– спросил Эван. – Допустим, в семь тридцать. Приглашаю и вас и Роланда.
Роланд кивнул.
– Спасибо, с большим удовольствием, – сказала Мод.
– Насчёт большого удовольствия, не уверен, – проворчал Роланд.
Со смутной неуверенностью входили они в тот вечер в «Белый олень». Впервые они совершали «выход в свет» как пара, хотя сами себя так ещё не вполне воспринимали. Мод была в платье цвета полевых колокольчиков, волосы, тщательно прибранные, всё равно смотрелись роскошно. Роланд взирал на свою спутницу с любовью и отчаянием. У него не было ничего в этом мире – ни дома, ни работы, ни будущего – только Мод! – и именно по причине отсутствия всего остального он не мог поверить, что она будет и дальше воспринимать его всерьёз, да и вообще захочет существовать с ним бок о бок.
В ресторане их ожидали: Эван Макинтайр в костюме маренго и золотистой рубашке, Вэл в элегантном кремовом костюме, сизой шёлковой блузке, и третий, в твидовом пиджаке, с курчавым венчиком волос вокруг лысины. Эван его отрекомендовал: «Тоби Бинг. Мы с ним совладельцы одного замечательного жеребца, Тоби владеет левой задней, а я левой передней ногой. А вообще-то он поверенный».
– Поверенный сэра Джорджа! – сразу вспомнила Мод.
– Но Тоби здесь не поэтому. Или не совсем поэтому.
Роланд в изумлении взирал на новую Вал, излучавшую блеск, сияние. Просто впечатление от дорогой, прекрасно пошитой одежды? Нет, тут что-то ещё, дело не только в тряпках. Ну конечно, на всём её облике – безошибочно узнаваемый отпечаток довольства, отсвет плотского счастья! И причёска у неё новая – короткая, стильная; она встряхивает головой – волосы красиво, резко взмётываются – и опять ложатся прилежно. Переливчатый сизый шёлк, приглушённость тонов, подплечники, накрашенные губы… Тонкие чулки, туфли на каблуке… Во всём женственность, гармония.
– У тебя счастливый вид, Вэл, – невольно вырвалось у Роланда…
– Решила, хватит мне быть горемыкой.
– Я тебя искал. Звонил, звонил. Хотел узнать, как у тебя дела.
– Напрасно волновался. Я подумала, если ты можешь исчезнуть, чем я хуже? Взяла и тоже исчезла.
– Что ж, я рад.
– Я выхожу замуж за Эвана.
– Я и говорю, я рад.
– Надеюсь, хоть капельку обидно?
– Конечно. Но ты сногсшибательно…
– А сам, счастлив?
– В чём-то да. А вообще сплошные трудности, путаница…
– За квартиру заплачено по первую неделю октября. То бишь по эту неделю.
– Я не про деньги. Я про жизнь.
– Сейчас Эван расскажет про письма вашей парочки. Вот уж где путаница так путаница!
Расположились в уютном углу большой ресторанной залы – стены отделаны деревом, светильники хрустальные в форме канделябров. Стол с тугой розовой скатертью и такими же накрахмаленными розовыми салфетками. Посередине стола букет из осенних цветов: розовые с проседью астры, и иловатые хризантемы, несколько фрезий. Под заказанное Эваном шампанское приступили к ужину, состоявшему из копчёной сёмги, фазана с охотничьим гарниром и хлебным соусом, сыра стильтон и лимонного суфле. Фазан показался Роланду жестковатым; соус напомнил о рождественском ужине, что готовила в детстве мать. Беседа за столом началась с разговора о погоде, какой имеют обыкновение заводить только англичане; покуда шёл этот разговор, среди присутствующих, тоже чисто по-английски, пролетали маленькие чувственные вихри. Роланд видел: Вэл изучает его спутницу и быстро выносит вердикт – красивая, холодная особа; а Мод тем временем оценивает Вэл и заодно его самого по отношению к Вэл и делает какой-то сложный вывод, но какой – ему не понять. Он чувствовал, что весёлая, непринуждённая сердечность Эвана не оставляет обеих женщин равнодушными. Эван смешит всех какой-то шуткой – Вэл смеётся, и светится от гордости за него, Мод улыбается, немного застенчиво, но по-настоящему. Подали хорошее бургундское, ещё больше располагавшее к веселью. Выяснилось, что у Мод и Тоби Бинга есть общие друзья детства. С Эваном Мод рассуждала об охоте. Роланд приютился где-то на окраине общего разговора, чувствуя себя посторонним наблюдателем. Он поинтересовался у Тоби Бинга, как здоровье Джоан Бейли, и узнал, что леди Бейли довольно долго была в больнице, но теперь снова дома.
– Мортимер Собрайл внушил сэру Джорджу, что если покупателем переписки будет он, то выручки хватит и на ремонт Сил-Корта, и на самое современное кресло-коляску.
– Что ж, – сказал Роланд, – пусть хоть кому-то будет польза.
