— Ты делаешь честь своему ремеслу, садовник. Великую честь, — тихо промолвила Мара.
Даже загар не мог скрыть, как вспыхнуло лицо слуги от неожиданной похвалы. Он низко поклонился, прижав лоб к земле, за которой так любовно ухаживал.
— Благодарю тебя, светлейшая госпожа.
Мара велела ему подняться. По тенистым дорожкам она подошла к площадке, где покоился древний камень с гербом Минванаби, остановилась и долго вглядывалась в геральдический узор, так похожий на ее собственный: если бы не полустершаяся от непогоды фамильная печать, он мог бы быть точной копией изображения на том камне, который она принесла с собой. Это живо напомнило ей, что все Великие Семьи Империи берут свое начало от одного корня. Она сделает все, что в ее силах, ради того, чтобы у них было и общее будущее, повторила про себя Мара.
Выйдя наконец из оцепенения, она сказала садовнику:
— Отодвинь натами… но сделай это почтительно и осторожно.
Нира преклонил колени, чтобы выполнить приказание, а Мара обернулась к жрецу:
— Я не стану закапывать натами Минванаби.
Ей не требовались никакие ритуальные действа, чтобы поддерживать в себе радость победы, к которой она шла так долго и мучительно. Она часто рисковала и понесла тяжелые утраты. Ознаменовать свой триумф уничтожением — пусть даже чисто ритуальным уничтожением — памяти о целой семье… одна лишь эта мысль вызывала в душе отвращение. Легко, слишком легко мог оказаться истребленным ее собственный дом.
Глубоко сознавая и силу свою, и слабости, и ответственность за наследство, которое она сможет оставить сыну и будущим своим детям, Мара склонила голову перед семейным талисманом Минванаби.
— Некогда это имя носили герои. И даже если последний властитель Минванаби оказался недостоин их величия, не подобает обрекать на забвение весь прославленный род. Натами Акомы должен находиться здесь, чтобы мне и детям можно было без опасений и суеты приобщаться к незримому миру наших предков. Но священный камень семьи Минванаби будет перенесен в другое место
— на вершину холма, так чтобы оттуда открывался вид на окрестности усадьбы. Пусть души великих людей прошлого видят, что их земли заботливо возделываются и сохраняются. И тогда они тоже будут покоиться с миром. — Снова обратившись к садовнику, она сказала:
— Нира, ты волен сам выбрать такое место. Посади живую изгородь и разбей сад с цветниками. Никто не должен заходить в этот сад, кроме тебя и тех, кто станет твоими преемниками. Пусть для предков, которые принимали участие в основании и возвеличении нашей Империи, будут доступными и солнечный свет, и прохлада ливней… и память о великой семье останется жить.
Низко поклонившись, садовник аккуратно подкопал землю вокруг древнего камня, поднял этот талисман семьи Минванаби и отнес в сторону, пока жрец Чококана произносил предписанные ритуалом слова благословения. Мара передала жрецу Доброго бога талисман своей семьи. Он поднял натами Акомы к небесам и произнес самые могущественные заклинания, призывая вечное благоволение Чококана. Потом камень вернулся к Маре, а от нее перешел к садовнику.
— Здесь сердце моего дома. Оберегай его заботливо, словно собственного ребенка, и ты станешь известен как человек, чье искусство послужило к чести двух великих домов.
Нира с почтительным поклоном принял новое поручение. Как и любой другой слуга в поместье, он приготовился к рабской доле, а вместо этого обнаружил, что его жизнь начинается заново.
Нира утрамбовал почву вокруг основания натами, и жрец освятил эту землю. Завершая обряд, слуга Чококана позвонил в крошечный металлический колокольчик и удалился вместе с садовником.
Мара осталась наедине с камнем, притяжение которого помогало душам предков в бесконечной череде перевоплощений снова и снова возвращаться туда, где жили продолжатели их рода. Не заботясь о дорогих шелках, она преклонила колени, погладила поверхность камня и обвела пальцами полустертые временем неясные линии рисунка, изображающего птицу шетра — герб Акомы.
— Отец, — тихо проговорила она, — это место должно стать нашим новым домом. Надеюсь, оно полюбится тебе.
Потом она обратилась к брату, утрата которого до сих пор оставалась незаживающей раной в ее сердце:
— Ланокота, пусть всегда будет светел и радостен твой дух.
Она подумала обо всех, кто умер во имя службы ее дому: о близких и любимых и о тех, кого едва знала.
— Доблестный Папевайо, ты отдал жизнь, чтобы спасти меня. Надеюсь, с новым поворотом Колеса Жизни ты возродишься сыном нашего рода. Накойя, мать моего сердца, взгляни: женщина, которую ты вырастила как дочь, возносит тебе хвалы.
Она подумала о возлюбленном — о Кевине, возвращенном в лоно своей семьи,
— и помолилась о том, чтобы он нашел в жизни счастье… без нее. Слезы безудержно текли по щекам: она плакала о потерях и победах, о радостях и печалях. Никогда уже Игра Совета не будет такой, какой ее застала Мара, и бесповоротное изменение правил этой игры во многом — дело ее рук. Тем не менее она понимала, что новые порядки не укоренятся в одночасье. Политические течения будут возникать и сменять друг друга. Придется трудиться не покладая рук ради сохранения мира. Осуществить задуманное ей, конечно, помогут прибыли от торговых соглашений с Мидкемией; однако предстояло еще заняться упрочением власти Ичиндара, и здесь Мару поджидали трудности, для преодоления которых от нее наверняка потребуется приложить не меньше усилий, чем для успеха любой из ее прежних кампаний, имевших целью уничтожение врагов.
И отрезвленная, и воодушевленная сознанием своей ответственности, Мара поднялась на ноги. Словно почерпнув новые силы в красоте сада, в аромате цветущих деревьев, она подошла к воротам, отмечающим вход на священную поляну. Ее встречали ближайшие соратники и тысячи коленопреклоненных воинов Минванаби с Люджаном впереди.
— Госпожа, — радостно провозгласил он, — эти воины, все до одного, готовы служить Акоме.
Мара ответила на его салют. И, словно воскрешая память о давнем дне, когда она, почти девочка, неготовая принять бремя власти, вернула надежду и честь банде бездомных отщепенцев, властительница Акомы сказала:
— Приведи их к присяге на верную службу, военачальник Люджан.
Под руководством военачальника Акомы воины дали краткую клятву, которую годы назад принес он сам, получив одним из первых в Империи это великое благо — возможность вернуться к достойной жизни.
Когда же ритуал присяги был завершен и Люджан построил войско, вставшее теперь под знамена Акомы, взгляд Мары устремился к дальним берегам озера, привлеченный каким-то движением. Сердце ее зашлось от волнения.
— Смотри! — воскликнула Мара, положив руку на плечо Кейока.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219