Он затеял это… как бы получше сказать?.. – это расследование – и потерял всё; зато в руки Мод попадут бесценные материалы, благодаря которым её жребий станет ещё счастливей: она сможет продолжать работу, изучать творчество Кристабель, уверенно глядя в будущее, у её Центра появятся деньги… А сам он только что поужинал за чужой счёт, у него никогда не было и не будет средств на дорогие рестораны… Особенно гадко, что приходится сидеть у Мод на шее…
Мод сказала:
– Ну почему же мы ссоримся, после всего, что у нас…
Он собирался возразить: это не ссора, – но тут зазвонил телефон. Мод взяла трубку. Женский голос, дрожащий, похоже, от большого волнения.
– Могу я поговорить с доктором Бейли?
– Я вас слушаю.
– Здравствуйте. Боже мой, Боже мой, надо собраться с мыслями. Я… я думала, звонить вам или нет… вы примете меня за сумасшедшую или за наглую, невоспитанную… но к кому мне обратиться, кроме вас… я сидела весь вечер, в голове ужасные мысли – я только сейчас поняла, который час, в это время звонить уже не принято… я потеряла чувство времени, простите… Может быть, я лучше перезвоню завтра, так будет правильнее… если только уже не будет слишком поздно… хотя вряд ли беда случится завтра , но всё равно случится на днях, если я, конечно, не ошиблась… я решилась вам позвонить, потому что вы тогда произвели на меня хорошее впечатление, мне показалось, вам искренне небезразлично …
– Извините, кто это говорит?!
– Боже мой, Боже мой. Я никогда никому первая не звоню. Я смертельно боюсь телефона. Это Беатриса Пуховер. Эллен Падуб в опасности! То есть не в опасности… но как это ещё сказать?.. Я звоню вам ради неё…
– Что такое, доктор Пуховер? Что случилось?
– Извините, пожалуйста, я говорю очень сумбурно. Сейчас, только немного успокоюсь. Я вам звонила раньше, но никто не отвечал. Я решила, вас вообще нет дома, а тут вы взяли трубку… я сразу растерялась, разволновалась. Вы меня простите?
– Всё в порядке. Говорите, не стесняйтесь.
– Мортимер Собрайл. Он у меня был – то есть не здесь, конечно, – я сейчас у себя дома в Мортлейке. Он был у меня на работе, в музее. Несколько раз. Читал разделы дневника… совершенно определённые разделы …
– Раздел о визите Бланш?
– Нет-нет. О похоронах Рандольфа! А сегодня привёл с собой молодого Гильдебранда Падуба – правда, он не совсем молодой, скорее старый, а уж толстый, это точно, но в любом случае – моложе лорда Падуба. Вы, может быть не знаете, но Гильдебранд после смерти лорда Падуба – я хочу сказать, в случае смерти – становится наследником. Лорд Падуб теперь совсем плох, так сказал Джеймс Аспидс. Вот и на мои письма не отвечает… я вообще-то ему пишу редко, нет необходимости… но когда пишу, не отвечает…
– Доктор Пуховер…
– Перехожу к делу. Но я вас точно ни от чего не отрываю? Может, я лучше завтра?
– Да. То есть нет! Не надо завтра, говорите сейчас. Я прямо сгораю от любопытства.
– Я подслушала их разговор. Они думали, я ушла, а я тихонько сидела за перегородкой. Доктор Бейли, я совершенно уверена, что профессор Собрайл намеревается потревожить – в прямом смысле! – прах Падуба и его жены. Вместе с Гильдебрандом он хочет раскопать могилу Рандольфа и Эллен в Ходершэлле! Решил выяснить, что спрятано в ларце.
– В каком ларце?
Беатриса со вздохами и придыханиями многословно поведала историю похорон поэта и под конец сказала:
– Собрайл давно, уж много лет, твердит, что надо извлечь этот ларец. Но лорд Падуб не даёт своего согласия. В любом случае для нарушения захоронения надо иметь ещё и епископскую грамоту, никакой епископ её не даст. Но он, Собрайл, заявляет, что у Гильдебранда есть моральное право на этот ларец, и у него самого тоже есть – право! – поскольку он, видите ли, так много сделал для Рандольфа Падуба… Вы представляете, что он сказал? Я запомнила слово в слово: «Давайте поступим, как те отважные воры, которые взяли картину Моне „Впечатление. Восход солнца“. Возьмём, а уж потом будем решать, что делать с сокровищем…» Представляете, каков?..
– Вы не говорили с профессором Аспидсом?
– Нет.
– Может, поговорить?
