим?
– Чуть попозже, – Салливен чуял запах какой-то сделки и хотел сначала все выяснить.
Макоумер подошел к столу, очистил крабью клешню, окунул ее в майонез и стоя начал жевать. Крабье мясо было восхитительно свежим.
– Скажи-ка, Джек, – как бы между делом спросил он. – Как у тебя сейчас дела в финансовом отношении?
– Отлично, – буркнул Салливен.
– А я слышал другое, – Макоумер очистил следующую клешню. – Дела у тебя идут неважно. Точнее, очень плохо.
– Я же играю на бирже, – ответил сенатор немного слишком поспешно.
– Тебе не везет.
– У меня и раньше такое бывало, но я всегда вылезал.
– Но сейчас ты не выберешься, – Макоумер утер рот и пальцы льняной салфеткой с вышитой монограммой Клуба. Он прямо взглянул в лицо собеседнику. – На этот раз ты увяз слишком глубоко. Твоя жена когда-то была богата, но все ее состояние растрачено, у тебя трое детей учатся в колледже, а один – в медицинской школе. Это тяжелая ноша, Джек, слишком тяжелая. И ты очень далеко зашел. Триста тридцать тысяч! Такой долг переломит тебе хребет.
– О чем ты говоришь? – прошептал Салливен.
– А мне бы не хотелось, чтобы с тобой такое случилось, Джек, – Макоумер вернулся к своему креслу, но не сел и сверху, стоя, смотрел на Салливена. – Это я тебе честно говорю. Ты слишком важен для мен, Джек. Приведу только один пример: подумай, сколько добра ты можешь сделать, если все же начнешь расследовать систему обеспечения безопасности Де Вит-га, или если намекнешь прессе на тот разговор с Лоуренсом?
– Ты ждешь, что я отдам тебе в руки всю свою жизнь?.. Просто так?
– Да я ничего подобного и не предлагаю! – Макоумер был совершенно спокоен, даже расслаблен. – Джек, да я и помыслить не могу попросить тебя сделать что-то вопреки твоим принципам! Ведь мы одинаково смотрим на вещи.
– Но если Готтшалк станет президентом... Предположим, он им станет...
Макоумер наконец уселся в кресло:
– Послушай, современная политика не делается одним человеком, даже президентом – ее делают те, кем он себя окружает. Сейчас у власти демократы, и что мы имеем? Еще более пышный расцвет бюрократии и бесчисленное число агентств, якобы пекущихся о нуждах общества и социальной защищенности. Сплошная болтовня об экологии, солнечной энергии, ужасно большом бизнесе!
Факт остается фактом: в наше время президентом становится тот, кто умеет выгодно себя подать. Теперь, в век телевидения и телевизионных дебатов, все зависит от личного обаяния. Все остальное делает пресса и... «выжаривание сала».
Кто выдумал Рейгану его экономическую программу? Экономический кудесник Стокман. Советникам Рейгана понравилась эта программа, и потом они всучили ее старику. Ведь программа – вовсе не плод его раздумий.
– Но окончательное решение принимал все-таки он.
– Правильно, как раз это я и имел в виду. Решение принимает президент, но такой президент, который может себя выгодно подать, иначе ему крышка – ошибок ему не простят. Господи, да вспомни Кеннеди! Это ведь его администрация втравила нас во Вьетнам и в историю в Заливе Свиней, но все равно он считается величайшим секс-символом двадцатого столетия!
Он наклонился вперед:
– Неужели ты действительно думаешь, что все эти ошибки, даже грубейшие, что-то значат? Мы-то знаем, что это не так. Потому что людям хочется верить в какого-то конкретного человека. Сегодняшняя Америка – это Камелот, а президент – король Артур. Американцы купились на волшебную сказочку. Войну начал Кеннеди, Джонсон только продолжил – а что ему оставалось делать? Ведь это не он принимал решение ее начать. Это сделал король Артур. Но Джонсон не умел себя подавать, выгодно продать, и потому не стал Великим Президентом. Как и Картер. Только представь: иметь в руках всю эту Силу, всю эту власть – и совершенно не уметь ею распоряжаться. Потрясающе!
