Сейчас он стоял — под палящим солнцем и командовал работниками, возводящими изгородь вокруг нового пастбища. Властительница досадливо поморщилась. У нее и без того было довольно неприятностей; неужели она должна ломать голову над тем, куда пристроить Кевина после окончания работ? Может, стоило попросту его продать… Но эта мысль ей претила, и Мара решила подыскать для него какую-нибудь другую работу, лишь бы отправить с глаз долой.
***
Процессия Джиро приближалась к границам Акомы, а Мара уже ожидала у входа в дом. Рядом с ней переминалась с ноги на ногу первая советница, которая чувствовала себя не в своей тарелке: по случаю прибытия гостей ей пришлось надеть пышные наряды и дорогие украшения.
Властительница огляделась по сторонам, чтобы проверить, все ли готово к приему высокого гостя. Ей бросилось в глаза отсутствие одного человека.
— Куда запропастился Джайкен? — шепотом спросила она у Накойи.
Первая советница поправила непослушную шпильку. У нее был такой недовольный вид, будто она не успела протереть глаза ото сна. Накойя терпеть не могла покойного Бантокапи, и эта неприязнь распространилась на всю его родню. Мара знала, что в присутствии высокого гостя советница не посрамит своего звания, зато потом не один день будет срывать злость на всех домочадцах.
— Хадонра сейчас на кухне: следит, чтобы для приготовления блюд использовались только самые отборные фрукты, — сухо ответила старая нянюшка.
Мара недоуменно заметила:
— Ну и придира! Повару не впервой готовить торжественный обед. Он же понимает, что дело идет о чести Акомы!
Накойя понизила голос:
— Это я приказала Джайкену не спускать глаз с кухонных работников. Гость-то наш — из рода Анасати. Не ровен час, ему на блюдо подложат какую-нибудь дрянь — понятия о чести у простолюдинов не такие, как у тебя.
Бантокапи при жизни тоже не пользовался расположением домочадцев, но Мара твердо знала, что главный повар ни за что не опозорит честь Акомы. Времени для разговоров больше не было.
Джайкен появился в самый последний момент; запыхавшись, он вклинился между Накойей и Тасидо — командиром почетного караула. Мара, прищурив глаза, следила за колонной солдат Анасати. Они держали дистанцию таким образом, чтобы можно было беспрепятственно выхватить оружие. Иного Мара и не ожидала, однако такое открытое проявление враждебности выглядело слишком вызывающим. Старого Тасидо мучили недуги — сухой кашель и ломота в суставах; в прежние времена его бы давно отправили на покой, но гарнизон Акомы понес слишком большие потери в войне с варварами, и теперь каждый офицер был на счету. Конечно, на его месте куда лучше смотрелся бы Кейок или Люджан.
В последний раз Мара виделась с Джиро четыре года назад, в день свадьбы. С настороженным любопытством она наблюдала, как молодой Анасати выходит из паланкина. Он был одет в дорогие наряды, но, как и его отец, явно страдал отсутствием хорошего вкуса. По черному шелку густо змеилась красная бахрома, на поясе переливались перламутровые и лаковые пряжки, однако волосы гостя были подстрижены по-военному коротко. Ростом он был выше покойного брата, но выглядел гораздо стройнее и легче в движениях, а лицом пошел в мать, унаследовав высокие скулы и презрительную линию губ. Его руки были не по-мужски холеными. Если бы не жесткие складки в уголках рта, его можно было бы назвать красивым.
Джиро отвесил издевательски безукоризненный поклон.
— Добро пожаловать на землю Акомы, — без особого выражения произнесла Мара. Ее приветствие было кратким в знак неодобрения того обстоятельства, что сын Анасати привел с собой намного больше воинов, чем предписывали правила вежливости. Более высокое положение позволило ей замолчать в ожидании, чтобы гость сам начал светскую беседу. Однако Джиро тоже тянул время, надеясь, что Мара нарушит правила и первой задаст вопрос о его здоровье.
Наконец он сдался:
— В добром ли ты здравии, госпожа?
Мара коротко кивнула:
— Благодарю, я в добром здравии. А ты в добром ли здравии, Джиро?
Молодой гость улыбнулся, но его глаза оставались холодными, как у змеи.
— Я также в добром здравии, как и мой отец, приславший меня к тебе. — Он как бы невзначай взялся за ножны кинжала, притороченные к поясу. — Рад видеть тебя, Мара. Ты еще больше похорошела: материнство пошло тебе на пользу. Невыносимо думать, что такая прелестная женщина так рано овдовела. Это несправедливо.
