Но аналитик успел
прочитать то, что появилось на нем:
ГЛУБИНА ПАМЯТИ ПАЦИЕНТА-ДВЕСТИ СОРОК ТРИ ГОДА ОДИННАДЦАТЬ МЕСЯЦЕВ ДВА
ДНЯ. ДАЛЬНЕЙШЕЕ РАЗГЛАШЕНИЮ НЕ ПОДЛЕЖИТ.
Длинные пальцы нервно забегали по клавиатуре. В Центр полетел запрос:
"О какой памяти идет речь - родовой, передаточной, надслойной..." Ответ
вспыхнул, казалось, еще прежде, чем закончился вопрос:
ДВЕСТИ СОРОК ТРИ ГОДА ОДИННАДЦАТЬ МЕСЯЦЕВ ДВА ДНЯ-ГЛУБИНА ЛИЧНОЙ
ПАМЯТИ ПАЦИЕНТА. ПО ИСТЕЧЕНИИ ДВУХ ЧАСОВ С МОМЕНТА ПОЛУЧЕНИЯ ИНФОРМАЦИЯ
БУДЕТ ИЗЪЯТА ИЗ ВАШЕГО МОЗГА. ПРИСТУПАЙТЕ К ОПЕРАЦИИ.
ВНИМАНИЕ! ПАЦИЕНТ НЕ ДОЛЖЕН ЗНАТЬ РЕЗУЛЬТАТОВ МНЕМОСКОПИИ!
По лицу аналитика, сверху вниз, ото лба к подбородку, пробежала капля
пота, затем еще одна и еще... Он утерся рукавом халата, переключил экраны
на реанимационную. Надо было начинать операцию.
Но он никакие мог собраться, руки дрожали, перед глазами все
мелькало. И принес же черт этого парня именно к нему! Ну почему так
получилось?! За что?! Он будет знать об этих всех делах лишь два часа,
потом он навсегда забудет о них! Но надо выдержать эти два часа, надо
заставить себя лишить этого парня его же личной памяти, пускай и совсем
далекой, пускай и младенческой, неосознанной... но почему должен сделать
это именно он?! И какого черта он полез в Центр со своими запросами!
Какого черта он сегодня решил пригласить эту старую свинью, своего
давнишнего приятеля, так ловко улизнувшего! Нет, все это ерунда, эмоции!
Надо делать дело! С такой памятью жить нельзя! Если она вырвется из-под
гнета, выльется в сознание из тайников подсознательных хранилищ, этот
парень или свихнется или наложит на себя руки! Возвращение такой памяти
искалечит его, изуродует нравственно, психически! Как он будет жить? И
сможет ли он вообще жить, не наложит ли на себя руки?! Нет, там в Центре
все знают, там давно все решили, и они правы - нельзя допустить, чтобы он
все вспомнил, это станет трагедией для него! Это будет его казнью!
Длительной, растянутой на всю жизнь! А может, и совсем короткой, кто
знает, как он будет реагировать на все, эта жуть его захлестнет, удушит
мгновенно, а может, она будет тисками сжимать его мозг - день за днем,
неделя за неделей, год за годом?! Нет, он не имеет права обрекать этого
парня на лютую и жестокую казнь! Он - обязан вытравить из его мозгов всю
мерзость, что застряла в них! И он это сделает!
Аналитик оторвал глаза; от покрытого крупной плиткой пола. К
уставился в экран.
Там, в реанимационной, на самом краю бескрайней автобиокровати сидел
мускулистый и жилистый мужчина. Сидел и смотрел прямо в глаза. И трудно
было поверить, что всего несколько секунд назад этот человек лежал без
сознания, был полумертвым.
Аналитик невольно, подался назад, откинулся на спинку кресла.
Непредвиденное обстоятельство могло лишь осложнить дело. Хотя по большому
счету для мнемохирурга не имело значения - в сознании ли пациент или без
сознания. Какая разница - ткань мозга совершенно бесчувственна, в ней нет
нервных окончаний, способных засвидетельствовать боль... Вот сейчас он
подключится к психоусилителю, нащупает нужный участочек - совсем
крохотный, для которого миллиметры и микроны это исполинские величины, и
блокирует его, а потом и погасит, умертвит вместе с хранящейся в нем
совершенно ненужной информацией. И все это-дело нескольких минут, пациента
не надо будет переводить в операционную, ведь поле психоусилителя
действует на всей территории мнемоцентра. Да, пора!
