Я бы сформулировал суть вашего искусства как экспрессию импровизации, или же чувственное прочтение неосязаемых образов. – Он поднял на нее грустные глаза: – Это то, чего мне больше всего не достает, когда я нахожусь на своей официальной должности.
– Вы хотите сказать, что есть и другая, неофициальная? – Лорин была заинтригована.
– Естественно. Мужчина не может довольствоваться исключительно образом жизни чиновника, – он разлил вино по бокалам. – В противном случае душа моя увяла бы и тихо умерла.
– У меня сложилось впечатление, что ваше правительство, ну, скажем, не приветствует отступлений от общепринятых норм.
– В последние годы мое правительство кое-что поняло, – Монах наклонился и взял ее пальцы в свою ладонь. Рука его была сухая и твердая, человеку с такими руками можно доверять, подумала Лорин. – Страна не может существовать и развиваться в вакууме, ею же и порожденном, – продолжал он. – А вакуум возник на волне нашей революции. Понимаете, до недавнего времени наше государство напоминало младенца – своей уязвимостью перед простейшими вещами, через которые человечество прошло на заре существования цивилизации. А уязвимость или, если вам угодно, комплекс неполноценности, породила ксенофобию, и не просто ксенофобию, а панический страх перед иностранцами. Уверен, вы об этом слышали. – Но сегодня, – он снова улыбнулся, – наше мышление претерпевает серьезные изменения, время творит чудеса! Необходимо считаться с реальностью, и теперь на первое место выходит мирное сосуществование со всем остальным миром. Здесь-то и заложено самое серьезное противоречие: правительство обнаружило, что само издало гору законодательных актов, запрещающих какое бы то ни было сотрудничество с иностранцами. Мы почти ничего не знали об окружающем нас мире. Официальная же политика сводилась к следующему: руку дружбы протягивать еще рано, восточное сознание не терпит спешки и суеты. Я оказался одним из немногих, скажем, вольных стрелков, на свой страх и риск налаживающих дружеские контакты, перерастающие затем в прочные деловые связи с западными партнерами.
– Но сегодня Китай – открытая страна и необходимость в ваших услугах отпала.
А девчонка не дура, подумал Монах, и усмехнулся:
– В целом, вы правы, однако мой бизнес приносит государству весьма неплохой доход, отказываться от которого было бы весьма глупо, согласитесь.
– Значит, вы никакой не вольный стрелок. Правительство имеет свою долю от вашей, с позволения сказать, охоты. Вполне капиталистический подход к делу.
Монах откинулся на спинку стула и захохотал:
– Совершенно верно, в самую точку! Мы весьма способные ученики, и учимся у вас очень быстро. Вольный стрелок, видимо, не самое удачное выражение. Неофициальный, так будет точнее, – он слегка сжал ее руку. – Учтите, я сообщил вам почти что государственную тайну. Лорин пожала плечами:
– Мне даже некому ее раскрыть. В Госдепартаменте у меня нет ни одного знакомого, – она пододвинула свой бокал на центр стола. – Еще вина, пожалуйста.
– Жаль, – вздохнул Монах, наполняя бокал Лорин, – что вы не хотите рассказать мне, что вас тревожит.
Лорин удивленно посмотрела на него, раздумывая.
– А почему бы и нет? – сказала она наконец. – Полагаю, свежий взгляд на мою проблему не повредит.
И она рассказала ему о Трейси, о брате Бобби и о том, что произошло между ними. Имен, однако, она не называла.
– Я люблю его, – закончила она, – и не понимаю, зачем приложила столько усилий, чтобы оттолкнуть его от себя.
Монах задумался.
– Вы предпринимаете действия, диаметрально противоположные тому, что чувствуете, – он поглядел на нее печальными глазами.
– Вовсе нет, – возразила Лорин. – В тот момент, когда я поняла, что он несет ответственность за гибель брата, я его возненавидела.
– Вы же только что сказали, что любите его. Чему верить? Что вы его любите или ненавидите?
– И то, и другое.
Монах кивнул:
– Так бывает. Человек очень сложное существо, способное на множественность чувств одновременно, – он сдул со стола несуществующую пылинку. – Но вы по-прежнему думаете о нем, он вам нужен. У ненависти мотивация несколько иная.
Лорин молчала, и он продолжал:
– И тем не менее, вы оттолкнули его. Почему, как вы думаете?
– Я же сказала, не знаю.
– Да, сказали, – он задумчиво рассматривал ее. – Знаете, а я вам не верю.
– Ну и нахал же вы! – вспыхнула Лорин, но вспомнив просьбу Мартина, смутилась и опустила голову. – Простите меня, – пробормотала она. – О Господи, надо же так оскорбить человека!
