Лишь самые
отчаянные, презрев общественное мнение, отвергнув насмешки, укоры,
обвинения в неприспособленности и неспособности к чему-то иному, шли в
испытатели. А через какое-то время часть их возвращалась-трясущимися,
облезшими, поседевшими, в гнойных, струпьях и язвах, с безумными
стариковскими глазами и парализованными конечностями. Но их места занимали
другие - среди шестнадцати миллиардов жителей Земли всегда находилась
тысяча-две одержимых и неистовых. Невидимую стену пробивали вполне
осязаемыми, реальными людскими головами-на войне как на войне!
Дорогу давно освоили, попривыкли к ее страстям. Матери больше не
пугали детей испытателями. Все налаживалось. Но желающих пройтись этой
дорогой по собственной воле находилось совсем немного. Кому хотелось
копошиться в своей памяти?! Кому хотелось участвовать в жутком мороке?!
Нет, мало таких было, если уж и шли, так по работе или ради очень важного,
неотложного дела. Не было лучшего испытания для космолетчика, для
профессионала, чем пройтись по Осевому. Если человек ломался, не
выдерживал - не могли его спасти ни восемь лет Предполетной Школы, ни стаж
работы в обычном измерении, ни поддержка начальства - один путь ему
оставался, менять профессию и устраиваться где-то на Земле или ближайших
планетах, спутниках.
Иван семьдесят шесть раз ходил по Осевому измерению. И каждый раз он,
проклиная все на свете, ругаясь последними словами, изнемогая в
предсмертном ужасе, давал себе слово, страшную, и ненарушимую клятву, что
никогда и ни за что не сунется больше в Осевое, хоть режь его живьем на
куски, хоть жги каленым железом! И всякий раз он нарушал собственную
клятву, забывая о леденящих кровь кошмарах, о наваждениях, призраках,
голосах, муках, обо всем! Он не мог жить без Дальнего Поиска. А в дальний
Поиск на антигравитаторах не уйдешь!
Вот и сейчас он проглотил шесть доз снотворного, накачался
психотропными, завалился в гидрокамеру, чтобы проспать до самого выхода -
мозг должен был быть свежим, чистым, незамутненным, сновидения должны
очистить его от накопившегося мусора, иначе - гибель! иначе вся эта дрянь
выползет наружу и задушит его! иначе ему не выбраться из Осевого? "Ах,
если бы можно было и в этом проклятом пространстве столбовой дороги спать,
оставаться бесчувственным мешком из плоти! Но нет, по непонятным законам,
существовавшим в непонятном измерении, человек или бодрствовал в нем или
его просто выворачивало наизнанку в самом прямом смысле. Никто не знал,
что испытывали спящие в Осевом - рассказать об этом было некому. Явь же
была чудовищна!
Десятки тысяч раз на протяжении столетий ставили записывающую
аппаратуру: видео, звуковую, мнемографическую и все прочие... Но Осевое не
оставляло после себя ничего! Из мозга человека можно было вытащить и
заснять всю его жизнь, бытие во чреве матери, можно было размотать по
ниточке мнемограммы его предков - вплоть до первобытных Адама и Евы. Это
обходилось в немалую копеечку и делалось в редчайших случаях. Но это было
возможно, доступно! Из памяти человека, побывавшего в Осевом невозможно
было добыть абсолютно ничего, хотя сам он сохранял обрывочные
воспоминания, какие-то тени воспоминаний. Загадка была неразрешимой,
бились над ней безуспешно! Существовал даже какой-то сверхсекретный проект
Дальнего Поиска в самом Осевом измерении. И существовал уже не одно
десятилетие. Но никто толком ничего не знал, И хотя Иван догадывался, что
двое или трое из его однокашников работали в Осевом, выяснить ничегошеньки
не удавалось - лишь только речь заходила об изучении самой Дороги,
начинали сыпаться бессмысленные шуточки или на него пялили якобы
непонимающие глаза. Нерукотворная Дорога оставалась немым и холодным
сфинксом.
Он проснулся за сорок минут до перехода. Шесть микроскопических
игл-шлангов вонзились в вены рук, ног, шеи. Три минуты ушло на очищение
крови и всего организма от остатков снотворного, психотропных веществ и
прочего, расслабляющего, усыпляющего. Ровно столько же понадобилось, чтобы
накачать его до предела стимуляторами, подготовить к предстоящей схватке с
неведомым. На седьмой минуте Иван почувствовал себя невероятно здоровым,
бодрым, даже могучим, словно он не спал долго и беспробудно. Мышцы
налились поистине богатырской силой, голова прояснилась, натяжение
пружин-нервов ослабло... Ивану все это было не впервой! Но всегда приходил
ему на ум сказочный Илья Муромец, просидевшем сиднем на печи тридцать лет
и три года, но в единочасье воспрявший к жизни от глотка из ковшика калик
перехожих. Правда, в данном случае "глоток" был внутривенным, да ведь это
дела не меняло!