Его слова, произнесенные безупречно вежливым тоном, звучали почти оскорбительно. Стало ясно, что Джиро явился в Акому отнюдь не с целью примирения. Мара отметила, что такая манера была бы уместной при встрече верховного правителя и ничтожного вассала. Она подобрала складки платья и без лишних слов направилась к дверям; Джиро не оставалось ничего другого, как покорно следовать за ней. Если дать ему волю, сказала себе властительница, он, чего доброго, превратно истолкует ее гостеприимство. Текума наверняка поручил своему сынку вынюхивать любые мелочи, и Мара вовсе не собиралась оставлять гостя на ночлег.
В парадном зале уже были поданы кушанья и напитки. Мара уселась на возвышение, указала Накойе на место справа от себя, а Джайкену разрешила — к его несказанному облегчению — покинуть почтенное общество. Только после этого она жестом пригласила Джиро сесть напротив нее, тем самым признавая в нем равного. Поскольку гостю была оказана такая любезность, ему пришлось смириться с тем, что почетный караул во главе с Тасидо оказался у него за спиной. Ведь офицеры выстраивались на возвышении позади господского места только в тех случаях, когда в доме велись переговоры с врагами. Сейчас дело обстояло несколько иначе, и телохранители Джиро волей-неволей остались стоять у дверей. Особо доверенный слуга Мары подал Джиро чашу для омовения пальцев и мягкое полотенце, а затем почтительно осведомился, какие напитки предпочитает вельможный посетитель. Вся церемония была задумана с таким расчетом, чтобы не дать Джиро ни малейшей возможности перехватить инициативу. Властительница Акомы заговорила:
— Чтобы утешить вдову своего брата, не обязательно приводить с собою целый гарнизон; отсюда я заключаю, что отец прислал тебя сюда с важным поручением. Это так?
У Джиро напрягся каждый мускул, однако он совладал с собой и посмотрел Маре прямо в глаза. У нее замерло сердце — так он стал похож на своего покойного брата, которого пришлось принести в жертву ради возвышения Акомы. Но главное — его злой, холодный взгляд, более откровенный, чем допускали цуранские обычаи, красноречиво свидетельствовал, каким образом Джиро мог бы «утешить» невестку, будь на то его воля.
Мара похолодела. Заметив, как Накойя поджала бескровные губы, она поняла, что совершила ошибку, недооценив врага.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219
***
Процессия Джиро приближалась к границам Акомы, а Мара уже ожидала у входа в дом. Рядом с ней переминалась с ноги на ногу первая советница, которая чувствовала себя не в своей тарелке: по случаю прибытия гостей ей пришлось надеть пышные наряды и дорогие украшения.
Властительница огляделась по сторонам, чтобы проверить, все ли готово к приему высокого гостя. Ей бросилось в глаза отсутствие одного человека.
— Куда запропастился Джайкен? — шепотом спросила она у Накойи.
Первая советница поправила непослушную шпильку. У нее был такой недовольный вид, будто она не успела протереть глаза ото сна. Накойя терпеть не могла покойного Бантокапи, и эта неприязнь распространилась на всю его родню. Мара знала, что в присутствии высокого гостя советница не посрамит своего звания, зато потом не один день будет срывать злость на всех домочадцах.
— Хадонра сейчас на кухне: следит, чтобы для приготовления блюд использовались только самые отборные фрукты, — сухо ответила старая нянюшка.
Мара недоуменно заметила:
— Ну и придира! Повару не впервой готовить торжественный обед. Он же понимает, что дело идет о чести Акомы!
Накойя понизила голос:
— Это я приказала Джайкену не спускать глаз с кухонных работников. Гость-то наш — из рода Анасати. Не ровен час, ему на блюдо подложат какую-нибудь дрянь — понятия о чести у простолюдинов не такие, как у тебя.
Бантокапи при жизни тоже не пользовался расположением домочадцев, но Мара твердо знала, что главный повар ни за что не опозорит честь Акомы. Времени для разговоров больше не было.
Джайкен появился в самый последний момент; запыхавшись, он вклинился между Накойей и Тасидо — командиром почетного караула. Мара, прищурив глаза, следила за колонной солдат Анасати. Они держали дистанцию таким образом, чтобы можно было беспрепятственно выхватить оружие. Иного Мара и не ожидала, однако такое открытое проявление враждебности выглядело слишком вызывающим. Старого Тасидо мучили недуги — сухой кашель и ломота в суставах; в прежние времена его бы давно отправили на покой, но гарнизон Акомы понес слишком большие потери в войне с варварами, и теперь каждый офицер был на счету. Конечно, на его месте куда лучше смотрелся бы Кейок или Люджан.