Но аналитик - мнемохирург не мог оторваться от этих спокойных и
невероятно глубоких серых глаз, он не мог оторваться от созерцания этого
самого обычного русского лица, каких встретишь сплошь и рядом тысячами:
небольшой прямой нос, прямые ровные брови, без взлетов и выгибов, прямые
полусжатые губы, сомкнутые, но не стиснутые, не змеящиеся, не стремящиеся
облобызать, а обычные, простые, человеческие, волевой подбородок, явно не
"агрессивный", не выпирающий утюгом вперед и потому не обязывающий хозяина
пыжиться и строить из себя супермена, но и не покатый, характерный для
мягкотелых женственных особ, а тот, который можно была бы назвать именно
"золотой серединой", славянские скулы, не вздымающие щеки к глазам, а
ровные, почти не приметные, высокий лоб, без залысин, уходящих к макушке,
и морщин, ровный, чистый... чистый, если не считать белого шрама, идущего
от переносицы над правой бровью к виску, шрама заметного, бросающегося в
глаза, но не уродующего лица, а лишь придающего ему своеобразность и
мужественность... Да лицо было самым обычным, простым, такие можно
повстречать в любом уголке мира и не заметить, мимо пройти. Но аналитик
совершенно ясно видел, что мимо человека с этим лицом он никогда бы не
прошел, обязательно бы оглянулся, ибо при простоте и даже русской мягкости
черт оно было наполнено чем-то настолько глубоким, внутренним, что
приковывало к себе - в этом лице, особенно в этих чистых глазах жила
память вовсе не тридцати шести лет, и даже не двухсот сорока с лишним, а
память самого народа, сохранившего себя, пронесшего свое естество сквозь
тысячелетия, через века мук, войн, боев, побед и поражений, песен и слез,
через десятилетия беспощадного геноцида, направленного на полное
уничтожение всех и всякого, народа выжившего, вздохнувшего полной грудью и
сказавшего на весь мир: мы все братья! Но было в глазах и свое, личное,
выстраданное, накопленное за непростую жизнь... Теперь ко всему этому
прибавлялось и еще что-то, непонятное, невыразимое и оттого пугающее.
Аналитик вдруг понял, что свершилось то, чего не должно было
свершиться, чего нельзя было допустить: крохотная капелька памяти,
занявшая всего. около часа экранного времени, вытекла из тайников
подсознания, проникла в самое сознание, стала реальностью, живущей в мозгу
этого очнувшегося человека... И аналитик понял еще одно, вернее, он
догадался об этом - невидимая микроскопическая капелька или сожжет, или
разъест это большое и сильное тело, высушит мозг или разорвет его изнутри
мощнейшим зарядом. И он включил психоусилитель. Операция должна быть
сделана, чтобы ни произошло, какие бы он ни испытывал сомнения, какие бы
терзания ни мучили его душу. Он обязан пустить в ход спасательный
психоскальпель, ради торжества самого Добра, ради того, чтобы вычеркнуть
из этого человека, а значит, и из этого мира пускай и небольшую по мировым
меркам, но все же существующую часть Зла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214
прочитать то, что появилось на нем:
ГЛУБИНА ПАМЯТИ ПАЦИЕНТА-ДВЕСТИ СОРОК ТРИ ГОДА ОДИННАДЦАТЬ МЕСЯЦЕВ ДВА
ДНЯ. ДАЛЬНЕЙШЕЕ РАЗГЛАШЕНИЮ НЕ ПОДЛЕЖИТ.
Длинные пальцы нервно забегали по клавиатуре. В Центр полетел запрос:
"О какой памяти идет речь - родовой, передаточной, надслойной..." Ответ
вспыхнул, казалось, еще прежде, чем закончился вопрос:
ДВЕСТИ СОРОК ТРИ ГОДА ОДИННАДЦАТЬ МЕСЯЦЕВ ДВА ДНЯ-ГЛУБИНА ЛИЧНОЙ
ПАМЯТИ ПАЦИЕНТА. ПО ИСТЕЧЕНИИ ДВУХ ЧАСОВ С МОМЕНТА ПОЛУЧЕНИЯ ИНФОРМАЦИЯ
БУДЕТ ИЗЪЯТА ИЗ ВАШЕГО МОЗГА. ПРИСТУПАЙТЕ К ОПЕРАЦИИ.
ВНИМАНИЕ! ПАЦИЕНТ НЕ ДОЛЖЕН ЗНАТЬ РЕЗУЛЬТАТОВ МНЕМОСКОПИИ!
По лицу аналитика, сверху вниз, ото лба к подбородку, пробежала капля
пота, затем еще одна и еще... Он утерся рукавом халата, переключил экраны
на реанимационную. Надо было начинать операцию.
Но он никакие мог собраться, руки дрожали, перед глазами все
мелькало. И принес же черт этого парня именно к нему! Ну почему так
получилось?! За что?! Он будет знать об этих всех делах лишь два часа,
потом он навсегда забудет о них! Но надо выдержать эти два часа, надо
заставить себя лишить этого парня его же личной памяти, пускай и совсем
далекой, пускай и младенческой, неосознанной... но почему должен сделать
это именно он?! И какого черта он полез в Центр со своими запросами!
Какого черта он сегодня решил пригласить эту старую свинью, своего
давнишнего приятеля, так ловко улизнувшего! Нет, все это ерунда, эмоции!