– Значит ты исповедуешь теорию «человека за спиной президента», – задумчиво произнес Салливен. – Но ведь ты же с Готтшалком на ножах...
Макоумер улыбнулся: еще немного, и сенатор будет у него в руках.
– То, чем мы сейчас занимаемся – не более, чем досужая болтовня, не так ли? Ты ведь на грани банкротства, Джек. Вся твоя проблема в том, что ты игрок, но тебе не везет. Ты слишком азартен.
Салливен встал, скинул пиджак: под рубашкой рельефно вырисовывались мускулы. Но, как заметил Макоумер, ни грамма лишнего жира.
– Ты чертовски прав, Дел. Я – игрок, и, черт побери, не стыжусь этого. Азарт у меня в крови, он достался мне по наследству, – Салливен снова уселся. Глаза его хитро блестели. – Слушай, у меня к тебе предложение. Спортивное предложение. Давай померяемся силой на руках, и кто победит – тот и принимает решение.
– Ты шутишь, – Макоумер улыбнулся.
– Насчет пари я никогда не шучу, – Салливен ухмыльнулся, увидев на лице Макоумера сомнение. – Давай, Дел. В чем дело? Ты достаточно поработал языком в последние полчаса, теперь посмотрим, чем ты можешь подкрепить свои слова, – он согнул руку, напряг огромный бицепс и рассмеялся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218
Макоумер откинулся назад и сделал вид, что усердно обдумывает предложение сенатора. Как бы в нерешительности погладил усы, пожевал губами, а затем, когда, на его взгляд, прошло уже достаточно времени, сказал:
– Что ж, предположим, ты меня заинтересовал, Джек. Но я бы хотел кое-что уточнить.
– Это понятно.
– Могу я рассчитывать на тебя? В любое время и при любом варианте?
– Черт побери, конечно!
Макоумер положил руки на подлокотники. Он был замечательно спокоен.
– Позволь мне задать тебе вот какой вопрос, Джек. Насколько ты свободен в выборе курса действий?
Сенатор пожал плечами:
– Все зависит от того, что я считаю верным курсом.
– Резонный ответ, – голос Макоумера стал мягким, почти шелковым. – Но я говорю о кое-чем ином. Например, тебе дают определенную информацию и просят... действовать в соответствии с ней. И ты действуешь.
– Несмотря ни на что?
– Да.
Пышные брови Салливена сошлись на переносице:
– Господи, не знаю... Я выполняю волю партии, когда сот гласен с нею, если же у меня иное мнение, я действую так, как считаю нужным.
Макоумер не ответил. Он нажал на скрытую под правым подлокотником кнопку звонка, и на пороге появился Бен.
– Думаю, теперь можно подавать.
Оба молчали, пока Бен не расставил на столе блюда с едой и два серебряных ведерка с колотым льдом, в котором охлаждались бутылки пива.
– Ну, приступим?
– Чуть попозже, – Салливен чуял запах какой-то сделки и хотел сначала все выяснить.
Макоумер подошел к столу, очистил крабью клешню, окунул ее в майонез и стоя начал жевать. Крабье мясо было восхитительно свежим.
– Скажи-ка, Джек, – как бы между делом спросил он. – Как у тебя сейчас дела в финансовом отношении?
– Отлично, – буркнул Салливен.
– А я слышал другое, – Макоумер очистил следующую клешню. – Дела у тебя идут неважно. Точнее, очень плохо.
– Я же играю на бирже, – ответил сенатор немного слишком поспешно.
– Тебе не везет.
– У меня и раньше такое бывало, но я всегда вылезал.
– Но сейчас ты не выберешься, – Макоумер утер рот и пальцы льняной салфеткой с вышитой монограммой Клуба. Он прямо взглянул в лицо собеседнику. – На этот раз ты увяз слишком глубоко. Твоя жена когда-то была богата, но все ее состояние растрачено, у тебя трое детей учатся в колледже, а один – в медицинской школе. Это тяжелая ноша, Джек, слишком тяжелая. И ты очень далеко зашел. Триста тридцать тысяч! Такой долг переломит тебе хребет.
– О чем ты говоришь? – прошептал Салливен.
