На Гиргею можно войти тихо. И уйти тихо. Иначе - труба!
Иван выпрыгнул из дисколета над пляс Эгалите. Антигравы мягко опустили
его возле старого накренившегося каштана, рядом с чугунно-деревянной
лавочкой четырехвековой давности, явно вытащенной городскими чудаками из
музейных запасников. На такую лавку было страшно садиться - антиквариат,
ага, вот и табличка: "Изготовлена в 1914 году... простояла до 1998 года...
на этом самом месте..." Чудеса! Иван остановился. Надо прислушаться к себе,
надо услышать. Он стоял долго, минут десять. Прохожие оглядывались на него,
какой-то болван обозвал наркоманом паршивым. Иван не слышал. Он определял
направление - прямо, не менее восьмисот шагов, нет, шестьсот пятьдесят -
там, что-то нужное ему происходит там. Он встряхнул головой, перекинул
Гугову торбу на другую руку. И пошел.
На огромной резной желтой деревянной двери красовался черный грубо
выпиленный из куска металла квадрат. Черный квадрат! И ничего более. Его
влекло туда, за дверь. Но одновременно чутье подсказывало, что туда идти не
следует, там опасность! еще неизвестно какая, но опасность! не ходи! не
надо рисковать перед отлетом! можно все испортить!
Иван рванул на себя дверь. Вошел в мрачное парадное.
- Вход с другой стороны, - прошипело ему в ухо из-за спины. - Вы ошиблись
дверью, месье.
- Нет, мне надо сюда, - решительно заявил Иван.
- Ваш знак?
Иван промолчал.
- Вы не приобщены, как я вижу?
- Я жажду приобщения, - произнес Иван с нажимом.
- И за вас некому поручиться? Вы оттуда? - бледное испитое лицо
вопрошавшего поднялось кверху.
- Да, я оттуда. И у меня никого нет на Земле, - Иван импровизировал, он
не мог уйти, не солоно хлебавши, у него оставалось слишком мало времени. -
Перед смертью, на Агаде, мой напарник говорил мне про вас...
- Что он говорил вам про нас?
- Он сказал только одно - там приют для ищущих. И дал адрес.
- Он вас обманул, месье. Уходите. Здесь частное владение.
Иван понял, что дальнейший разговор не принесет успеха. Он резко выбросил
руку к бледному испитому лицу стража дверей - что-то хрустнуло под нижней
челюстью, там, где череп крепится к шее. Все! Он будет спать не меньше
часа. Эх, надо. было оставить торбу в какой-нибудь камере хранения! Поздно.
Иван машинально выставил кулак - и почувствовал, что на него кто-то
напоролся. Следующее движение было молниеносным - нападавший из тьмы рухнул
на ворсистый ковер под завешенное черной вуалью настенное зеркало. С
охраной у них плоховато, подумал Иван, взбегая вверх по мраморной лестнице
- он шел на мерный, ритмичный гул. Где-то в глубине здания что-то
происходило. И голос подсказывал ему- он на верном пути, это опасно, очень
опасно, но это именно то, что нужно!
Двери в полутемный зал были приотворены. Смутные фигуры, мерцающие
огоньки виднелись за ними. Дворцовые, старинные двери в три роста человека,
высоченные своды... здесь была церковь, кирха или католический костел! Но
почему темень, почему эта гнетущая музыка? Что тут происходит? Иван
тихонько подошел к дверям, скользнул за них. Месса! Черная месса! Они
никого не боятся, они служат почти в открытую - те, что у дверей, не
охрана, это формальность. Иван пожалел, что пришел на этот спектакль. Не
время, совсем не время!
Огромный, перевернутый крест. Пылающие рубиновые пятиконечные звезды
рогами вверх. Одуряющий дух наркотических зелий, горящие фитили над
шестигранными, рогатыми лампадами дьявола. И сам он - черный, изломанный,
неестественно огромный, восседающий на черном, устланном крепом пьедестале.
И сверкающий узкий меч, вонзенный в подножие, в наложенные одна на другую
желтую гексаграмму и кроваво-алую пентограмму... Надо уходить немедленно, с
дьяволопоклонниками еще успеется, ну их! У Ивана душа выворачивалась
наизнанку, его тошнило от самого духа черной мессы. Он даже не вникал в
слова, они монотонно протекали через его уши, лились глухо и ровно, ложась
на гнетущие аккорды невесть где таящегося органа.
В мрачном зале стояло, сидело, лежало не меньше трех сотен людей. Все они
были в черных накидках-плащах. Маскарад! Ивану было не до маскарадов.
- ...властитель миров Вельзевул уже снами, только незрячие не видят
этого, только глухие не слышат. Близится эра освобождения мира от света,
эра всепроникающей и всевластной Тьмы. И вы - лучи этого Черного Света, вы
посланцы Вельзевула, приобщенные к его свите. Вам откроется истина. И вы
понесете ее по всей земле.
Нет! Хватит! Надо выбираться! Иван потихоньку, спипой стал отступать к
дверям. Он знал, сейчас будет много всякого: и вой, и крики, и черные
клятвы, и кровавые жертвоприношения, и поклонения чучелу этого черта
рогатого, и дичайшая оргия, и полное наркотическое одурение - до утра они
будут тешить себя всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Ему некогда, он
не праздный бездельник.
Пора на Гиргею!
Он уже был за дверью, когда в спину ударили тихие, заглушаемые
сатанинской музыкой слова:
- Черное Благо грядет в мир наш. Сорок миллионов лет носившие его бродили
в пределах потусторонних, храня веру и силу нашего Черного Господа! Сорок
миллионов лет в безводных пустынях Мироздания блуждали посланцы истины.
Тяжел и непостижим был путь их. Пронеся в себе Черное Благо, стали они, как
исчисленно, Хозяевами Предначертаний, несущими Вселенной и миру
Всевоплощение во Отце нашем я в цепи вечных воплощений. Сорок миллионов лет
длился Велцкпн Исход - пришел час торжества и мщения. Близится его начало.
Слушьте слышащие, зрите зрящие - идет эра наша, и отдает наш Господь в руки
наши для большого мщения жертвы наши, коим несть ни числа ни счета, кои
порождены предсуществами и уйдут в ничто таковыми, напояя нас кровью своей.
Услышьте сердцами своими - час наступит, и отверзнутся Врата в Мироздание.
И приидет время наше!
Часть первая
ОБРЕЧЕННЫЙ
Неприкаян есть человек, утративший дом свой, гол, бос и сир - даже если
живет в достатке и богатстве. Вдвойне неприкаян и обречен тот, кого изгнали
из дома его. Но хуже всех извлеченному из норы своей и брошенному вопреки
воле его и смыслу в нору чужую. Рожденный при свете падает в темень, и
окружает его зло, и нет ему друга и брата, есть лишь одни мучители и
терзатели его. Достойны жалости и сострадания прошедшие лагерями и тюрьмами
земными, каторгами и острогами. И достойны зависти они - черной, слепой,
ненасытной зависти, ибо дышали они земным воздухом, ходили по земле, ели
пусть и скудные, но плоды земные. Счастливцы! Избранники Божий! Участь их
легка и светла, ибо каторга их в доме их земном, и сами себе они мучители и
палачи, жертвы и истязуемые.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214