— Так что же он говорит? Я хочу знать.
Утирая пот со лба, Люджан неохотно ответил:
— Это ничтожество предлагает заменить оставшихся носильщиков тремя своими соплеменниками, поскольку они примерно одного роста.
От неожиданности Мара разжала руку и выронила гребни.
— Так-так, — хмуро протянула она и перевела взгляд на невольника, который по-прежнему лежал лицом вниз под пятой солдата. — Отпустить его.
— Правильно ли я понял тебя, госпожа? — тихо переспросил Люджан; никогда еще он не был так близок к прямому нарушению приказа.
— Отпустить варвара, — коротко повторила Мара. — Он говорит дело. Какой прок от нашего охромевшего носильщика?
Люджан по-цурански повел плечами, признавая правоту госпожи. Говоря по совести, своим упрямством она могла дать сто очков вперед любому мидкемийцу. Возражать было бесполезно. Командир авангарда махнул рукой солдату, чтобы тот убрал ногу с рыжего невольничьего затылка. Прозвучали отрывистые приказы, и носильщики вместе с воином опустили паланкин. К шестам подтолкнули самых рослых мидкемийцев. К ним присоединился и рыжеволосый, хотя его лицо было залито кровью: когда его бросили на землю, острый камень пропорол затянувшуюся было рану у него на щеке. Ему изрядно намяли бока, однако это не научило его смирению. Процессия снова двинулась в путь, и Мара пришла в ужас. Возможно, мидкемийцы не желали ей зла, но они не имели представления о том, как нужно нести госпожу. Им не удавалось идти в ногу, поэтому паланкин нещадно трясло. Мара полулежала на подушках; ей сделалось дурно. Она отрешенно закрыла глаза. Невольники, приобретенные в Сулан-Ку, уже попортили ей немало крови. Она решила непременно дать указание Джайкену, чтобы мидкемийцев держали поближе к дому — в случае чего можно будет кликнуть воинов. Кроме того, следует приставить к ним самого опытного надсмотрщика, который живо объяснит, где их место. Иначе от этих варваров не будет толку.
Такое заурядное дело, как покупка рабов, повлекло за собой множество досадных последствий; при этом Мара не должна была забывать и о том, что ее враги не дремлют. От боли у нее раскалывалась голова, но в сознании неотступно звучал вопрос: «Если бы мне нужно было убрать с дороги Десио Минванаби, как бы я действовала?»
Глава 2. УМЫСЕЛ
Десио Минванаби восседал за низким письменным столом в кабинете покойного отца, уставившись на стопку счетов и расписок. Хотя солнце стояло в зените, у его локтя горела масляная лампа. Кабинет больше походил на мрачное логово: все перегородки и прочные ставни были наглухо задраены, хотя ветерок с близлежащего озера мог бы принести немалое облегчение. Казалось, Десио не замечает духоты. У него над головой кружил назойливый овод, явно выбирая место поудобнее на челе молодого правителя. Десио рассеянно шевельнул рукой. Возможно, он хотел отогнать коварное насекомое, но раб, обмахивающий господина опахалом и уже одуревший от духоты, на мгновение сбился с ритма, подумав, что хозяин приказывает ему остановиться.
Из неосвещенного угла рабу дали сигнал продолжать. Инкомо, первый советник дома Минванаби, терпеливо ждал, пока правитель соблаговолит вникнуть в расчетные обязательства. Десио был мрачнее тучи. Подвинув лампу еще ближе, он попытался сосредоточиться, но буквы и цифры плыли у него перед глазами. В конце концов он с досадой откинулся на подушки.
— С меня хватит!
Инкомо попытался спрятать озабоченность под маской подобострастия.
— Господин… — выдохнул он.
Но Десио резко отодвинул лампу и важно поднялся. Он никогда не отличался стройностью телосложения, а теперь даже просторный домашний халат не мог скрыть огромного обвисшего живота. Пухлая рука отерла сбегавшие по щекам ручейки пота и отвела со лба слипшиеся волосы.
Первый советник знал, почему Десио пребывает в дурном расположении духа. Виной тому была не только небывалая влажность, принесенная с юга несвоевременным тропическим ливнем. Кому-то могло показаться, что властитель Минванаби приказал задвинуть все засовы и запереть замки, чтобы просто побыть в уединении, но старика советника было не так-то легко провести: он понимал, что за этим нелепым приказом скрывается одна-единственная причина — страх. Даже у себя дома Десио пребывал в постоянном страхе. Важные цуранские господа, а тем более представители Пяти Великих Семей, никогда не признавались в своей слабости, поэтому первый советник предпочитал помалкивать.
Десио тяжелой поступью зашагал из угла в угол, постепенно закипая бешенством. Он тяжело дышал и сжимал кулаки; это было верным признаком неминуемой расправы над любым, кто попадется ему под руку. Старший сын и наследник, он с детства подражал отцу, мелочно-злобному самодуру, но со смертью Джингу эти фамильные черты расцвели пышным цветом в характере Десио. А уж после того, как овдовевшая мать удалилась в обитель святой Лашимы, он и вовсе не знал удержу. Раб с опахалом следовал по пятам за своим повелителем, всеми силами стараясь не попадаться ему на глаза.
Опасаясь, что этого раба, как и прочих, засекут до смерти, а обучение нового потребует времени, первый советник решился:
— Мой господин, смею думать, тебя взбодрит прохладительный шербет. Торговые дела не терпят отлагательства.
Десио, как заведенный, мерил шагами комнату. Его внешность выдавала многие пороки и излишества. Испещренные багровыми жилками щеки, мясистый нос, темные припухлости под воспаленными глазами, сальные волосы до плеч, давно не стриженные ногти с черными ободками — все это наводило первого советника на мысль о том, что молодой господин после ритуального самоубийства отца уподобился быку, который валяется в грязи, почесывая бока, и держит при себе дюжину самок. Казалось бы, наследник мог более достойно выразить скорбь, но старый советник знавал подобные случаи и пришел к выводу: кто впервые увидел смерть, тот нередко спешит утвердить свое право на жизнь. Итак, Десио дни и ночи напролет пьянствовал с наложницами у себя в покоях и совершенно забросил дела дома Минванаби.
После ночных игрищ девушки появлялись чуть живые, в синяках и ссадинах; им на смену тут же поставляли других. Так продолжалось до тех пор, пока новый глава рода не дал выход своей печали. За эти дни он постарел на десять лет.
Теперь Десио пытался сделать вид, будто с толком распоряжается доставшимися ему богатствами, но ежедневные возлияния не проходили бесследно. Став во главе одной из Пяти Великих Семей, он так и не осознал огромную ответственность, без которой не бывает власти. Раздираемый внутренними противоречиями, он хотел найти утешение в женских объятиях и утопить все заботы в море вина. Будь у Инкомо побольше решимости, он бы вызвал к своему хозяину целителя, жреца, знахаря — кого угодно, кто внушил бы молодому господину мысль о тех обязанностях, которые ложатся на плечи человека вместе с мантией властителя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219