– А мне бы не хотелось, чтобы с тобой такое случилось, Джек, – Макоумер вернулся к своему креслу, но не сел и сверху, стоя, смотрел на Салливена. – Это я тебе честно говорю. Ты слишком важен для мен, Джек. Приведу только один пример: подумай, сколько добра ты можешь сделать, если все же начнешь расследовать систему обеспечения безопасности Де Вит-га, или если намекнешь прессе на тот разговор с Лоуренсом?
– Ты ждешь, что я отдам тебе в руки всю свою жизнь?.. Просто так?
– Да я ничего подобного и не предлагаю! – Макоумер был совершенно спокоен, даже расслаблен. – Джек, да я и помыслить не могу попросить тебя сделать что-то вопреки твоим принципам! Ведь мы одинаково смотрим на вещи.
– Но если Готтшалк станет президентом... Предположим, он им станет...
Макоумер наконец уселся в кресло:
– Послушай, современная политика не делается одним человеком, даже президентом – ее делают те, кем он себя окружает. Сейчас у власти демократы, и что мы имеем? Еще более пышный расцвет бюрократии и бесчисленное число агентств, якобы пекущихся о нуждах общества и социальной защищенности. Сплошная болтовня об экологии, солнечной энергии, ужасно большом бизнесе!
Факт остается фактом: в наше время президентом становится тот, кто умеет выгодно себя подать. Теперь, в век телевидения и телевизионных дебатов, все зависит от личного обаяния. Все остальное делает пресса и... «выжаривание сала».
Кто выдумал Рейгану его экономическую программу? Экономический кудесник Стокман. Советникам Рейгана понравилась эта программа, и потом они всучили ее старику. Ведь программа – вовсе не плод его раздумий.
– Но окончательное решение принимал все-таки он.
– Правильно, как раз это я и имел в виду. Решение принимает президент, но такой президент, который может себя выгодно подать, иначе ему крышка – ошибок ему не простят. Господи, да вспомни Кеннеди! Это ведь его администрация втравила нас во Вьетнам и в историю в Заливе Свиней, но все равно он считается величайшим секс-символом двадцатого столетия!
Он наклонился вперед:
– Неужели ты действительно думаешь, что все эти ошибки, даже грубейшие, что-то значат? Мы-то знаем, что это не так. Потому что людям хочется верить в какого-то конкретного человека. Сегодняшняя Америка – это Камелот, а президент – король Артур. Американцы купились на волшебную сказочку. Войну начал Кеннеди, Джонсон только продолжил – а что ему оставалось делать? Ведь это не он принимал решение ее начать. Это сделал король Артур. Но Джонсон не умел себя подавать, выгодно продать, и потому не стал Великим Президентом. Как и Картер. Только представь: иметь в руках всю эту Силу, всю эту власть – и совершенно не уметь ею распоряжаться. Потрясающе!
– Значит ты исповедуешь теорию «человека за спиной президента», – задумчиво произнес Салливен. – Но ведь ты же с Готтшалком на ножах...
Макоумер улыбнулся: еще немного, и сенатор будет у него в руках.
– То, чем мы сейчас занимаемся – не более, чем досужая болтовня, не так ли? Ты ведь на грани банкротства, Джек. Вся твоя проблема в том, что ты игрок, но тебе не везет. Ты слишком азартен.
Салливен встал, скинул пиджак: под рубашкой рельефно вырисовывались мускулы. Но, как заметил Макоумер, ни грамма лишнего жира.
– Ты чертовски прав, Дел. Я – игрок, и, черт побери, не стыжусь этого. Азарт у меня в крови, он достался мне по наследству, – Салливен снова уселся. Глаза его хитро блестели. – Слушай, у меня к тебе предложение. Спортивное предложение. Давай померяемся силой на руках, и кто победит – тот и принимает решение.
– Ты шутишь, – Макоумер улыбнулся.
– Насчет пари я никогда не шучу, – Салливен ухмыльнулся, увидев на лице Макоумера сомнение. – Давай, Дел. В чем дело? Ты достаточно поработал языком в последние полчаса, теперь посмотрим, чем ты можешь подкрепить свои слова, – он согнул руку, напряг огромный бицепс и рассмеялся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218