Дружок Бобби, этот психопат, шел первым. Он, словно ищейка, чуял вьетконговцев. – Трейси выпил. – Только на этот раз ему не повезло. Он напоролся на мину, и его разорвало. На шесть кусков.
Бобби был в шоке. А я ведь предупреждал его: не заводи здесь друзей, не привязывайся к людям! Но он был из тех, кто жаждал дружбы. Что он делал на войне? Не пойму. Я знал, что он попал не по призыву, а пошел добровольцем. Но, к сожалению, у военных не хватило ума послать его служить куда-нибудь на базу в Айове, – Трейси допил виски. – Наутро нам снова надо было идти в дозор, но Бобби отказался. Он хотел остаться рядом с телом друга. У нас было важное задание, я и так уже потерял одного человека, так что я рассвирепел, наорал на него, влепил ему пощечину на глазах у всех и заставил его идти, – теперь уже Трейси смотрел куда-то вдаль. На него нахлынули воспоминания о жарком, влажном воздухе джунглей, он вспомнил пение птиц, жужжание насекомых, вспомнил, как саднила кожа, вспомнил пот и безмерную усталость. И вонь. Смерть была повсюду, неподвижный, жаркий воздух пропитался ею.
– Ну и что? – Туэйт вернул его к действительности. – Что случилось?
Теперь Трейси недоумевал, с чего вдруг он затеял этот рассказ. Для того ли, чтобы просто рассказать, что с ним случилось в этой жизни, или была какая-то иная, более эгоистическая причина?
– И поскольку я был зол на него, я приказал ему идти первым, в головном дозоре. Мне не следовало этого делать: – он был неспособен к таким вещам.
– И что случилось? – повторил Туэйт.
– Он не вернулся, – бесцветным голосом ответил Трейси. – Он не хотел идти, и он не соблюдал предосторожностей. Я должен был это предвидеть. Потом я нашел его среди тлеющих останков лагеря красных кхмеров. Они медленно, методично забили его до смерти. Они пытали его: подпалили ему член и яйца, они швыряли в его тело ножи. То, что я обнаружил... Это было месиво. Они забавлялись им медленно, методично. Я видел это по выражению, застывшему у него на лице. Я и по сей день помню его таким. Помню его взгляд, взгляд человека, видевшего ад.
– Вот, значит, как было... – сказал Туэйт.
– Но на этом не кончилось, – Трейси бесцельно двигал по пластиковой поверхности стола свой пустой стакан. – Я отправился по следам ублюдков.
– И нашел их? Господи, да в это поверить невозможно.
– Не их, а его, – медленно произнес Трейси. – Или одного из них. По крайней мере, мне важно было верить, что он – один из них.
– И ты убил его.
– Да. Но не сразу, – Трейси крутил и крутил в руках пустой стакан. – Я сделал из бамбука шест примерно восьми футов длиной, на конце укрепил петлю, которую накинул на шею вьетконговцу. Другой конец я держал в руке. На этот раз мы сделали дозорного из него. В тот день мы избежали ловушек.
Я подталкивал его шестом, но он мог сообщать нам обо всех ловушках, поджидавших нас на тропе. Он обводил нас вокруг них, он до смерти боялся, что в любой момент может сам взлететь на воздух или что его пронзит замаскированное копье, – Трейси так резко толкнул стакан, что он упал и разбился.
Гомон за столом, где сидели китайцы, утих. Они смотрели на двух посетителей так, будто только сейчас их увидели. Затем болтовня их возобновилась, молодая китаянка встала и собрала осколки.
– И в самом конце я позаботился о том, чтобы страхи его были не напрасными. Мы шли обратно по той же тропе, и я запомнил опасные места. Этот тип был мне больше не нужен. И я приговорил его.
Туэйт внимательно разглядывал Трейси. Он видел, что его мучает боль.
– Послушай, – сказал он, – ты говорил, что предупреждал этого парнишку, Бобби, не заводить на войне друзей, не привязываться, – Туэйт допил остатки виски. – Только мне кажется, что ты сам к нему привязался. Что ж ты не следовал своим собственным советам?
* * *
Кэтлин Кристиан толкнула двери отеля «Паркер-Меридиан» и оказалась на Пятьдесят шестой улице. Воздух был жарким, но отнюдь не таким влажным, как в Вашингтоне, и она втянула его в себя не без удовольствия.
На ней были серьезные шелковые брюки и голубой хлопковый свитер, голубые туфельки из ящеричьей кожи, а нитка черного жемчуга дополняла наряд. Она чувствовала себя в отличной форме, совершенно готовой к тому, что ей предстоит сделать. День обещал быть, как она выражалась, «рисковым», но она любила «рисковые» дни – без них жизнь была бы ужасно скучной. Что касается человеческой породы вообще, то она была о ней невысокого мнения, и это невысокое мнение о человечестве, как ни странно, придавало ей сил.
