Он изнемогал, теряя
остатки сил, чувствовал, что если это острейшее блаженство продлится еще
хотя бы минуту - то он умрет, не выдержит! Но он не умирал, а лишь
восходил все выше и выше по лестнице сладчайшего на свете чувства. Это
было уже невыносимо!
Но это было сказочно приятно! Если бы только она не была столь
безжалостна! Столь страстна! Нет, всему же есть предел... Иван попытался
оторваться от ее губ, вдохнуть воздуха, хоть на мгновенье выйти из этой
Вселенной. Но она не дала ему вырваться, она еще сильнее впилась в его
губы - до боли, почти до крика! Он чувствовал прикосновение ее жемчужно
белых идеальных зубов. Но это прикосновение становилось все сильнее,
настойчивее, неумолимее. Нет, и в страсти должен быть предел, это уже
никуда не годится! - промелькнуло в голове у Ивана. И он дернул головой.
Боль пронзила его, кожа полопалась, и из нее потекла кровь, он так и не
сумел высвободиться, Он ничего не понимал, почему она столь жестока,
почему она страстна до садизма?! И почему эти зубки так остры, почему они
иглами пронзают его губы, рот, шею... Он начинал приходить в себя не
сразу. Но лютая боль отрезвляла его. Он еще раз дернулся - теперь уже всем
телом, уперся руками ей в плечи, хотел отстранить. Но не тут-то было!
Он вдруг совершенно неожиданно почувствовал, что это вовсе не ее
плечи, трепетные и горячие, а что-то совсем другое - мерзкое, холодное,
липкое. Он не мог оторваться от ее лица, заглянуть, что там с плечами, что
вообще происходит?! Она держала его мертвой хваткой - рот был пронзен,
сдавлен, щеки и шея тоже, в виски впивались какие-то ледяные трясующиеся
острия. Нечто чавкающее и прихлюпывающее сладострастно дышало в лицо,
обдавая зловонием и тленом. И оторваться от этого нечто не было ни
малейших сил.
Да, это была вовсе не она! Он отпустил плечи, руки стали ощупывать
тело. Первое, на что он наткнулся был острый и бугристый хребет,
скользкий, извивающийся... Руки вязли в чем-то липучем, гадком. Он сдавил
с обеих сторон это непонятное трясущееся тело, нащупал тонкие отростки,
волдыри или бородавки. Ребристая гадина, лежавшая на нем, тяжело и
учащенно дышала, сопела, потела, она была слизисто-мокрой, отвратиельной.
Но главное, все же заключалось в том, что она не выпускала его головы, не
давала оторвать лица от своей страшной и зубастой рожи.
Иван напрягся из последних сил и вывалился из кресла вместе с
гадиной. Тут же вскочил на ноги и принялся волчком кружиться. Он не держал
теперь этого омерзительного тела, он обеими руками отрывал от своего лица
невидимую пасть. Не так-то просто было это сделать. И все же он умудрился
нащупать указательными пальцами глазища твари, надавил на них, что было
мочи, проткнул - по лицу потекла отвратительная жижа, дыхание перебило
окончательно...
Он уже падал без сознанния, когда гадина оторвалась от него и,
огласив пространство капсулы жутким, звериным, воем, прыгнула в
единственный угол сферического помещения, туда, где сходился борт
гидрокамеры и шлюзовой блок.
Иван не мог оторвать рук от лица и взглянуть на тварь, причинившую
ему столько страданий, воспользовавшись обликом самого любимого существа
во Всем Пространстве, обликом его жены. Лицо заливала кровь, оно горело
невыносимо. Пальцами Иван ощупывал его - но там не было ни единого живого
места, кожа клочьями свисала вниз, проступали открытые кости, пульсировали
какие-то сосудики, жилки.
Иван уже не понимал, где он находится, что с ним происходит. Он искал
руками, наощупь, предмет, которым можно было бы убить себя. Он желал лишь
одного смерти. Боль была непереносимой - судя по всему, гадина не просто
изорвала его своими зубами, она, видно, вспрыснула ему под кожу, да и
глубже, какой-то сильный яд, который причинял ужаснейшие страдания.
Иван упал на пол - его били жесточайшие судороги. Он катался по
ребристому полу, не замечая ударов, наносимых самому себе, он готов был
лезть на стену, но для этого не хватало сил... Гадина тихохонько подвывала
из угла, но нападать на беснующегося явно не решалась, а может, просто
выжидала более удобного момента.
Иван рвал руками кожу на груди, стонал, хрипел, он готов был задушить
себя собственными руками, но не получалось. Когда боль начала понемногу
стихать, ему в ладонь попался холодный железный предмет, совсем маленький,
угластый, он даже не понял, что это такое и почему это вдруг оказалось на
его груди. Но почта сразу же вернулась память. А вместе с ней и какое-то
подобие успокоения. Приподнявшись сначала на колени, он встал, вполз на
кресло, скрючился в нем, сжался в комок.