– Кому именно? – переспросил Эван, внимательно посмотрев на него через стол. – Как раз об этом я и хотел с вами поговорить. – Он повернулся к Мод: – Кому принадлежат авторские права на стихи и сказки Ла Мотт?
– Нам, – ответила Мод. – Моей семье. Да, именно так. Все оригиналы переданы на хранение в Информационный центр факультета женской культуры в Линкольне. Где я сама работаю. Сейчас перечислю, что у нас там есть: рукописи «Мелюзины», «Города Ис», две рукописные книги сказок и большое количество листков разрозненных стихов. С письмами у нас небогато. Дневник Бланш Перстчетт мы приобрели на распродаже Сотби – приобрели почти тайком, чтоб не переплачивать. Исследования женской культуры пока плохо финансируются. После того как наследие Ла Мотт будет опубликовано, срок наших авторских прав истечёт через пятьдесят лет, как обычно.
– Вам никогда не приходило в голову, что права на часть переписки, а именно на письма Кристабель, тоже могут принадлежать вам?
– Приходило, но что толку. Никакого законного завещания Кристабель, насколько мне известно, не оставила. Происходило всё следующим образом: когда Кристабель умерла в тысяча восемьсот девяностом году, её сестра София собрала все её бумаги и особой посылкой отправила своей дочери, Мэй. Мэй – моя прапрабабка. В то время ей было около тридцати лет. Мой прадедушка, её сын, родился в тысяча восемьсот восьмидесятом. А замуж она вышла тремя годами раньше, в семьдесят восьмом. Из-за этого замужества у неё возникли нелады с отцом, тогдашним сэром Джорджем. Не одобрял старик браков между двоюродными, она ведь вышла за братца! И семьи с тех пор не ладили. Ну вот, София отправила дочери бумаги, а при бумагах письмо, я сейчас не помню слово в слово, но примерно такое: «Моя милая Мэй, я должна сообщить тебе очень печальное известие: прошлою ночью скоропостижно скончалась моя дорогая сестра Кристабель. Она часто выражала желание, чтобы все её бумаги и рукописи стихов перешли к тебе – ты моя единственная дочь, а она всегда считала, что важные вещи должны передаваться в семье по женской линии. Посылаю тебе всё, что смогла отыскать. Какова подлинная ценность этих бумаг и велик ли их интерес для потомства, я не разумею, но пребываю в надежде, что ты заботливо их сохранишь, так как Кристабель полагала (и имела к тому же мнения людей сведущих), что её поэзия – пусть это пока широко и не признано – весьма высоких достоинств».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187
Роланд кивнул.
– Спасибо, с большим удовольствием, – сказала Мод.
– Насчёт большого удовольствия, не уверен, – проворчал Роланд.
Со смутной неуверенностью входили они в тот вечер в «Белый олень». Впервые они совершали «выход в свет» как пара, хотя сами себя так ещё не вполне воспринимали. Мод была в платье цвета полевых колокольчиков, волосы, тщательно прибранные, всё равно смотрелись роскошно. Роланд взирал на свою спутницу с любовью и отчаянием. У него не было ничего в этом мире – ни дома, ни работы, ни будущего – только Мод! – и именно по причине отсутствия всего остального он не мог поверить, что она будет и дальше воспринимать его всерьёз, да и вообще захочет существовать с ним бок о бок.
В ресторане их ожидали: Эван Макинтайр в костюме маренго и золотистой рубашке, Вэл в элегантном кремовом костюме, сизой шёлковой блузке, и третий, в твидовом пиджаке, с курчавым венчиком волос вокруг лысины. Эван его отрекомендовал: «Тоби Бинг. Мы с ним совладельцы одного замечательного жеребца, Тоби владеет левой задней, а я левой передней ногой. А вообще-то он поверенный».
– Поверенный сэра Джорджа! – сразу вспомнила Мод.
– Но Тоби здесь не поэтому. Или не совсем поэтому.
Роланд в изумлении взирал на новую Вал, излучавшую блеск, сияние. Просто впечатление от дорогой, прекрасно пошитой одежды? Нет, тут что-то ещё, дело не только в тряпках. Ну конечно, на всём её облике – безошибочно узнаваемый отпечаток довольства, отсвет плотского счастья! И причёска у неё новая – короткая, стильная; она встряхивает головой – волосы красиво, резко взмётываются – и опять ложатся прилежно. Переливчатый сизый шёлк, приглушённость тонов, подплечники, накрашенные губы… Тонкие чулки, туфли на каблуке… Во всём женственность, гармония.
– У тебя счастливый вид, Вэл, – невольно вырвалось у Роланда…
– Решила, хватит мне быть горемыкой.
– Я тебя искал. Звонил, звонил. Хотел узнать, как у тебя дела.
– Напрасно волновался. Я подумала, если ты можешь исчезнуть, чем я хуже? Взяла и тоже исчезла.
– Что ж, я рад.
– Я выхожу замуж за Эвана.
– Я и говорю, я рад.