Кэтлин свернула налево, прошла полквартала до Шестой авеню, там подозвала такси и скомандовала:
– На угол Третьей авеню и Двадцатой улицы.
Она опустила оконное стекло, откинулась назад и без всякого интереса глядела на проплывавшие мимо здания. Она родилась в Нью-Йорке, но не чувствовала никакой привязанности к этому городу. Нью-Йорк считался центром коммерческой жизни, а коммерция ее нисколько не волновала. Вот Вашингтон – это совсем другое дело. Там сосредоточена власть, и именно власть волновала и возбуждала ее. Иного такого места на земле не существовало. Париж?.. Что ж, Париж хорош и удобен для отпусков и праздников, но жить следовало в Вашингтоне.
Плевать я на тебя хотела, Нью-Йорк!
Она понимала, насколько глубоко привязан к ней Атертон Готтшалк, но отнюдь не желала еще большей привязанности – и этого вполне достаточно. Но других его привязанностей, зависимости от кого-либо еще она не потерпит. Ему следует четко это понять, а поскольку мужчины есть существа по сути туповатые, с ограниченным воображением, ему следует объяснить все в понятных для него выражениях.
И, определив, кто именно тогда разговаривал с Готтшалком, она определила и курс своих действий, призванных обеспечить единоличную над Готтшалком власть.
Вот потому она и отправилась на эту Третью авеню. Выйдя из такси, она огляделась и увидела неподалеку чугунный забор, окруживший небольшой парк. На воротах висела табличка «Вход только для жителей». Греймерси-парк... Резиденция Дэвиса Макоумера.
Стена второго этажа этого четырехэтажного каменного особняка была целиком стеклянной и нависала над первым этажом и цоколем. Помимо всего прочего, эту стеклянную стену украшала и цветная мозаика.
Забор и ворота казались неприступными, за воротами виднелась широкая каменная лестница, ведущая к входной двери из полированного дуба.
Сбоку от входа стоял старинный фонарный столб с настоящим газовым фонарем.
Макоумер! Неужели это он стоит за спиной Готтшалка? Кэтлин хорошо знала сильных мира сего, знала она и о том, кто такой Макоумер, как быстро набрала мощь его «Метроникс Инкорпорейтед», но, как ей представлялось, ни Макоумер, ни его компания не были связаны ни с кем из политиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218
Бобби был в шоке. А я ведь предупреждал его: не заводи здесь друзей, не привязывайся к людям! Но он был из тех, кто жаждал дружбы. Что он делал на войне? Не пойму. Я знал, что он попал не по призыву, а пошел добровольцем. Но, к сожалению, у военных не хватило ума послать его служить куда-нибудь на базу в Айове, – Трейси допил виски. – Наутро нам снова надо было идти в дозор, но Бобби отказался. Он хотел остаться рядом с телом друга. У нас было важное задание, я и так уже потерял одного человека, так что я рассвирепел, наорал на него, влепил ему пощечину на глазах у всех и заставил его идти, – теперь уже Трейси смотрел куда-то вдаль. На него нахлынули воспоминания о жарком, влажном воздухе джунглей, он вспомнил пение птиц, жужжание насекомых, вспомнил, как саднила кожа, вспомнил пот и безмерную усталость. И вонь. Смерть была повсюду, неподвижный, жаркий воздух пропитался ею.
– Ну и что? – Туэйт вернул его к действительности. – Что случилось?
Теперь Трейси недоумевал, с чего вдруг он затеял этот рассказ. Для того ли, чтобы просто рассказать, что с ним случилось в этой жизни, или была какая-то иная, более эгоистическая причина?
– И поскольку я был зол на него, я приказал ему идти первым, в головном дозоре. Мне не следовало этого делать: – он был неспособен к таким вещам.
– И что случилось? – повторил Туэйт.
– Он не вернулся, – бесцветным голосом ответил Трейси. – Он не хотел идти, и он не соблюдал предосторожностей. Я должен был это предвидеть. Потом я нашел его среди тлеющих останков лагеря красных кхмеров. Они медленно, методично забили его до смерти. Они пытали его: подпалили ему член и яйца, они швыряли в его тело ножи. То, что я обнаружил... Это было месиво. Они забавлялись им медленно, методично. Я видел это по выражению, застывшему у него на лице. Я и по сей день помню его таким. Помню его взгляд, взгляд человека, видевшего ад.
– Вот, значит, как было... – сказал Туэйт.
– Но на этом не кончилось, – Трейси бесцельно двигал по пластиковой поверхности стола свой пустой стакан. – Я отправился по следам ублюдков.