Теперь он мог смотреть, кровь больше не заливала глаза, она запеклась
и лишь немного сочилась отовсюду, из каждой раны.
Иван смотрел в угол и ничего не понимал.
В углу, где еще секунду назад билась отвратительная тварь, чем-то
похожая на упыря-фантома с Сельмы, но еще гаже и страшнее, сидела его
жена, Светка. Сидела и тихо, беззвучно плакала, прижимая к глазам мокрый
платочек.
Иван смотрел долго, в упор, не мигая. И когда она приподняла глаза на
него, он понял - это были глаза упыря, прозрачные и пустые, это были вовсе
не ее глаза, а значит, это - была не она. Ему сразу стало легче. Он встал,
пошел к сейфу за лучеметом. Но его тут же опрокинул мощнейший удар. Он
повалился обратно.
Над креслом нависал голый по пояс, невероятно широкий и белокожий
Гуг-Игунфельд Хлодрик Буйный. Глаза его были налиты. Кулаки сжаты. На
запастьях висели обрывки цепей.
- Если ты, сучий потрох, гнида поганая, еще раз обидишь эту святую
женщину, - взревел носорогом Гуг и потряс руками, - я разорву тебя,
ублюдок паршивый, пополам! Понял?!
Иван мотнул головой.
- Ты что, Гуг, сбежал с каторги? - спросил он невпопад. И тут же
получил еще удар - прямо в лоб.
- Немедленно иди к ней!
Иван утер рукавом лицо, он опять почему-то был в комбинезоне,
проморгался.
- Знаешь что, Гуг, не учи меня любить собственную жену, которой давно
нет на свете! - сказал он со злостью в голосе.
Гуг врезал ему еще раз - сверху по самой макушке пудовым кулачищем.
- А ну встать! - заорал он, брызжа слюной. - Встать, мразь вонючая!
Иван встал и резко ткнул указательным пальцем под яблочко Гугу. Тот
рухнул замертво на пол. Иван не стал его добивать, хотя и следовало бы. Он
ждал, что будет дальше. Гадина, притаившаяся в углу, продолжала рыдать. Он
сделал три шага к ней. Но гадина вдруг заверещала пронзительным голосом,
выставила вперед - когтистые полупрозрачные лапы, из ее пасти стала
сочиться зеленая гнусь, в углах губ надувались кровавые пенящиеся пузыри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214
остатки сил, чувствовал, что если это острейшее блаженство продлится еще
хотя бы минуту - то он умрет, не выдержит! Но он не умирал, а лишь
восходил все выше и выше по лестнице сладчайшего на свете чувства. Это
было уже невыносимо!
Но это было сказочно приятно! Если бы только она не была столь
безжалостна! Столь страстна! Нет, всему же есть предел... Иван попытался
оторваться от ее губ, вдохнуть воздуха, хоть на мгновенье выйти из этой
Вселенной. Но она не дала ему вырваться, она еще сильнее впилась в его
губы - до боли, почти до крика! Он чувствовал прикосновение ее жемчужно
белых идеальных зубов. Но это прикосновение становилось все сильнее,
настойчивее, неумолимее. Нет, и в страсти должен быть предел, это уже
никуда не годится! - промелькнуло в голове у Ивана. И он дернул головой.
Боль пронзила его, кожа полопалась, и из нее потекла кровь, он так и не
сумел высвободиться, Он ничего не понимал, почему она столь жестока,
почему она страстна до садизма?! И почему эти зубки так остры, почему они
иглами пронзают его губы, рот, шею... Он начинал приходить в себя не
сразу. Но лютая боль отрезвляла его. Он еще раз дернулся - теперь уже всем
телом, уперся руками ей в плечи, хотел отстранить. Но не тут-то было!
Он вдруг совершенно неожиданно почувствовал, что это вовсе не ее
плечи, трепетные и горячие, а что-то совсем другое - мерзкое, холодное,
липкое. Он не мог оторваться от ее лица, заглянуть, что там с плечами, что
вообще происходит?! Она держала его мертвой хваткой - рот был пронзен,
сдавлен, щеки и шея тоже, в виски впивались какие-то ледяные трясующиеся
острия. Нечто чавкающее и прихлюпывающее сладострастно дышало в лицо,
обдавая зловонием и тленом. И оторваться от этого нечто не было ни
малейших сил.
Да, это была вовсе не она! Он отпустил плечи, руки стали ощупывать
тело. Первое, на что он наткнулся был острый и бугристый хребет,
скользкий, извивающийся... Руки вязли в чем-то липучем, гадком. Он сдавил
с обеих сторон это непонятное трясущееся тело, нащупал тонкие отростки,
волдыри или бородавки. Ребристая гадина, лежавшая на нем, тяжело и
учащенно дышала, сопела, потела, она была слизисто-мокрой, отвратиельной.