Иван поглядел на табло - приборы показывали предсветовую скорость.
Пора было выбираться из гидрокамеры. Он включил отлив, и камера начала
пустеть, жидкость закачивалась в специальные резервуары, она еще
пригодится. Потом скафандр со всех сторон обдуло теплым, почти горячими
воздушными струями, высушило внешнюю поверхность. Иван откинул шлем назад.
Вдохнул. Приподнялся с кресла-лежанки, оторвал руки от подлокотников -
иглы-шланги тут же с легким шуршанием втянулись в кресло, на поверхности
скафандра не осталось даже следов от их пребывания внутри.
Иван свесил ноги, расправил плечи, потянулся. Он был готов к бою. Но
и как всегда в таких случаях никто не знал, что за "бой" ему предстоит,
чего ждать! Осевое было непредсказуемым! Иван спрыгнул с лежанки. До -
перехода оставалось двадцать девять минут.
Он немного подержал в руках шлем. Решил, что снова его напяливать на
себя не стоит - от Осевого материальной защиты не существует - и положил
шлем в изголовье. Вышел из гидрокамеры.
В рубке все было нормально. Автопилот делал свое дело - гнал капсулу
к световухе, оставалось совсем немного до переходного барьера. Табло
высвечивало меняющиеся цифры - последние показывали, что скорость капсулы
достигла двухсот девяносто трех тысяч километров в секунду. В баках
оставалось топлива чуть больше, чем требовалось. Иван мысленно
поблагодарил Толика. Но его уже начинали мучать страхи, предчувствия.
Нервы постепенно натягивались.
Иван уселся в кресло. Включил передние и боковые экраны. В капсуле
сразу стало светлее. На предсветовых скоростях чернота Пространства
исчезала, само оно становилось освещенное, ярче, пока не вспыхивало
ослепительнейшим светом мириадов солнц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214
отчаянные, презрев общественное мнение, отвергнув насмешки, укоры,
обвинения в неприспособленности и неспособности к чему-то иному, шли в
испытатели. А через какое-то время часть их возвращалась-трясущимися,
облезшими, поседевшими, в гнойных, струпьях и язвах, с безумными
стариковскими глазами и парализованными конечностями. Но их места занимали
другие - среди шестнадцати миллиардов жителей Земли всегда находилась
тысяча-две одержимых и неистовых. Невидимую стену пробивали вполне
осязаемыми, реальными людскими головами-на войне как на войне!
Дорогу давно освоили, попривыкли к ее страстям. Матери больше не
пугали детей испытателями. Все налаживалось. Но желающих пройтись этой
дорогой по собственной воле находилось совсем немного. Кому хотелось
копошиться в своей памяти?! Кому хотелось участвовать в жутком мороке?!
Нет, мало таких было, если уж и шли, так по работе или ради очень важного,
неотложного дела. Не было лучшего испытания для космолетчика, для
профессионала, чем пройтись по Осевому. Если человек ломался, не
выдерживал - не могли его спасти ни восемь лет Предполетной Школы, ни стаж
работы в обычном измерении, ни поддержка начальства - один путь ему
оставался, менять профессию и устраиваться где-то на Земле или ближайших
планетах, спутниках.
Иван семьдесят шесть раз ходил по Осевому измерению. И каждый раз он,
проклиная все на свете, ругаясь последними словами, изнемогая в
предсмертном ужасе, давал себе слово, страшную, и ненарушимую клятву, что
никогда и ни за что не сунется больше в Осевое, хоть режь его живьем на
куски, хоть жги каленым железом! И всякий раз он нарушал собственную
клятву, забывая о леденящих кровь кошмарах, о наваждениях, призраках,
голосах, муках, обо всем! Он не мог жить без Дальнего Поиска. А в дальний
Поиск на антигравитаторах не уйдешь!
