41
В тюрьме они часто играли в одну игру. По вечерам, после ужина, со свободной койки снимали матрас, связывали выдернутые из ботинок шнурки и с их помощью прикрепляли матрас к железной сетке окна в торце барака. Потом кто-нибудь, самый малорослый, если не находилось добровольцев, становился спиной к матрасу, а остальные выстраивались у противоположной стены строго по росту, причем высокие вставали в конец, и по очереди с разбега таранили «матрасника», ударяя его плечом в живот. Матрас не давал отступить назад, и вся сила удара приходилась на мышцы брюшного пресса – только от их крепости зависело, удержишься ты на ногах или нет.
Карты, кости, рулетка и «расшибалочка» в тюрьме запрещались, и игра с матрасом была по вечерам главным развлечением второго барака. В других бараках в нее не играли вообще, но во втором от участия в игре не освобождался никто.
Она была не для слабаков, эта игра. Но ведь и ребята во втором были не слабаки. Закаленнейшие из закаленных. Элита. Если «матрасник» удерживался на ногах до самого конца, он выигрывал. В награду он получал право атаковать всех следующих «матрасников» по два раза. Очень немногие добивались этого права. Когда Пруит попал во второй, там было всего два таких чемпиона: Джек Мэллой и Банка-Склянка, двое самых высоких. Рост – большое дело, особенно в тюрьме. И они были единственные, у кого это получалось, хотя Анджело – Итальяшка Маджио – так старался выиграть, что несколько раз терял сознание. Впервые став к матрасу, Пруит продержался, пока в очереди атакующих не остался всего один человек – Джек Мэллой, самый высокий и крупный. Мышцы живота и колени у Пруита вдруг ослабли, и, хотя Мэллой был последний и, чтобы выиграть, Пруиту надо было всего лишь устоять на ногах, после удара Мэллоя он тяжело повалился на пол. Мэллой потом помог ему дотащиться до унитаза, и Пруита вырвало. Он зло и обессиленно матерился. Все считали, что для человека его роста это рекорд, но Пруит был собой недоволен и еще до конца первой недели сумел выдержать даже атаку Мэллоя и выиграл, хотя после этого ему пришлось на время выбыть из игры и он пропустил несколько конов, прежде чем очухался настолько, что смог воспользоваться своим правом победителя атаковать каждого играющего дважды.
Помимо Игры (она не имела названия, и все так просто и говорили – Игра), в бараке развлекались еще, подкидывая щелчком спичечный коробок, и тот, кто с первого раза ставил коробок «на попа», выигрывал у противника завтрашнюю порцию табачной смеси «Дюк», Были и другие игры, одна, например, называлась «сколько выдержишь» и заключалась в том, что человек прикрывал левой рукой солнечное сплетение, а правой – то, что между ног, и противник со всей силы бил его кулаком в живот, потом они менялись ролями, и так продолжалось до тех пор, пока один не сдавался. Кроме того, любили разные виды «индейской борьбы», но, чтобы было интереснее, несколько ужесточили этот традиционный спорт бойскаутов. Так, в известной «борьбе на столе», когда борцы, опираясь на локоть, крепко переплетают пальцы и стараются прижать руку противника к поверхности стола, под руку каждому сопернику в качестве дополнительного стимула к победе клали по горящему окурку. А в «борьбе на полу», когда двое ложатся на спину головами в разные стороны, переплетают ноги и пытаются друг друга перевернуть, с обеих сторон от борцов клали на пол дощечки, утыканные короткими тонкими гвоздиками, и, несмотря на все усилия перевернутого задержаться на боку, утром немало ребят выходило в каменоломню с исколотыми, потемневшими от синяков коленями. Но все-таки наибольшей популярностью неизменно пользовалась Игра.
Ее придумал Джек Мэллой, еще когда сидел в тюрьме по первому заходу, и с тех пор она стала традицией второго барака. Отбыв срок, Мэллой вернулся в свою часть и забыл про Игру напрочь, но, когда сел снова, обнаружил, что она по-прежнему жива, причем играют в нее без всяких отступлений от первоначальных правил (что само по себе лучший комплимент автору), и он опять стал чемпионом. Благодаря острому бойцовскому инстинкту и железной воле в сочетании с физической силой и ростом Мэллой был непобедим. Как только Мэллой вставал к матрасу, суть Игры коренным образом менялась: главное было не в том, сумеет ли Мэллой устоять, а в том, удастся ли кому-нибудь его повалить. Пруит сумел сбить его с ног один-единственный раз и был счастлив, будто совершил подвиг. Мэллой, человек с мягкой улыбкой и глазами мечтателя, если чем и гордился, то только своей физической силой и ловкостью. Он был высокий и большой, но не как Тербер, а, скорее, как Вождь Чоут, только в отличие от Вождя он не заплыл жиром. И гордился он отнюдь не мощью своего интеллекта, в которой другие усматривали нечто почти мистическое, а своей силой и ловкостью – так капитан школьной футбольной команды гордится успехами в плавании и прыжках с вышки. Это удивляло окружающих, но, если на то пошло, в Мэллое удивляло все.
Для второго барака Джек Мэллой был загадкой, как всегда кажутся загадкой люди, воплощающие собой какую-то идею, живые символы. Пока Анджело, выполняя свой героический план, сидел в «яме», Пруит сблизился с Мэллоем и узнал о нем гораздо больше, чем остальные. Он узнал его достаточно хорошо, чтобы понять: Мэллой приоткрыл ему свое прошлое вовсе не потому, что считал его человеком одного с собой уровня, с которым можно поделиться, нет, для Мэллоя он стоял на ступеньку ниже и явно нуждался в помощи, лишь это и побудило Мэллоя столько всего ему рассказать. Сознание, что человеку рядом нужна помощь, было, пожалуй, единственным ключиком, способным отпереть душу Джека Мэллоя.
Пруиту очень тяжело далось то время, когда Анджело отбывал в «яме» пресловутые тридцать дней. Пруит заранее представлял себе, как это будет, когда Анджело однажды вечером скажет: «Завтра!»; напоследок они досыта наговорятся, будут долго пожимать руки и хлопать друг друга по плечу. Он рассчитывал, что у них будет время попрощаться. Но все произошло иначе.
Он пробыл в тюрьме уже целый месяц, а Анджело все собирался с силами, пытаясь назначить день и наконец выполнить задуманное, но каждый раз что-нибудь случалось, и он снова откладывал. Даже ему, с его фантастической храбростью, было трудно решиться. Испытание будет страшное, страшнее некуда, Анджело знал это и никак не мог заставить себя сделать первый шаг. Когда же это наконец случилось, то произошло неожиданно для всех, включая самого Анджело, в результате обстоятельств, совершенно неподвластных итальянцу, и никаких рукопожатий и прощальных слов не было.
Охранник Тыква-Текви неизвестно почему давно невзлюбил Анджело, и эта неприязнь постепенно переросла в открытую ненависть:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277