Но главное, все же заключалось в том, что она не выпускала его головы, не
давала оторвать лица от своей страшной и зубастой рожи.
Иван напрягся из последних сил и вывалился из кресла вместе с
гадиной. Тут же вскочил на ноги и принялся волчком кружиться. Он не держал
теперь этого омерзительного тела, он обеими руками отрывал от своего лица
невидимую пасть. Не так-то просто было это сделать. И все же он умудрился
нащупать указательными пальцами глазища твари, надавил на них, что было
мочи, проткнул - по лицу потекла отвратительная жижа, дыхание перебило
окончательно...
Он уже падал без сознанния, когда гадина оторвалась от него и,
огласив пространство капсулы жутким, звериным, воем, прыгнула в
единственный угол сферического помещения, туда, где сходился борт
гидрокамеры и шлюзовой блок.
Иван не мог оторвать рук от лица и взглянуть на тварь, причинившую
ему столько страданий, воспользовавшись обликом самого любимого существа
во Всем Пространстве, обликом его жены. Лицо заливала кровь, оно горело
невыносимо. Пальцами Иван ощупывал его - но там не было ни единого живого
места, кожа клочьями свисала вниз, проступали открытые кости, пульсировали
какие-то сосудики, жилки.
Иван уже не понимал, где он находится, что с ним происходит. Он искал
руками, наощупь, предмет, которым можно было бы убить себя. Он желал лишь
одного смерти. Боль была непереносимой - судя по всему, гадина не просто
изорвала его своими зубами, она, видно, вспрыснула ему под кожу, да и
глубже, какой-то сильный яд, который причинял ужаснейшие страдания.
Иван упал на пол - его били жесточайшие судороги. Он катался по
ребристому полу, не замечая ударов, наносимых самому себе, он готов был
лезть на стену, но для этого не хватало сил... Гадина тихохонько подвывала
из угла, но нападать на беснующегося явно не решалась, а может, просто
выжидала более удобного момента.
Иван рвал руками кожу на груди, стонал, хрипел, он готов был задушить
себя собственными руками, но не получалось. Когда боль начала понемногу
стихать, ему в ладонь попался холодный железный предмет, совсем маленький,
угластый, он даже не понял, что это такое и почему это вдруг оказалось на
его груди. Но почта сразу же вернулась память. А вместе с ней и какое-то
подобие успокоения. Приподнявшись сначала на колени, он встал, вполз на
кресло, скрючился в нем, сжался в комок.
Теперь он мог смотреть, кровь больше не заливала глаза, она запеклась
и лишь немного сочилась отовсюду, из каждой раны.
Иван смотрел в угол и ничего не понимал.
В углу, где еще секунду назад билась отвратительная тварь, чем-то
похожая на упыря-фантома с Сельмы, но еще гаже и страшнее, сидела его
жена, Светка. Сидела и тихо, беззвучно плакала, прижимая к глазам мокрый
платочек.
Иван смотрел долго, в упор, не мигая. И когда она приподняла глаза на
него, он понял - это были глаза упыря, прозрачные и пустые, это были вовсе
не ее глаза, а значит, это - была не она. Ему сразу стало легче. Он встал,
пошел к сейфу за лучеметом. Но его тут же опрокинул мощнейший удар. Он
повалился обратно.
Над креслом нависал голый по пояс, невероятно широкий и белокожий
Гуг-Игунфельд Хлодрик Буйный. Глаза его были налиты. Кулаки сжаты. На
запастьях висели обрывки цепей.
- Если ты, сучий потрох, гнида поганая, еще раз обидишь эту святую
женщину, - взревел носорогом Гуг и потряс руками, - я разорву тебя,
ублюдок паршивый, пополам! Понял?!
Иван мотнул головой.
- Ты что, Гуг, сбежал с каторги? - спросил он невпопад. И тут же
получил еще удар - прямо в лоб.
- Немедленно иди к ней!
Иван утер рукавом лицо, он опять почему-то был в комбинезоне,
проморгался.
- Знаешь что, Гуг, не учи меня любить собственную жену, которой давно
нет на свете! - сказал он со злостью в голосе.
Гуг врезал ему еще раз - сверху по самой макушке пудовым кулачищем.
- А ну встать! - заорал он, брызжа слюной. - Встать, мразь вонючая!
Иван встал и резко ткнул указательным пальцем под яблочко Гугу. Тот
рухнул замертво на пол. Иван не стал его добивать, хотя и следовало бы. Он
ждал, что будет дальше. Гадина, притаившаяся в углу, продолжала рыдать. Он
сделал три шага к ней. Но гадина вдруг заверещала пронзительным голосом,
выставила вперед - когтистые полупрозрачные лапы, из ее пасти стала
сочиться зеленая гнусь, в углах губ надувались кровавые пенящиеся пузыри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214