– Он меня недолюбливает. Он всех недолюбливает. А меня больше других. Ещё чего доброго, скажет, что я выжила из ума, что мне послышалось. Или скажет наоборот – я виновата, что у Собрайла возник этот страшный план, зачем, мол, показала ему дневник – Собрайла он вообще ненавидит лютой ненавистью… Не станет Аспидс меня слушать… Я устала, устала от сплошных мелких унижений. Вот вы тогда хорошо говорили со мной, вы понимаете сердце Эллен Падуб, вы знаете, что нельзя допустить такого надругательства над ней… – Голос Беатрисы задрожал. – Я бы обратилась к Роланду Митчеллу, но он исчез, как сквозь землю провалился. Что мне делать, посоветуйте. Что вообще можно предпринять?..
– Доктор Пуховер, Роланд здесь, со мной. Может быть, нам приехать в Лондон? Если б можно было обратиться в полицию…
– Но у нас нет доказательств.
– Вот именно. Вы, случайно, не знаете, кто викарий той церкви, рядом с которой кладбище?
– Знаю. Его зовут Дракс. Он вообще-то не жалует учёных. Да и студентов тоже. И Рандольфа Падуба, кажется, ставит невысоко.
– Вот незадача, – подосадовала Мод. – Все, кто имеет отношение к этому делу, на редкость колючие, неудобные личности.
– А Падуб был человек такой большой души! — сказала Беатриса, даже не пытаясь опровергать суждение Мод.
– Остаётся надеяться, викарий их выпроводит. Может, его предупредить?
– Не знаю. Я же говорю, я в полной растерянности.
– Ладно, давайте сделаем так. Я подумаю, спрошу кое у кого совета. И завтра вам перезвоню.
– Спасибо! Только умоляю, поторопитесь…
Мод раззадорилась. Она заявила, что они с Роландом должны отправиться в Лондон; а ещё надо спросить совета у Эвана Макинтайра: каких действий, по его мнению, следует ожидать от Собрайла и как им лучше противостоять. Роланд вслух согласился с этим планом – и правда, разумнее ничего не придумаешь, – но ощутил, как ещё больше возросла его внутренняя отчуждённость. Ночью он лежал один на белом диване, не мог уснуть, грустные беспокойные мысли одолевали его. Развеялось очарование, главную часть которого, кажется, составляла тайна, хранимая между ними. Об этой «научной» тайне они, повинуясь внутреннему голосу, не хотели говорить никому.
В причастности к тайному была их причастность друг к другу. Однако теперь тайна вышла на свет обыденности и от жадного ли любопытства Эвана и Тоби, от исступлённой ли схватки за неё Аспидса и Собрайла – сразу как-то потускнела и умалилась для Роланда… Эван, с его обаянием и сердечностью, не только навсегда прогнал уныние и тоску с лица Вэл, – он и Мод, за какой-нибудь час, сумел оживить, у неё появилось какое-то незнакомое, смелое выражение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187
Мод сказала:
– Ну почему же мы ссоримся, после всего, что у нас…
Он собирался возразить: это не ссора, – но тут зазвонил телефон. Мод взяла трубку. Женский голос, дрожащий, похоже, от большого волнения.
– Могу я поговорить с доктором Бейли?
– Я вас слушаю.
– Здравствуйте. Боже мой, Боже мой, надо собраться с мыслями. Я… я думала, звонить вам или нет… вы примете меня за сумасшедшую или за наглую, невоспитанную… но к кому мне обратиться, кроме вас… я сидела весь вечер, в голове ужасные мысли – я только сейчас поняла, который час, в это время звонить уже не принято… я потеряла чувство времени, простите… Может быть, я лучше перезвоню завтра, так будет правильнее… если только уже не будет слишком поздно… хотя вряд ли беда случится завтра , но всё равно случится на днях, если я, конечно, не ошиблась… я решилась вам позвонить, потому что вы тогда произвели на меня хорошее впечатление, мне показалось, вам искренне небезразлично …
– Извините, кто это говорит?!
– Боже мой, Боже мой. Я никогда никому первая не звоню. Я смертельно боюсь телефона. Это Беатриса Пуховер. Эллен Падуб в опасности! То есть не в опасности… но как это ещё сказать?.. Я звоню вам ради неё…
– Что такое, доктор Пуховер? Что случилось?
– Извините, пожалуйста, я говорю очень сумбурно. Сейчас, только немного успокоюсь. Я вам звонила раньше, но никто не отвечал. Я решила, вас вообще нет дома, а тут вы взяли трубку… я сразу растерялась, разволновалась. Вы меня простите?
– Всё в порядке. Говорите, не стесняйтесь.
– Мортимер Собрайл. Он у меня был – то есть не здесь, конечно, – я сейчас у себя дома в Мортлейке. Он был у меня на работе, в музее. Несколько раз. Читал разделы дневника… совершенно определённые разделы …
– Раздел о визите Бланш?