Вот и сейчас он проглотил шесть доз снотворного, накачался
психотропными, завалился в гидрокамеру, чтобы проспать до самого выхода -
мозг должен был быть свежим, чистым, незамутненным, сновидения должны
очистить его от накопившегося мусора, иначе - гибель! иначе вся эта дрянь
выползет наружу и задушит его! иначе ему не выбраться из Осевого? "Ах,
если бы можно было и в этом проклятом пространстве столбовой дороги спать,
оставаться бесчувственным мешком из плоти! Но нет, по непонятным законам,
существовавшим в непонятном измерении, человек или бодрствовал в нем или
его просто выворачивало наизнанку в самом прямом смысле. Никто не знал,
что испытывали спящие в Осевом - рассказать об этом было некому. Явь же
была чудовищна!
Десятки тысяч раз на протяжении столетий ставили записывающую
аппаратуру: видео, звуковую, мнемографическую и все прочие... Но Осевое не
оставляло после себя ничего! Из мозга человека можно было вытащить и
заснять всю его жизнь, бытие во чреве матери, можно было размотать по
ниточке мнемограммы его предков - вплоть до первобытных Адама и Евы. Это
обходилось в немалую копеечку и делалось в редчайших случаях. Но это было
возможно, доступно! Из памяти человека, побывавшего в Осевом невозможно
было добыть абсолютно ничего, хотя сам он сохранял обрывочные
воспоминания, какие-то тени воспоминаний. Загадка была неразрешимой,
бились над ней безуспешно! Существовал даже какой-то сверхсекретный проект
Дальнего Поиска в самом Осевом измерении. И существовал уже не одно
десятилетие. Но никто толком ничего не знал, И хотя Иван догадывался, что
двое или трое из его однокашников работали в Осевом, выяснить ничегошеньки
не удавалось - лишь только речь заходила об изучении самой Дороги,
начинали сыпаться бессмысленные шуточки или на него пялили якобы
непонимающие глаза. Нерукотворная Дорога оставалась немым и холодным
сфинксом.
Он проснулся за сорок минут до перехода. Шесть микроскопических
игл-шлангов вонзились в вены рук, ног, шеи. Три минуты ушло на очищение
крови и всего организма от остатков снотворного, психотропных веществ и
прочего, расслабляющего, усыпляющего. Ровно столько же понадобилось, чтобы
накачать его до предела стимуляторами, подготовить к предстоящей схватке с
неведомым. На седьмой минуте Иван почувствовал себя невероятно здоровым,
бодрым, даже могучим, словно он не спал долго и беспробудно. Мышцы
налились поистине богатырской силой, голова прояснилась, натяжение
пружин-нервов ослабло... Ивану все это было не впервой! Но всегда приходил
ему на ум сказочный Илья Муромец, просидевшем сиднем на печи тридцать лет
и три года, но в единочасье воспрявший к жизни от глотка из ковшика калик
перехожих. Правда, в данном случае "глоток" был внутривенным, да ведь это
дела не меняло!
Иван поглядел на табло - приборы показывали предсветовую скорость.
Пора было выбираться из гидрокамеры. Он включил отлив, и камера начала
пустеть, жидкость закачивалась в специальные резервуары, она еще
пригодится. Потом скафандр со всех сторон обдуло теплым, почти горячими
воздушными струями, высушило внешнюю поверхность. Иван откинул шлем назад.
Вдохнул. Приподнялся с кресла-лежанки, оторвал руки от подлокотников -
иглы-шланги тут же с легким шуршанием втянулись в кресло, на поверхности
скафандра не осталось даже следов от их пребывания внутри.
Иван свесил ноги, расправил плечи, потянулся. Он был готов к бою. Но
и как всегда в таких случаях никто не знал, что за "бой" ему предстоит,
чего ждать! Осевое было непредсказуемым! Иван спрыгнул с лежанки. До -
перехода оставалось двадцать девять минут.
Он немного подержал в руках шлем. Решил, что снова его напяливать на
себя не стоит - от Осевого материальной защиты не существует - и положил
шлем в изголовье. Вышел из гидрокамеры.
В рубке все было нормально. Автопилот делал свое дело - гнал капсулу
к световухе, оставалось совсем немного до переходного барьера. Табло
высвечивало меняющиеся цифры - последние показывали, что скорость капсулы
достигла двухсот девяносто трех тысяч километров в секунду. В баках
оставалось топлива чуть больше, чем требовалось. Иван мысленно
поблагодарил Толика. Но его уже начинали мучать страхи, предчувствия.
Нервы постепенно натягивались.
Иван уселся в кресло. Включил передние и боковые экраны. В капсуле
сразу стало светлее. На предсветовых скоростях чернота Пространства
исчезала, само оно становилось освещенное, ярче, пока не вспыхивало
ослепительнейшим светом мириадов солнц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214