искренность - это его хоть малюсенький, но
все же шансик.
- Еще семь лет назад всю каторгу продали Восьмому Небу. Это теперь
частная собственность! - выпалил он.
Кеша обомлел.
- Как это? - вырвалось у него. - Ведь все исправительяо-наказательные
учреждения по всем законам Федерации и Сообщества находятся в
исключительном ведении государственных структур. Не лепи горбатого, тварь!
Человечек задрожал, забился в корчах. Но сквозь всхлипы и рыдания
доносился его голосок:
- Это правда-а! Каторга выкуплена... так давно делают, просто об этом не
пишут, не говорят. Восьмое Небо держит приговоренных своими рабами-и-и...
Мы не виноваты, неет! Нас, всю администрацию и охрану, продали вместе с
каторгой, вместе с зонами и заключенными, вместе с рудниками-и-и... Мы не
виноваты!
- А как же правосудие? - в наивном остервенении выдавил из себя Кеша.
- На Гиргее правосудие - это Восьмое Небо! - замычал человечек,
потерявший надежду. - Они хозяева тут!
Кеша отвернулся от бьющегося в истерике. Как жаль, что надо улетать с
Гиргеи! Улетать теперь, когда он узнал, откуда растут ноги, когда он начал
кое-что понимать. Но если он промедлит, капсулу обнаружат, им всем тогда
труба.
- Живи, тварь, - проговорил он тихо.
И пошел к выходу.
Оба оборотня последовали за ним. Но Загида не дошел до люка. Огромное
гидрокайло, пущенное могучей рукой каторжника, просвистело над Кешей и
вонзилось в голову оборотню. Он сразу упал бездыханным.
На пороге стоял желтый и мокрый от пота Голован матерый убийца,
работавший и на Синдикат, и на Зеленое Братство. Он щерился своим беззубым
ртом, потирал ладони, плотоядно поглядывая на Хара.
- Ты всегда был болваном! - процедил Кеша.
И сжег убийцу на месте- плазмомет чуть фыркнул, ствол его опустился.
- Пошли, - махнул он Хару.
Они возвращались, перешагивая через трупы землян и троггов. Землян в
переходах и на полу зала лежало значительно больше. Но ни одного живого
трогга не было видно.
В боковых креслах центрального зала сидело человек пятнадцать измученных,
избитых, растерзанных каторжников. Они напряженно глядели на проходящих
мимо, но не вставали. Они были измождены.
Кеша шел впереди, он боялся заглядывать в глаза каторжникам. Он знал -
они обречены. Восьмое Небо никогда и ничего не прощает. Их даже не убьют.
Их бросят на такую работу, что они сдохнут за считанные дни, сдохнут в
адских мучениях и будут в последние часы завидовать распятым.
Он все знал. Но забрать их с собой он не мог.
Стеноход спихнули вниз - там его курочили те, кто не сумел взобраться на
верхние ярусы. Спускались на внутренней лебедке скафа. Кеша держал оборотня
Хара за костяной пояс. Хар дрожал. Оборотни вообще почему-то все время
дрожали.
Когда они спустились, Кеша спросил:
- Королева не изменит своего слова?
- Почему она должна его менять? - не понял Хар.
- Загиду убили.
- Нет. Не изменит. А Загиду на самом деле убили. Мы не можем ему ничем
помочь. Поздно.
- Ну и ладно, - как-то повеселел Кеша. Он даже улыбнулся. - Не так уж
непобедимы ваши трогги из спор. Как ты думаешь, приятель?
Хар промолчал, и Кеша так и не узнал, о чем он думает. К трапу они
подошли окруженные молчаливой толпой. Бот висел там, где его и оставили.
Внизу, прямо под ними и чуть поодаль, валялись обломки двух патрульных
бронелетов. Бот расправился с ними самостоятельно.
- Молодец, - машинально похвалил его Кеша. - Так и держать.
Он не глядел на обреченных. Но один, Мотя Глушитель, вор из
Сан-Франциско, скрывавшийся на Трафогоре восемь лет, крикнул жалобно:
- Кеш, забери меня с собой! Ну чего тебе стоит!
Он узнал Булыгина даже в скафе. Позор! Кеша налился кровью. Он никогда не
забудет каторги! Никогда не забудет родной зоны и этого жалобного голоска!
Он тащит с собой проклятого оборотня, но не может взять ни одного из
корешей. Проклятье!
Он молча шагнул на трап.
- Забери! Забери меня из этого ада-а-а!!! - неслось в спину.
Вон с Гиргеи! Вон! И нечего себя винить. Ему просто повезло. Он такой же,
как и все они. Но ему повезло. А может, повезло им! Хватит пускать слезу,
хватить ныть. Вон отсюда!
Он устроился в кресле. Оглянулся на Хара. И выкрикнул:
- Полный вперед! Курс - к капсуле! Давай, жми, друг!
Он отключил прозрачность, чтобы не видеть, как убегают врассыпную
каторжники - снаружи сейчас жарко, бот будет раскаляться добела, а потом
пойдет вверх. Пойдет на предельной скорости, прожигая перемычку за
перемычкой, превращая в кипящий пар свинцовую океанскую жижу.
Прощай, проклятая каторга! Прощай, последнее пристанище смертников!
Прощай, подлая гадина Гиргея!!!
* * *
Гуг бил безжалостно и сильно. Это был не человек, а какой-то мамонт. Его
пудовые кулачищи не опускались. Иван уже устал уклоняться, нырять, уходить
от ударов. Он умел их держать не хуже самого заправского профессионального
боксера. Но сколько же можно - нос разбит, бровь в крови, ребра трещат,
голова, того и гляди, расколется как грецкий орех. Нет, всему должна быть
мера. Он ушел от прямого, присел и неожиданно резко саданул Гута головой в
живот.
Тот качнулся, упал на свой огромный зад. Но тут же вскочил и ожившим
паровым молотом набросился на Ивана.
- Я тебя прибью, сукин сын! - хрипел он. - За каждого прибью! Потом
подниму за шкирку и еще раз прибью! Получай!
Дил все пытался их разнять, но ему тоже досталось крепко - Гуг засветил
прямо под глаз, к распухшему, разбитому Таёкой носу прибавился еще огромный
синячище, вздувшийся прямо на виду у всех.
- Он же спас тебя! - вопил Дил. - Болван, ты же сам поминал его добрым
словом, Гуг, опомнись!
- Пьяный был, - отнекивался Гуг, - вот и поминал. А сейчас убью!
Он размахнулся для последнего, всесокрушающего, смертного удара. И замер.
Между ним и Иваном, опустившим руки, выросла будто из-под земли хрупкая и
крохотная Таёка. Вид у нее был грозен и свиреп.
Этого Гуг не выдержал. Он закрыл лицо своими громадными ладонями и в
голос зарыдал, повалился на сено. Он ослаб, выдохся внезапно, будто
проколотый воздушный шарик.
- Их есть балшой крэзи! - отчетливо произнес в наступившей тишине Серж
Синицки, опустил наконец свои руки-грабли и ушел, топая по коридору, словно
бегемот.
Иван вытер со лба кровь тыльной стороной ладони подошел к Таёке,
поцеловал ее в висок.
- Спасибо, малышка! - прошептал он ей на ухо. - Ты меня спасла.
Гуг похлопал его по спине своей черной широкой лапой с шестью золотыми
перстнями на пальцах.
- Ты живучий, Ваня!
- Живучий, - согласился Иван.
Он смотрел на рыдающего Гута. И понимал его. Дважды попасть в такие
истории и не сломаться не каждый сможет.
Гуг не сломается, Иван знал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214