В последний раз Мара виделась с Джиро четыре года назад, в день свадьбы. С настороженным любопытством она наблюдала, как молодой Анасати выходит из паланкина. Он был одет в дорогие наряды, но, как и его отец, явно страдал отсутствием хорошего вкуса. По черному шелку густо змеилась красная бахрома, на поясе переливались перламутровые и лаковые пряжки, однако волосы гостя были подстрижены по-военному коротко. Ростом он был выше покойного брата, но выглядел гораздо стройнее и легче в движениях, а лицом пошел в мать, унаследовав высокие скулы и презрительную линию губ. Его руки были не по-мужски холеными. Если бы не жесткие складки в уголках рта, его можно было бы назвать красивым.
Джиро отвесил издевательски безукоризненный поклон.
— Добро пожаловать на землю Акомы, — без особого выражения произнесла Мара. Ее приветствие было кратким в знак неодобрения того обстоятельства, что сын Анасати привел с собой намного больше воинов, чем предписывали правила вежливости. Более высокое положение позволило ей замолчать в ожидании, чтобы гость сам начал светскую беседу. Однако Джиро тоже тянул время, надеясь, что Мара нарушит правила и первой задаст вопрос о его здоровье.
Наконец он сдался:
— В добром ли ты здравии, госпожа?
Мара коротко кивнула:
— Благодарю, я в добром здравии. А ты в добром ли здравии, Джиро?
Молодой гость улыбнулся, но его глаза оставались холодными, как у змеи.
— Я также в добром здравии, как и мой отец, приславший меня к тебе. — Он как бы невзначай взялся за ножны кинжала, притороченные к поясу. — Рад видеть тебя, Мара. Ты еще больше похорошела: материнство пошло тебе на пользу. Невыносимо думать, что такая прелестная женщина так рано овдовела. Это несправедливо.
Его слова, произнесенные безупречно вежливым тоном, звучали почти оскорбительно. Стало ясно, что Джиро явился в Акому отнюдь не с целью примирения. Мара отметила, что такая манера была бы уместной при встрече верховного правителя и ничтожного вассала. Она подобрала складки платья и без лишних слов направилась к дверям; Джиро не оставалось ничего другого, как покорно следовать за ней. Если дать ему волю, сказала себе властительница, он, чего доброго, превратно истолкует ее гостеприимство. Текума наверняка поручил своему сынку вынюхивать любые мелочи, и Мара вовсе не собиралась оставлять гостя на ночлег.
В парадном зале уже были поданы кушанья и напитки. Мара уселась на возвышение, указала Накойе на место справа от себя, а Джайкену разрешила — к его несказанному облегчению — покинуть почтенное общество. Только после этого она жестом пригласила Джиро сесть напротив нее, тем самым признавая в нем равного. Поскольку гостю была оказана такая любезность, ему пришлось смириться с тем, что почетный караул во главе с Тасидо оказался у него за спиной. Ведь офицеры выстраивались на возвышении позади господского места только в тех случаях, когда в доме велись переговоры с врагами. Сейчас дело обстояло несколько иначе, и телохранители Джиро волей-неволей остались стоять у дверей. Особо доверенный слуга Мары подал Джиро чашу для омовения пальцев и мягкое полотенце, а затем почтительно осведомился, какие напитки предпочитает вельможный посетитель. Вся церемония была задумана с таким расчетом, чтобы не дать Джиро ни малейшей возможности перехватить инициативу. Властительница Акомы заговорила:
— Чтобы утешить вдову своего брата, не обязательно приводить с собою целый гарнизон; отсюда я заключаю, что отец прислал тебя сюда с важным поручением. Это так?
У Джиро напрягся каждый мускул, однако он совладал с собой и посмотрел Маре прямо в глаза. У нее замерло сердце — так он стал похож на своего покойного брата, которого пришлось принести в жертву ради возвышения Акомы. Но главное — его злой, холодный взгляд, более откровенный, чем допускали цуранские обычаи, красноречиво свидетельствовал, каким образом Джиро мог бы «утешить» невестку, будь на то его воля.
Мара похолодела. Заметив, как Накойя поджала бескровные губы, она поняла, что совершила ошибку, недооценив врага.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219