– И нашел их? Господи, да в это поверить невозможно.
– Не их, а его, – медленно произнес Трейси. – Или одного из них. По крайней мере, мне важно было верить, что он – один из них.
– И ты убил его.
– Да. Но не сразу, – Трейси крутил и крутил в руках пустой стакан. – Я сделал из бамбука шест примерно восьми футов длиной, на конце укрепил петлю, которую накинул на шею вьетконговцу. Другой конец я держал в руке. На этот раз мы сделали дозорного из него. В тот день мы избежали ловушек.
Я подталкивал его шестом, но он мог сообщать нам обо всех ловушках, поджидавших нас на тропе. Он обводил нас вокруг них, он до смерти боялся, что в любой момент может сам взлететь на воздух или что его пронзит замаскированное копье, – Трейси так резко толкнул стакан, что он упал и разбился.
Гомон за столом, где сидели китайцы, утих. Они смотрели на двух посетителей так, будто только сейчас их увидели. Затем болтовня их возобновилась, молодая китаянка встала и собрала осколки.
– И в самом конце я позаботился о том, чтобы страхи его были не напрасными. Мы шли обратно по той же тропе, и я запомнил опасные места. Этот тип был мне больше не нужен. И я приговорил его.
Туэйт внимательно разглядывал Трейси. Он видел, что его мучает боль.
– Послушай, – сказал он, – ты говорил, что предупреждал этого парнишку, Бобби, не заводить на войне друзей, не привязываться, – Туэйт допил остатки виски. – Только мне кажется, что ты сам к нему привязался. Что ж ты не следовал своим собственным советам?
* * *
Кэтлин Кристиан толкнула двери отеля «Паркер-Меридиан» и оказалась на Пятьдесят шестой улице. Воздух был жарким, но отнюдь не таким влажным, как в Вашингтоне, и она втянула его в себя не без удовольствия.
На ней были серьезные шелковые брюки и голубой хлопковый свитер, голубые туфельки из ящеричьей кожи, а нитка черного жемчуга дополняла наряд. Она чувствовала себя в отличной форме, совершенно готовой к тому, что ей предстоит сделать. День обещал быть, как она выражалась, «рисковым», но она любила «рисковые» дни – без них жизнь была бы ужасно скучной. Что касается человеческой породы вообще, то она была о ней невысокого мнения, и это невысокое мнение о человечестве, как ни странно, придавало ей сил.
Кэтлин свернула налево, прошла полквартала до Шестой авеню, там подозвала такси и скомандовала:
– На угол Третьей авеню и Двадцатой улицы.
Она опустила оконное стекло, откинулась назад и без всякого интереса глядела на проплывавшие мимо здания. Она родилась в Нью-Йорке, но не чувствовала никакой привязанности к этому городу. Нью-Йорк считался центром коммерческой жизни, а коммерция ее нисколько не волновала. Вот Вашингтон – это совсем другое дело. Там сосредоточена власть, и именно власть волновала и возбуждала ее. Иного такого места на земле не существовало. Париж?.. Что ж, Париж хорош и удобен для отпусков и праздников, но жить следовало в Вашингтоне.
Плевать я на тебя хотела, Нью-Йорк!
Она понимала, насколько глубоко привязан к ней Атертон Готтшалк, но отнюдь не желала еще большей привязанности – и этого вполне достаточно. Но других его привязанностей, зависимости от кого-либо еще она не потерпит. Ему следует четко это понять, а поскольку мужчины есть существа по сути туповатые, с ограниченным воображением, ему следует объяснить все в понятных для него выражениях.
И, определив, кто именно тогда разговаривал с Готтшалком, она определила и курс своих действий, призванных обеспечить единоличную над Готтшалком власть.
Вот потому она и отправилась на эту Третью авеню. Выйдя из такси, она огляделась и увидела неподалеку чугунный забор, окруживший небольшой парк. На воротах висела табличка «Вход только для жителей». Греймерси-парк... Резиденция Дэвиса Макоумера.
Стена второго этажа этого четырехэтажного каменного особняка была целиком стеклянной и нависала над первым этажом и цоколем. Помимо всего прочего, эту стеклянную стену украшала и цветная мозаика.
Забор и ворота казались неприступными, за воротами виднелась широкая каменная лестница, ведущая к входной двери из полированного дуба.
Сбоку от входа стоял старинный фонарный столб с настоящим газовым фонарем.
Макоумер! Неужели это он стоит за спиной Готтшалка? Кэтлин хорошо знала сильных мира сего, знала она и о том, кто такой Макоумер, как быстро набрала мощь его «Метроникс Инкорпорейтед», но, как ей представлялось, ни Макоумер, ни его компания не были связаны ни с кем из политиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218