Надо делать дело! С такой памятью жить нельзя! Если она вырвется из-под
гнета, выльется в сознание из тайников подсознательных хранилищ, этот
парень или свихнется или наложит на себя руки! Возвращение такой памяти
искалечит его, изуродует нравственно, психически! Как он будет жить? И
сможет ли он вообще жить, не наложит ли на себя руки?! Нет, там в Центре
все знают, там давно все решили, и они правы - нельзя допустить, чтобы он
все вспомнил, это станет трагедией для него! Это будет его казнью!
Длительной, растянутой на всю жизнь! А может, и совсем короткой, кто
знает, как он будет реагировать на все, эта жуть его захлестнет, удушит
мгновенно, а может, она будет тисками сжимать его мозг - день за днем,
неделя за неделей, год за годом?! Нет, он не имеет права обрекать этого
парня на лютую и жестокую казнь! Он - обязан вытравить из его мозгов всю
мерзость, что застряла в них! И он это сделает!
Аналитик оторвал глаза; от покрытого крупной плиткой пола. К
уставился в экран.
Там, в реанимационной, на самом краю бескрайней автобиокровати сидел
мускулистый и жилистый мужчина. Сидел и смотрел прямо в глаза. И трудно
было поверить, что всего несколько секунд назад этот человек лежал без
сознания, был полумертвым.
Аналитик невольно, подался назад, откинулся на спинку кресла.
Непредвиденное обстоятельство могло лишь осложнить дело. Хотя по большому
счету для мнемохирурга не имело значения - в сознании ли пациент или без
сознания. Какая разница - ткань мозга совершенно бесчувственна, в ней нет
нервных окончаний, способных засвидетельствовать боль... Вот сейчас он
подключится к психоусилителю, нащупает нужный участочек - совсем
крохотный, для которого миллиметры и микроны это исполинские величины, и
блокирует его, а потом и погасит, умертвит вместе с хранящейся в нем
совершенно ненужной информацией. И все это-дело нескольких минут, пациента
не надо будет переводить в операционную, ведь поле психоусилителя
действует на всей территории мнемоцентра. Да, пора!
Но аналитик - мнемохирург не мог оторваться от этих спокойных и
невероятно глубоких серых глаз, он не мог оторваться от созерцания этого
самого обычного русского лица, каких встретишь сплошь и рядом тысячами:
небольшой прямой нос, прямые ровные брови, без взлетов и выгибов, прямые
полусжатые губы, сомкнутые, но не стиснутые, не змеящиеся, не стремящиеся
облобызать, а обычные, простые, человеческие, волевой подбородок, явно не
"агрессивный", не выпирающий утюгом вперед и потому не обязывающий хозяина
пыжиться и строить из себя супермена, но и не покатый, характерный для
мягкотелых женственных особ, а тот, который можно была бы назвать именно
"золотой серединой", славянские скулы, не вздымающие щеки к глазам, а
ровные, почти не приметные, высокий лоб, без залысин, уходящих к макушке,
и морщин, ровный, чистый... чистый, если не считать белого шрама, идущего
от переносицы над правой бровью к виску, шрама заметного, бросающегося в
глаза, но не уродующего лица, а лишь придающего ему своеобразность и
мужественность... Да лицо было самым обычным, простым, такие можно
повстречать в любом уголке мира и не заметить, мимо пройти. Но аналитик
совершенно ясно видел, что мимо человека с этим лицом он никогда бы не
прошел, обязательно бы оглянулся, ибо при простоте и даже русской мягкости
черт оно было наполнено чем-то настолько глубоким, внутренним, что
приковывало к себе - в этом лице, особенно в этих чистых глазах жила
память вовсе не тридцати шести лет, и даже не двухсот сорока с лишним, а
память самого народа, сохранившего себя, пронесшего свое естество сквозь
тысячелетия, через века мук, войн, боев, побед и поражений, песен и слез,
через десятилетия беспощадного геноцида, направленного на полное
уничтожение всех и всякого, народа выжившего, вздохнувшего полной грудью и
сказавшего на весь мир: мы все братья! Но было в глазах и свое, личное,
выстраданное, накопленное за непростую жизнь... Теперь ко всему этому
прибавлялось и еще что-то, непонятное, невыразимое и оттого пугающее.
Аналитик вдруг понял, что свершилось то, чего не должно было
свершиться, чего нельзя было допустить: крохотная капелька памяти,
занявшая всего. около часа экранного времени, вытекла из тайников
подсознания, проникла в самое сознание, стала реальностью, живущей в мозгу
этого очнувшегося человека... И аналитик понял еще одно, вернее, он
догадался об этом - невидимая микроскопическая капелька или сожжет, или
разъест это большое и сильное тело, высушит мозг или разорвет его изнутри
мощнейшим зарядом. И он включил психоусилитель. Операция должна быть
сделана, чтобы ни произошло, какие бы он ни испытывал сомнения, какие бы
терзания ни мучили его душу. Он обязан пустить в ход спасательный
психоскальпель, ради торжества самого Добра, ради того, чтобы вычеркнуть
из этого человека, а значит, и из этого мира пускай и небольшую по мировым
меркам, но все же существующую часть Зла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214