Каждый день, каждый день он хватал за шкирку гадов, наркоманов, которые убивали людей. И что же? По большей части совершенно очевидные дела рассыпались в прах – то гадов отпускали под залог, то какой-нибудь «прогрессивный» судья, понятия не имеющий, что на самом деле творится на улицах, гневно указывал полицейским на превышение полномочий.
Будь его воля, он бы всех судей заставлял поездить в патрульных машинах месячишко-другой. Куда бы тогда вся их «прогрессивность» подевалась!
Из туннеля Туэйт свернул на дорогу Бруклин-Куинс, к югу. Огни Манхэттена мерцали в сгущавшихся сумерках.
Он держал направление на юго-запад. Блеснули воды залива – благодатная тьма уже прикрыла грязные пятна нефти, и вода казалась мягкой, чистой и приветливой. Он, отчаянно фальшивя, начал напевать «Мужчина, которого я люблю» – скоро Шестьдесят девятая улица и дом.
Дом его, обшитый беленой дранкой, стоял в середине квартала и ничем не отличался от других домов на этой улице. Перед ним доживал свой век высокий клен.
Он сидел в машине. Идти домой пока не хотелось – он вид ел свет в окнах, голубоватое свечение телеэкрана. Сейчас как раз шли новости. И, конечно же, плохие.
Туэйт заглушил мотор «шевроле», вылез, запер дверь. Жаркий влажный воздух ударил в лицо – какая душная ночь, даже здесь, за рекой.
Он пешком пошел в сторону парка Оулз Хэд, на краю помедлил – заходить в парк или нет? Сегодня была среда, день, когда он собирал дань со своих «подопечных» – он привык думать об этом дне, как об обычном, рутинном. Однако сейчас он почему-то чувствовал себя не в своей тарелке. Может, это странное ощущение объяснялось делом Холмгрена и тем, что сулило ему раскрытие дела; может, он просто сам менялся.
Он уже повернулся и собрался уходить, как заметил в глубине парка какое-то движение. Что за черт, почему бы ему не срубить дополнительные денежки? Он медленно пошел по дорожке, прекрасно сознавая, что, наверное, собирается «срубить денежки» в последний раз. Да, он действительно менялся, он сбрасывал старую, грязную кожу.
С реки слышался противный скрип уключин. Туэйт свернул с дорожки и подошел к низкой чугунной ограде. В тени большого дуба он разглядел знакомый силуэт Антонио – широкополая шляпа, пышные рукава рубашки в мексиканском стиле. Паршивый пижон, подумал Туэйт, и почувствовал острый приступ отвращения – к самому себе. Тем не менее он не остановился и не свернул.
Теперь он видел и двух девушек – латиноамериканок, пышногрудых и широкобедрых, полных той животной чувственности, которую он считал типичной для девиц этого рода.
– Эй, Туэйт, – поприветствовал его сутенер. – Что-то ты сегодня припозднился. Дела задержали?
– Как всегда, Токио. У меня есть дела поважнее, чем ты.
Антонио ухмыльнулся.
– Ну, Туэйт, я б на твоем месте был повежливее. Я же тебе плачу, – и он протянул пачку денег.
Туэйт, пересчитывая, сказал:
– Вряд ли на такие деньги проживешь.
Сутенер развел руками:
– Ну, Туэйт, дела идут не так, чтоб уж хорошо.
Туэйт взглянул на него:
– Ты же не собираешься обманывать меня, Тонио? Ты ведь не такой дурак, правда?
В этот момент раздался окрик:
– Стой! Ни с места!
Туэйт обернулся: одна из девиц, широко расставив ноги в туфлях на высоких каблуках, наставила ему в живот пистолет 32 калибра.
Антонио широко улыбался, цокал языком от восторга:
– Эй, Туэйт, теперь ты видишь, кто здесь босс? – Он враскачку двигался на Туэйта, загребая землю острыми носами сапог. – Теперь твоя очередь платить. Слишком долго ты вертел мною, и мне от этого было так грустно! – Он протянул руку. – Будь хорошим мальчиком, давай-ка все, что у тебя есть.
– Ты что, спятил? – осведомился Туэйт. – Да от тебя же только мокрое место останется, если я на тебя донесу.
– Это мы еще посмотрим, старичок, кто на кого донесет. В полицейском управлении очень не любят жрать дерьмо, понял? Ты что, думаешь, я совсем тупой? Я тоже телек смотрю. В управлении не любят, когда в новостях передают о копах, которые берут взятки. Стоит мне только пикнуть, и это от тебя останется мокрое место, братец, – он махнул рукой. – Ну, давай денежки. Шевелись.
Туэйт протянул руку и разжал пальцы – банкноты посыпались на землю.
Антонио был гибок и быстр. Его правая нога взметнулась в воздух, острый нос сапога вонзился Туэйту в пах.
– Пуэрко! – выкрикнул Антонио. Туэйт задохнулся, обхватил руками низ живота. Перед глазами у него заплясали яркие огни.
– Ты что, думаешь, можешь поставить меня на колени? Только не ты, братец, и не меня. Теперь ты знаешь, кто здесь босс! А ну, живо, подбери деньги! – в голосе Антонио слышалась угроза.
– Сейчас! – Туэйт, распрямляясь, выхватил дубинку, блеснула полированная поверхность, и дубинка обрушилась на ребра Антонио.
Сутенер застонал и рухнул, на лице его застыло недоуменное выражение. Туэйт в дополнение двинул его коленом по физиономии и, почувствовав какое-то движение справа, схватился за ослабевшее тело сутенера, намереваясь использовать его как прикрытие.
Девиц и след простыл. И Туэйт прошептал Антонио в ухо:
– Моли бога, чтобы твои шлюхи сбежали, парень.
– Мадре де Диос! – Антонио трясло от боли.
Туэйт медленно огляделся. Где-то далеко взвыла и стихла сирена. Ветра почти не было, зато начали стрекотать сверчки. С пролива доносились грустные гудки пароходов.
Прямо перед ним высились деревья, между ними – кусты, они выглядели странно двухмерными в ртутном свете фонарей. Лежа здесь, на открытом освещенном пространстве, Туэйт являл собой отличную мишень. Он убрал дубинку и вынул полицейский револьвер. Ткнул им в лицо Антонио.
– Слушай, ты, кретин. Я даю тебе последний шанс прекратить эту дурацкую историю до того, как кто-нибудь серьезно пострадает.
– У тебя ничего не выйдет, дядя, – Антонио сплюнул кровь. В искусственном свете она казалась черной. Он закашлялся, тело его содрогалось в конвульсиях. – Сволочь, ты мне что-то сломал!
Туэйт всматривался в темноту.
– Не надо было жадничать, Тонио. Теперь ты получил хороший урок.
– Последним, кто попытался преподать мне урок, был мой старик, – Антонио снова сплюнул. – Я его хорошо порезал.
Туэйт молчал – он увидел, как между кустов что-то тускло блеснуло.
– Хорошо, – крикнул он. – Я опущу револьвер. Выходите с поднятыми руками, а то... – он откатился в сторону, по-прежнему держа сутенера за ворот его шикарной рубашки. Там, где Туэйт только что лежал, взорвался фонтанчик земли.
– Кончилось твое времечко, братец, – захихикал Антонио. – Соня терпеть не может пуэркос.
Но Туэйт уже заметил, откуда стреляли. Вторая пуля тоже попала в землю, на этот раз уже ближе.
– Тонио, тебя она послушает, – тихо произнес он. – Скажи ей, чтобы выходила, тихо и спокойно, и мы забудем эту историю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218