– Вот видишь? – Он снова повернулся к Пруиту. – Тут же не грабители собрались, не шулера. И за вход всего двадцатка.
– Это не для меня. – Он хотел добавить: «У меня дома семеро по лавкам», но его все равно никто бы не услышал. Банкомет уже тасовал карты.
Когда он отошел от стола, Старк шутливо толкнул его локтем в бок и быстро сел на освободившуюся табуретку.
– Вот пятьдесят, – сказал Старк банкомету.
После пропахшей дымом спертой духоты и затхлости сарая чистый воздух улицы окатил его, как холодный душ, Пруит глубоко вдохнул и будто внезапно проснулся, потом медленно выдохнул, стараясь вместе с выдохом изгнать из себя вялое смутное беспокойство, подзуживавшее его вернуться в сарай. Он только что отдал этой сволочи Терберу свои Кровные, заработанные потом две сотни и сейчас не мог избавиться от ощущения, что проиграл все. Брось ты, перестань, уговаривал он себя, ты не проиграл ни цента, ты в плюсе на целую двадцатку и тебе хватит этого на сегодняшнюю ночь, давай, друг, уйдем отсюда подальше.
Воздух пробудил его от оцепенения, и он теперь ясно понимал: это же не личная вражда, это игра, это – покер, и всех не обыграть, рано или поздно тебя обязательно приложат. Обойдя сараи, он вышел на тротуар. Потом пересек улицу. Он даже дошел до комнаты отдыха, уже взялся за ручку приоткрытой двери и только тут наконец решил, что нечего себя обманывать. С досадой хлопнул дверью, повернулся и сердито пошел назад в сарай О'Хэйера.
– Ба! Смотрите, кто пришел, – ухмыльнулся Тербер. – Я так и думал, что мы еще увидимся. Есть у нас место? Ребята, а ну-ка уступите место настоящему игроку.
– Кончай ты! – злобно бросил Пруит и сел на табуретку, освобожденную очередным неудачником, который сейчас вымученно улыбался Церберу с видом человека, пытающегося сделать то, чего от него ждут, и держаться молодцом, хотя, как выясняется, это очень трудно.
– Хватит тянуть кота за хвост, – сказал Пруит. – Чего мы ждем? Поехали!
– Ну ты даешь! – ухмыльнулся Цербер. – Не терпится, чтобы тебя нагрели?
– Да, не терпится. Смотри, как бы тебя самого не нагрели. Я нынче в ударе. Поехали.
Но он не был в ударе и сам это знал, он просто злился и психовал, а это не называется быть в ударе, и за пятнадцать минут, за три кона, он проиграл все свои сорок долларов, как и предчувствовал. И если в прошлый раз он играл с удовольствием, наслаждаясь игрой, смакуя каждый ход, то сейчас его вела за собой упрямая запальчивость, ему было на все чихать и его бесило даже то, что надо ждать, пока сдадут карты. В покер так не выиграешь, и он встал из-за стола с долгожданным облегчением: он просадил все и наконец-то может уйти.
– А теперь домой. В койку – и баиньки.
– Спать?! – Цербер недоуменно посмотрел на него. – В три часа дня?
– Самое оно. – Неужели еще только три часа? Он думал, уже трубили «тушить огни». – А что, нельзя?
Цербер брезгливо фыркнул:
– Вас, молокососов, учи не учи – все одно. Я тебе говорил, уходи, пока выигрываешь. Умных людей надо слушать, а ты не слушаешь.
– Я забыл, – сказал Пруит. – Из головы вылетело. Может, одолжишь сотню? Теперь не забуду.
Это имело успех, за столом засмеялись.
– Извини, парень, я в минусе.
– Да что ты! А я думал, ты выигрываешь.
За столом снова засмеялись, и ему стало легче, но он сразу вспомнил, что от этого смеха денег у него не прибавится. И начал протискиваться к выходу.
– Что ты все время тюкаешь парня, старшой? – услышал он за спиной голос Старка.
– Тюкаю?! – возмущенно переспросил Тербер. – С чего ты взял?
– Как я слышал, его не затюкаешь, – сказал старшина одиннадцатой роты, лысый толстяк с заплывшими глазами алкоголика.
– Это точно, – отозвался Старк. – Он знает, что делает.
Тербер фыркнул:
– Ничего, потерпит. Он боксер. Боксеры привыкли, когда им дают в морду. Некоторые даже любят.
– Непонятно мне, – сказал старшина одиннадцатой роты. – Я бы на его месте перевелся отсюда к чертовой матери.
– Вот и видно, что ничего ты не понимаешь, – заметил Тербер. – Ему не перевестись. Динамит его не отпустит.
– Хватит трепаться, – раздался гнусавый голос О'Хэйера. – Вы пришли в карты играть или лясы точить? Король старший. Ставим на короля.
– Пять сверху, – сказал Тербер. – Знаешь, Джим, что мне в тебе нравится? – И сам же насмешливо ответил: – Твоя необыкновенная человечность.
Пруит мысленно увидел, как Тербер прищуривается и вокруг глаз у него зловеще собираются морщинки.
Он отпустил расхлябанную дверь, и она захлопнулась за ним, отрубив продолжение разговора. Он искал в себе ненависть к этому подлюге Терберу, но ненависти не было, и внезапно он вспомнил, что в пылу азарта даже не взял бутерброд и кофе, которые О'Хэйер выставлял игрокам бесплатно. Но теперь он туда не вернется ни за что.
И еще он вспомнил, сколько всего собирался купить на деньги, которые потом рискнул понести к О'Хэйеру. Ему были нужны крем для бритья, бархотка для обуви, новый ершик чистить винтовку, он хотел купить впрок сигарет. Слава богу, хоть припрятал про запас блок «Дюка».
Все, Пруит, подумал он, ты отстрелялся, твоя получка приказала долго жить, и до следующего месяца не рыпайся, в этом месяце Дорен тебе не видать. А она к тому времени, может, уже уйдет от миссис Кипфер и вернется в Штаты.
Он со злостью сунул руки в карманы, нащупал там какую-то мелочь, скудную горстку десяти– и двадцатицентовых монеток, и вытащил их на свет, размышляя, на что они сгодятся. Этих грошей ему бы хватило на игру по маленькой в сортире, но было безнадежно даже пытаться превратить такую ерунду в прежние двести шестьдесят долларов, и эта мысль так больно ударила его, что он в бешенстве швырнул мелочь на пути узкоколейки и с удовольствием смотрел, как монеты разлетаются отливающей серебром дробью, а потом с удовольствием услышал звон, когда они посыпались на рельсы. Он повернул к казармам. Любовь любовью, покер покером, но занимать под двадцать процентов ты не станешь, это точно. Сколько торчишь на Гавайях, а еще ни разу не одалживал под проценты, обойдешься и сейчас, пусть даже придется просидеть в казарме весь месяц.
Сарай Терпа Торнхила стоял рядом с сараем О'Хэйера. Идти к О'Хэйеру, когда тот играет, бессмысленно, он ничего сейчас не одолжит, даже под двадцать процентов. А Терп и не играл, и не сидел на банке. Он переходил от стола к столу и, как обычно, нервно проверял, не кладут ли банкометы его деньги себе в карман.
Этот долговязый крючконосый хорек из штата Миссисипи был наделен всеми отвратительными качествами захолустного жлоба, но деньги взаймы давал, хотя вечно до одури боялся, что его надуют, и с жалкой ханжеской гордостью холуя чванился тем, что он такой, какой есть: дескать, мы джентльменов из себя не строим, а кому не нравится, и не надо, плакать не будем .
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277