Монах улыбнулся и потрепал ее по руке:
– Да будет вам так убиваться. Я не неженка, каким, возможно, показался вам. Как бы там ни было, орешек, который вам предстоит разгрызть, очень крепкий.
Она кисло улыбнулась:
– Мне правда очень жаль, извините. Нельзя так себя вести.
– Я вас прекрасно понимаю, – серьезно сказал Монах, – когда зубной врач задевает нерв, вы подпрыгиваете от боли, верно?
Она кивнула.
– Знаете, – произнес он задумчиво, – у меня тоже был брат. Семь сестер в семье и только два мальчика, я и брат, – он покачал головой. – Он был настоящим сорвиголовой, мой брат. В его сердце кипела революция, он готовил себя к битве с ее врагами, – Монах опустил глаза. – Я же был очень спокойным и уравновешенным человеком. Я предпочитал думать, а не действовать, в этом я видел свое предназначение. У брата с этим дело обстояло неважно, он часто посмеивался надо мной. Меня это задевало: я был старше и сильнее, все наши драки заканчивались одинаково: он лежал на спине, а я сидел сверху и тузил его. Но он обожал тренироваться – знаете, всякие там боевые искусства, так, кажется, это у вас называется. Я же был равнодушен к этим занятиям. Кстати, там еще обучали и военному делу. Так вот, я был вынужден тренироваться целыми днями, чтобы достичь того, что он усваивал за пять минут. Как то раз я должен был метать гранаты, мы сдавали какие-то нормы, а, надо сказать, именно это упражнение я терпеть не мог. И он вышел вместо меня. Вторая граната оказалась с дефектом: не успел он выдернуть чеку, как граната взорвалась прямо у его головы.
При последних словах Монаха Лорин почувствовала комок в горле. Она ужаснулась его рассказу и с трудом поборола тошноту. Мысли ее сразу же переключились на Бобби. Она помнила его не тем бравым парнем, который уходил под знаменами сил особого назначения, и не тем бескровным изваяниям, вернувшись на родину в гробу под звездно-полосатым флагом, – нет, она помнила его беззаботным, счастливым мальчишкой: он забирался на яблоню, а она стояла внизу, подставляя подол под тяжелые, пахнущие летом яблоки. А потом они с подружками убегали, оставляя озадаченного Бобби в одиночестве на высоченном дереве, и издали хихикали, показывая на него пальцами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218
– Вы хотите сказать, что есть и другая, неофициальная? – Лорин была заинтригована.
– Естественно. Мужчина не может довольствоваться исключительно образом жизни чиновника, – он разлил вино по бокалам. – В противном случае душа моя увяла бы и тихо умерла.
– У меня сложилось впечатление, что ваше правительство, ну, скажем, не приветствует отступлений от общепринятых норм.
– В последние годы мое правительство кое-что поняло, – Монах наклонился и взял ее пальцы в свою ладонь. Рука его была сухая и твердая, человеку с такими руками можно доверять, подумала Лорин. – Страна не может существовать и развиваться в вакууме, ею же и порожденном, – продолжал он. – А вакуум возник на волне нашей революции. Понимаете, до недавнего времени наше государство напоминало младенца – своей уязвимостью перед простейшими вещами, через которые человечество прошло на заре существования цивилизации. А уязвимость или, если вам угодно, комплекс неполноценности, породила ксенофобию, и не просто ксенофобию, а панический страх перед иностранцами. Уверен, вы об этом слышали. – Но сегодня, – он снова улыбнулся, – наше мышление претерпевает серьезные изменения, время творит чудеса! Необходимо считаться с реальностью, и теперь на первое место выходит мирное сосуществование со всем остальным миром. Здесь-то и заложено самое серьезное противоречие: правительство обнаружило, что само издало гору законодательных актов, запрещающих какое бы то ни было сотрудничество с иностранцами. Мы почти ничего не знали об окружающем нас мире. Официальная же политика сводилась к следующему: руку дружбы протягивать еще рано, восточное сознание не терпит спешки и суеты. Я оказался одним из немногих, скажем, вольных стрелков, на свой страх и риск налаживающих дружеские контакты, перерастающие затем в прочные деловые связи с западными партнерами.
– Но сегодня Китай – открытая страна и необходимость в ваших услугах отпала.
А девчонка не дура, подумал Монах, и усмехнулся:
– В целом, вы правы, однако мой бизнес приносит государству весьма неплохой доход, отказываться от которого было бы весьма глупо, согласитесь.
– Значит, вы никакой не вольный стрелок. Правительство имеет свою долю от вашей, с позволения сказать, охоты. Вполне капиталистический подход к делу.
