– Вот и хорошо, – кивнул Тербер. – Я тоже тебя люблю.
– Ох, котик, – вздохнула Сандра, ставя на стол две бутылки. – До чего я тебя люблю! Я уже полтора часа с голоду помираю. Люблю тебя просто жуть!
– Я тебя тоже люблю, – сказал Старк.
– Мы с моим кукленочком будем тут недалеко, – объявил Тербер. – Хотим в ладушки поиграть. Вы тут следите за бифштексами.
Оторвавшись от Сандры – Старк примостился на кресле рядом с ней и обнимал ее одной рукой, – техасец повернулся и посмотрел через плечо вслед Терберу.
– Вы там побыстрее! – крикнул он. – Мы вас ждем.
– Только попробуй сжечь бифштексы! – отозвался Тербер.
54
Карен Хомс стояла у перил на прогулочной палубе, глядела на тающий вдали берег и думала, как грустно расставаться с этим прекрасным краем.
Она стояла здесь давно. Бросали конфетти, и флотский оркестр играл «Алоха Оэ», потом убрали трап с яркими разноцветными флажками, шумная толпа пассажиров хлынула к перилам помахать провожающим. Потом остался позади Форт-Армстронг, пароход проплыл мимо острова Сэнд и, огибая гряду рифов, взял курс в открытое море; взволнованные, суетящиеся пассажиры начали разбредаться по каютам, а Карен все еще стояла здесь.
Говорили, в древности на Гавайях существовало поверье, что, если снять с себя гирлянду цветов и бросить ее за борт, когда проплывешь мимо мыса Дайамонд, гирлянда предскажет, вернешься ты сюда когда-нибудь или нет. Поэт Дан Блендинг в свое время выжал из этой легенды несколько стихотворений, и они выжали из читателей немало слез; Карен была уверена, что не вернется сюда, но все же решила на всякий случай проверить легенду.
На ней было целых семь гирлянд. Самую нижнюю, из бумажных черно-красных цветов, преподнесли от полка – такие гирлянды дарили всем возвращающимся домой скофилдским краткосрочникам, – поверх нее было надето еще шесть гирлянд, причем каждая следующая была дороже предыдущей: гирлянда из гвоздик от офицерского клуба, потом гирлянда от жены майора Томпсона; от жены командира батальона, где раньше служил Хомс; из цветов имбиря – от жены подполковника Делберта; из цветов пикаки – от генерала Слейтера; седьмая, верхняя, была из белоснежных гардений – эту на прощание купил Хомс. Цветочный воротник из семи гирлянд закрывал ей плечи и доходил до висков.
Дейне-младший, едва пропала необходимость стоять у перил и махать отцу, побежал на корму, где в середине палубы была площадка для игры в «шафлборд», и затеял там возню с двумя мальчишками. Они кричали наперебой: «Ты – фишка!», «Нет, это ты фишка!» – и в подтверждение выпихивали друг друга на расчерченные скользкие квадраты. Свалиться в воду он оттуда не мог, она за него не волновалась, а то, что мальчики царапают площадку для «шафлборда», ее не касается – пусть за этим следят корабельные стюарды. На пароходе она, слава богу, будет избавлена хотя бы от части забот и портить себе настроение не собирается.
Пароход выходил вдоль гряды рифов в открытое море, и за кормой, словно поворачиваясь вокруг оси, выползал город: скопище улиц и переулков, прорезанное магистралями Форт-стрит и Нууану-авеню, напоминало издали муравейник, как, впрочем, напоминает его любой небольшой город, где все сосредоточено вокруг делового центра. Дальше, по склонам холмов, густой пестрой россыпью лепились дома пригородов, и солнечные зайчики весело перепрыгивали с одного окна на другое. Над всем этим неподвижно и мощно возвышались горы, покрытые тропической зеленью, она словно стекала с них языками вниз, грозя затопить улицы и дома, созданные кропотливым трудом человека. А между пароходом и берегом не было ничего – только воздух. Сверху донизу, от неба до воды, все заполнял воздух, и глазу открывался необъятный простор, какой видишь лишь на море или высоко-высоко в горах. Отсюда Гонолулу представал во всей своей красе.
Прямо перед собой она разглядела вдали бухту Кеуало, где стояли на рейде рыбацкие лодки и катера. Сейчас должен показаться парк Моана, а за ним – причал яхт-клуба. Потом будет Форт Де-Русси, потом Ваикики.
– Красиво, правда? – сказал рядом мужской голос.
Она обернулась – в нескольких шагах от нее, облокотившись о перила, грустно улыбался молодой подполковник ВВС. Еще раньше, когда пароход только отходил, она заметила его в толпе около себя, но, едва причал скрылся из виду и пассажиры начали расходиться, летчик куда-то ушел, возможно, решил пройтись по палубе, и она тотчас о нем забыла.
– Да. – Она улыбнулась. – Очень красиво.
– Таких красивых мест я, пожалуй, не видел больше нигде. И мне, конечно, очень повезло, что я здесь жил. – Молодой подполковник щелчком послал сигарету за борт и скрестил ноги – в этом движении была некая обреченность, так иногда пожимают плечами: мол, от судьбы не уйдешь.
– Да, я вас понимаю, – кивнула Карен. Удивительно, такой молодой, а уже подполковник. Хотя вообще в авиации это не редкость.
– А теперь вот откомандировали назад, в Вашингтон, – сказал подполковник.
– Как же это летчика отправили на пароходе? – улыбнулась она. – Казалось бы, вы должны лететь.
Он пренебрежительно постучал пальцем по своим орденским планкам, и она увидела, что у него на кителе нет авиационных «крылышек».
– Я не летчик, – виновато объяснил он. – Я по административной части.
Ей стало неловко, но она скрыла смущение.
– Все равно. Должны были отправить вас на самолете.
– Видите ли, есть такая штука – «первоочередность», – сказал он. – Никто не знает, что это такое и с чем это едят. Но первоочередность решает все. Да и, честно говоря, я с удовольствием плыву пароходом. На самолете меня укачивает, а на пароходе – нет! Позор!
Оба засмеялись.
– Чистая правда, клянусь вам, – с жаром сказал он. – Потому меня и забраковали. Говорят, что-то с вестибулярным аппаратом. – Он сказал это так, будто поведал ей трагедию всей своей жизни.
– Обидно, – посочувствовала она.
– C'est la guerre. Так что теперь я возвращаюсь в Вашингтон. Не знаю там ни одной живой души. Буду обеспечивать нашу победу оттуда. А на Гавайях я прослужил два с половиной года и всех знаю.
– У меня в Вашингтоне довольно много знакомых. Я могла бы дать вам потом кое-какие адреса, – предложила Карен.
– Вы серьезно?
– Вполне. Хотя, конечно, среди моих друзей нет ни сенаторов, ни президентов и с начальником генштаба они дружбу не водят.
– Дареному коню в зубы не смотрят, – сказал подполковник.
Оба снова засмеялись.
– Зато я гарантирую, что все они очень милые люди, – улыбнулась Карен. – Сама я, кстати, из Балтимора.
– Да что вы говорите! И сейчас едете тоже в Балтимор?
– Да. Мы с сыном пробудем там до конца войны.
– Плюс еще шесть месяцев, – подсказал подполковник. – Вы говорите, с сыном?
– Вон он там, видите?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277