– Нет-нет. О похоронах Рандольфа! А сегодня привёл с собой молодого Гильдебранда Падуба – правда, он не совсем молодой, скорее старый, а уж толстый, это точно, но в любом случае – моложе лорда Падуба. Вы, может быть не знаете, но Гильдебранд после смерти лорда Падуба – я хочу сказать, в случае смерти – становится наследником. Лорд Падуб теперь совсем плох, так сказал Джеймс Аспидс. Вот и на мои письма не отвечает… я вообще-то ему пишу редко, нет необходимости… но когда пишу, не отвечает…
– Доктор Пуховер…
– Перехожу к делу. Но я вас точно ни от чего не отрываю? Может, я лучше завтра?
– Да. То есть нет! Не надо завтра, говорите сейчас. Я прямо сгораю от любопытства.
– Я подслушала их разговор. Они думали, я ушла, а я тихонько сидела за перегородкой. Доктор Бейли, я совершенно уверена, что профессор Собрайл намеревается потревожить – в прямом смысле! – прах Падуба и его жены. Вместе с Гильдебрандом он хочет раскопать могилу Рандольфа и Эллен в Ходершэлле! Решил выяснить, что спрятано в ларце.
– В каком ларце?
Беатриса со вздохами и придыханиями многословно поведала историю похорон поэта и под конец сказала:
– Собрайл давно, уж много лет, твердит, что надо извлечь этот ларец. Но лорд Падуб не даёт своего согласия. В любом случае для нарушения захоронения надо иметь ещё и епископскую грамоту, никакой епископ её не даст. Но он, Собрайл, заявляет, что у Гильдебранда есть моральное право на этот ларец, и у него самого тоже есть – право! – поскольку он, видите ли, так много сделал для Рандольфа Падуба… Вы представляете, что он сказал? Я запомнила слово в слово: «Давайте поступим, как те отважные воры, которые взяли картину Моне „Впечатление. Восход солнца“. Возьмём, а уж потом будем решать, что делать с сокровищем…» Представляете, каков?..
– Вы не говорили с профессором Аспидсом?
– Нет.
– Может, поговорить?
– Он меня недолюбливает. Он всех недолюбливает. А меня больше других. Ещё чего доброго, скажет, что я выжила из ума, что мне послышалось. Или скажет наоборот – я виновата, что у Собрайла возник этот страшный план, зачем, мол, показала ему дневник – Собрайла он вообще ненавидит лютой ненавистью… Не станет Аспидс меня слушать… Я устала, устала от сплошных мелких унижений. Вот вы тогда хорошо говорили со мной, вы понимаете сердце Эллен Падуб, вы знаете, что нельзя допустить такого надругательства над ней… – Голос Беатрисы задрожал. – Я бы обратилась к Роланду Митчеллу, но он исчез, как сквозь землю провалился. Что мне делать, посоветуйте. Что вообще можно предпринять?..
– Доктор Пуховер, Роланд здесь, со мной. Может быть, нам приехать в Лондон? Если б можно было обратиться в полицию…
– Но у нас нет доказательств.
– Вот именно. Вы, случайно, не знаете, кто викарий той церкви, рядом с которой кладбище?
– Знаю. Его зовут Дракс. Он вообще-то не жалует учёных. Да и студентов тоже. И Рандольфа Падуба, кажется, ставит невысоко.
– Вот незадача, – подосадовала Мод. – Все, кто имеет отношение к этому делу, на редкость колючие, неудобные личности.
– А Падуб был человек такой большой души! — сказала Беатриса, даже не пытаясь опровергать суждение Мод.
– Остаётся надеяться, викарий их выпроводит. Может, его предупредить?
– Не знаю. Я же говорю, я в полной растерянности.
– Ладно, давайте сделаем так. Я подумаю, спрошу кое у кого совета. И завтра вам перезвоню.
– Спасибо! Только умоляю, поторопитесь…
Мод раззадорилась. Она заявила, что они с Роландом должны отправиться в Лондон; а ещё надо спросить совета у Эвана Макинтайра: каких действий, по его мнению, следует ожидать от Собрайла и как им лучше противостоять. Роланд вслух согласился с этим планом – и правда, разумнее ничего не придумаешь, – но ощутил, как ещё больше возросла его внутренняя отчуждённость. Ночью он лежал один на белом диване, не мог уснуть, грустные беспокойные мысли одолевали его. Развеялось очарование, главную часть которого, кажется, составляла тайна, хранимая между ними. Об этой «научной» тайне они, повинуясь внутреннему голосу, не хотели говорить никому.
В причастности к тайному была их причастность друг к другу. Однако теперь тайна вышла на свет обыденности и от жадного ли любопытства Эвана и Тоби, от исступлённой ли схватки за неё Аспидса и Собрайла – сразу как-то потускнела и умалилась для Роланда… Эван, с его обаянием и сердечностью, не только навсегда прогнал уныние и тоску с лица Вэл, – он и Мод, за какой-нибудь час, сумел оживить, у неё появилось какое-то незнакомое, смелое выражение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187