Монах откинулся на спинку стула и захохотал:
– Совершенно верно, в самую точку! Мы весьма способные ученики, и учимся у вас очень быстро. Вольный стрелок, видимо, не самое удачное выражение. Неофициальный, так будет точнее, – он слегка сжал ее руку. – Учтите, я сообщил вам почти что государственную тайну. Лорин пожала плечами:
– Мне даже некому ее раскрыть. В Госдепартаменте у меня нет ни одного знакомого, – она пододвинула свой бокал на центр стола. – Еще вина, пожалуйста.
– Жаль, – вздохнул Монах, наполняя бокал Лорин, – что вы не хотите рассказать мне, что вас тревожит.
Лорин удивленно посмотрела на него, раздумывая.
– А почему бы и нет? – сказала она наконец. – Полагаю, свежий взгляд на мою проблему не повредит.
И она рассказала ему о Трейси, о брате Бобби и о том, что произошло между ними. Имен, однако, она не называла.
– Я люблю его, – закончила она, – и не понимаю, зачем приложила столько усилий, чтобы оттолкнуть его от себя.
Монах задумался.
– Вы предпринимаете действия, диаметрально противоположные тому, что чувствуете, – он поглядел на нее печальными глазами.
– Вовсе нет, – возразила Лорин. – В тот момент, когда я поняла, что он несет ответственность за гибель брата, я его возненавидела.
– Вы же только что сказали, что любите его. Чему верить? Что вы его любите или ненавидите?
– И то, и другое.
Монах кивнул:
– Так бывает. Человек очень сложное существо, способное на множественность чувств одновременно, – он сдул со стола несуществующую пылинку. – Но вы по-прежнему думаете о нем, он вам нужен. У ненависти мотивация несколько иная.
Лорин молчала, и он продолжал:
– И тем не менее, вы оттолкнули его. Почему, как вы думаете?
– Я же сказала, не знаю.
– Да, сказали, – он задумчиво рассматривал ее. – Знаете, а я вам не верю.
– Ну и нахал же вы! – вспыхнула Лорин, но вспомнив просьбу Мартина, смутилась и опустила голову. – Простите меня, – пробормотала она. – О Господи, надо же так оскорбить человека!
Монах улыбнулся и потрепал ее по руке:
– Да будет вам так убиваться. Я не неженка, каким, возможно, показался вам. Как бы там ни было, орешек, который вам предстоит разгрызть, очень крепкий.
Она кисло улыбнулась:
– Мне правда очень жаль, извините. Нельзя так себя вести.
– Я вас прекрасно понимаю, – серьезно сказал Монах, – когда зубной врач задевает нерв, вы подпрыгиваете от боли, верно?
Она кивнула.
– Знаете, – произнес он задумчиво, – у меня тоже был брат. Семь сестер в семье и только два мальчика, я и брат, – он покачал головой. – Он был настоящим сорвиголовой, мой брат. В его сердце кипела революция, он готовил себя к битве с ее врагами, – Монах опустил глаза. – Я же был очень спокойным и уравновешенным человеком. Я предпочитал думать, а не действовать, в этом я видел свое предназначение. У брата с этим дело обстояло неважно, он часто посмеивался надо мной. Меня это задевало: я был старше и сильнее, все наши драки заканчивались одинаково: он лежал на спине, а я сидел сверху и тузил его. Но он обожал тренироваться – знаете, всякие там боевые искусства, так, кажется, это у вас называется. Я же был равнодушен к этим занятиям. Кстати, там еще обучали и военному делу. Так вот, я был вынужден тренироваться целыми днями, чтобы достичь того, что он усваивал за пять минут. Как то раз я должен был метать гранаты, мы сдавали какие-то нормы, а, надо сказать, именно это упражнение я терпеть не мог. И он вышел вместо меня. Вторая граната оказалась с дефектом: не успел он выдернуть чеку, как граната взорвалась прямо у его головы.
При последних словах Монаха Лорин почувствовала комок в горле. Она ужаснулась его рассказу и с трудом поборола тошноту. Мысли ее сразу же переключились на Бобби. Она помнила его не тем бравым парнем, который уходил под знаменами сил особого назначения, и не тем бескровным изваяниям, вернувшись на родину в гробу под звездно-полосатым флагом, – нет, она помнила его беззаботным, счастливым мальчишкой: он забирался на яблоню, а она стояла внизу, подставляя подол под тяжелые, пахнущие летом яблоки. А потом они с подружками убегали, оставляя озадаченного Бобби в одиночестве на высоченном дереве, и издали хихикали, показывая на него пальцами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218