– Надеюсь, хоть капельку обидно?
– Конечно. Но ты сногсшибательно…
– А сам, счастлив?
– В чём-то да. А вообще сплошные трудности, путаница…
– За квартиру заплачено по первую неделю октября. То бишь по эту неделю.
– Я не про деньги. Я про жизнь.
– Сейчас Эван расскажет про письма вашей парочки. Вот уж где путаница так путаница!
Расположились в уютном углу большой ресторанной залы – стены отделаны деревом, светильники хрустальные в форме канделябров. Стол с тугой розовой скатертью и такими же накрахмаленными розовыми салфетками. Посередине стола букет из осенних цветов: розовые с проседью астры, и иловатые хризантемы, несколько фрезий. Под заказанное Эваном шампанское приступили к ужину, состоявшему из копчёной сёмги, фазана с охотничьим гарниром и хлебным соусом, сыра стильтон и лимонного суфле. Фазан показался Роланду жестковатым; соус напомнил о рождественском ужине, что готовила в детстве мать. Беседа за столом началась с разговора о погоде, какой имеют обыкновение заводить только англичане; покуда шёл этот разговор, среди присутствующих, тоже чисто по-английски, пролетали маленькие чувственные вихри. Роланд видел: Вэл изучает его спутницу и быстро выносит вердикт – красивая, холодная особа; а Мод тем временем оценивает Вэл и заодно его самого по отношению к Вэл и делает какой-то сложный вывод, но какой – ему не понять. Он чувствовал, что весёлая, непринуждённая сердечность Эвана не оставляет обеих женщин равнодушными. Эван смешит всех какой-то шуткой – Вэл смеётся, и светится от гордости за него, Мод улыбается, немного застенчиво, но по-настоящему. Подали хорошее бургундское, ещё больше располагавшее к веселью. Выяснилось, что у Мод и Тоби Бинга есть общие друзья детства. С Эваном Мод рассуждала об охоте. Роланд приютился где-то на окраине общего разговора, чувствуя себя посторонним наблюдателем. Он поинтересовался у Тоби Бинга, как здоровье Джоан Бейли, и узнал, что леди Бейли довольно долго была в больнице, но теперь снова дома.
– Мортимер Собрайл внушил сэру Джорджу, что если покупателем переписки будет он, то выручки хватит и на ремонт Сил-Корта, и на самое современное кресло-коляску.
– Что ж, – сказал Роланд, – пусть хоть кому-то будет польза.
– Кому именно? – переспросил Эван, внимательно посмотрев на него через стол. – Как раз об этом я и хотел с вами поговорить. – Он повернулся к Мод: – Кому принадлежат авторские права на стихи и сказки Ла Мотт?
– Нам, – ответила Мод. – Моей семье. Да, именно так. Все оригиналы переданы на хранение в Информационный центр факультета женской культуры в Линкольне. Где я сама работаю. Сейчас перечислю, что у нас там есть: рукописи «Мелюзины», «Города Ис», две рукописные книги сказок и большое количество листков разрозненных стихов. С письмами у нас небогато. Дневник Бланш Перстчетт мы приобрели на распродаже Сотби – приобрели почти тайком, чтоб не переплачивать. Исследования женской культуры пока плохо финансируются. После того как наследие Ла Мотт будет опубликовано, срок наших авторских прав истечёт через пятьдесят лет, как обычно.
– Вам никогда не приходило в голову, что права на часть переписки, а именно на письма Кристабель, тоже могут принадлежать вам?
– Приходило, но что толку. Никакого законного завещания Кристабель, насколько мне известно, не оставила. Происходило всё следующим образом: когда Кристабель умерла в тысяча восемьсот девяностом году, её сестра София собрала все её бумаги и особой посылкой отправила своей дочери, Мэй. Мэй – моя прапрабабка. В то время ей было около тридцати лет. Мой прадедушка, её сын, родился в тысяча восемьсот восьмидесятом. А замуж она вышла тремя годами раньше, в семьдесят восьмом. Из-за этого замужества у неё возникли нелады с отцом, тогдашним сэром Джорджем. Не одобрял старик браков между двоюродными, она ведь вышла за братца! И семьи с тех пор не ладили. Ну вот, София отправила дочери бумаги, а при бумагах письмо, я сейчас не помню слово в слово, но примерно такое: «Моя милая Мэй, я должна сообщить тебе очень печальное известие: прошлою ночью скоропостижно скончалась моя дорогая сестра Кристабель. Она часто выражала желание, чтобы все её бумаги и рукописи стихов перешли к тебе – ты моя единственная дочь, а она всегда считала, что важные вещи должны передаваться в семье по женской линии. Посылаю тебе всё, что смогла отыскать. Какова подлинная ценность этих бумаг и велик ли их интерес для потомства, я не разумею, но пребываю в надежде, что ты заботливо их сохранишь, так как Кристабель полагала (и имела к тому же мнения людей сведущих), что её поэзия – пусть это пока широко и не признано – весьма высоких достоинств».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187