К тому же метит в капралы.
– Дай бог, чтобы ты был прав. Не хочу, чтобы он из-за меня не выступил. Честно говорю.
– Как я слышал, ты его не очень-то жалел. – Вождь скупо улыбнулся.
Пруит в ответ тоже улыбнулся, откинулся на спинку стула и поднес к губам банку с пивом. Солоноватый бодрящий холод жадного, долгого глотка пробил застрявший в горле скользкий ком, смыл его, ледяной свежестью прочистил голову.
– Уф-ф! – благодарно выдохнул он. – Да ведь к этому давно шло. Он сам напрашивался. С первого дня, как я к вам перевелся.
– Точно, – согласился Вождь.
– Но я не хочу, чтобы из-за меня он не смог выступать.
– Ничего с ним не будет. Он – лошадь. Ему бы еще соображения прибавить – против него не потянул бы ни один тяжеловес дивизии.
– Пугливый он только очень.
– Вот именно, – кивнул Вождь. – Выступит он, не волнуйся. Наверно, даже выиграет. Его поставили против одного салажонка из восьмой роты. Так что выступить он выступит. А вот что на пару дней заткнется – это как пить дать.
– Факт, – весело сказал Пруит.
– И будет всю жизнь думать, что ты это нарочно, чтобы карьеру ему испортить.
– Динамит тоже так решит.
Вождь кивнул большой головой, тяжело и медленно, будто это стоило ему огромных усилий.
– Теперь уж ты в дерьме по самые уши. Правда, ты и раньше был в черном списке. Под трибунал они тебя, конечно, подвести не смогут. Думаю, тут даже Динамит ничего не сделает. Честная драка, по взаимному соглашению, во дворе… Динамит сам ввел эти правила, придраться не к чему.
– Факт, – радостно подтвердил Пруит. – Ничего у них не выйдет.
– Блум был бы неплохой парень, – задумчиво, философски сказал Вождь. – Ему бы хоть на пять минут забыть, что он еврей.
Пруит почувствовал, как в нем шевельнулось давнее беспокойство.
– Это-то при чем? – возразил он. – Мне наплевать, еврей он или кто.
– Мне тоже. Зусмана вон ребята все время зовут «еврейчик». И ему хоть бы хны. А попробуй кто-нибудь так назвать Блума? Сразу с кулаками полезет. Меня же вот зовут «индеец» – ну и что? Я и есть индеец. Чего тут такого? А Блум еврей, нет, что ли?
– Все верно. – Охватившее его на миг неясное беспокойство улеглось. – Что это вообще за дела, старик? У меня, например, в роду и французы, и ирландцы, и немцы. Что же мне на стенку лезть, если меня будут звать «французик», или «фриц», или еще как-нибудь?
– Правильно, – степенно сказал Вождь.
– Я и говорю, – обрадованно подхватил Пруит.
– Я, конечно, знаю, есть разные дуболомы и сволочи, которые над евреями издеваются, но у нас в роте таких нет.
– Точно. А вспомни, что с индейцами вытворяли.
– Правильно. Просто человек должен понимать, кого надо бить, а кого не надо.
– Верно. – Пруит вольготно развалился на стуле – пиво ударило в голову необычно быстро – и обвел глазами обнесенный решетчатой оградой треугольник пустыря, где на перекрестке трех гарнизонных улиц воздвигли под навесом подковообразную стойку пивного бара, свято почитаемого солдатами вот уже двадцать лет. В дальнем углу собралась за пивом кучка седых стариков сержантов, они отгораживали себя от молодой сорокалетней шпаны воспоминаниями о генерале Вилье, о Мексике и о мятеже на Филиппинах, когда они задали жару этим проклятым «моро» и испанцам. Стойку в три ряда облепили орущие во всю глотку солдаты. Компания новобранцев в чистеньких, еще не вылинявших летних формах, обнявшись, горланила: «Мы парашютисты капитана Кнопа, мы сигаем ночью прямо в цель. Пусть другие дохнут по окопам, наше дело – девки и постель» . Сквозь гул голосов слабо прорывался со двора рев толпы, отмечающей очередной нокдаун. Все это было родное и привычное. Это его жизнь, и он здесь свой.
– Как я погляжу, в других полках нашим боксом что-то не очень интересуются. – Пруит ехидно улыбнулся.
– А на кой им черт? – спокойно отозвался Вождь. – Мы можем хоть задницей землю есть, в этом году нам чемпионат не выиграть. И все это знают.
Пруит посмотрел на него, такого огромного и невозмутимого, и улыбнулся, чувствуя, что любит Вождя за это непоколебимое спокойствие, которое тот умудряется сохранить в сумасшедшей свистопляске, перевернувшей за последний месяц весь мир вверх дном.
– Вождь, старичок, – счастливым голосом сказал он. – Эх, Вождь, старичок… Эти мне спортсмены!.. Эти подлюги спортсмены!
– Ты поосторожнее. – Вождь усмехнулся. – Я, между прочим, тоже имею к ним отношение.
Пруит залился счастливым смехом.
– Пей еще, – сказал Вождь.
– Нет, сэр, теперь угощаю я.
– Да у меня вон сколько. Бери. Ты заработал.
– Нет, – упрямо возразил он. – Моя очередь. Деньги у меня есть. Я теперь всегда при деньгах.
– Я уже заметил. – Вождь усмехнулся. – Твоя киска, видно, на руках тебя носит.
– Да не жалуюсь. – Губы у Пруита разъехались в широкую ухмылку. – Грех жаловаться. Одна беда… – Он вдруг с удивлением прислушался к своему голосу. – Дуреха замуж за меня хочет.
– Бывает, – философски заметил Вождь. – Денег у нее навалом, так что не будь дураком, женись. И пусть обеспечивает тебе красивую жизнь. Будешь жить, как захочешь.
Пруит рассмеялся:
– Это не для меня. Вождь. Ты же знаешь, такие, как я, не женятся.
Он встал и бодро зашагал к стойке. Ах ты, трепло, весело обругал он себя, вечно что-то выдумываешь! А эта выдумка ничего, ей-богу. Это как посмотреть. Да чего там, черт побери! Имеет же человек право помечтать.
– Эй, Джимми! – свирепо крикнул он.
– Привет, малыш! – проорал Джимми с другого конца стойки. На широком потном лице канака сияла улыбка, руки безостановочно сновали, проворно вытаскивая из холодильника на стойку банки и бутылки. По другую сторону громадного холодильника стоял охранник – порядок в баре поддерживали полковые боксеры, которых по указанию гарнизонного начальства хозяин бара нанимал то из одной роты, то из другой. Одетый по всей форме и с дубинкой, временный представитель военной власти без стеснения дул пиво, извлекая из глубин холодильника банку за банкой, а беспомощный хозяин-японец смотрел на все это с болезненной гримасой отчаяния, застывшей на гладком плоском лице.
– Джимми, мне четыре, – крикнул Пруит через рябь голов.
– Понял, – откликнулся Джимми, и улыбка ослепительной вспышкой осветила темное лицо. – Четыре пивка на четыре глотка. – Он поставил банку на стойку. – У вас сегодня ротные товарищеские. Не выступаешь?
– Куда мне, Джим. – Пруит радостно улыбнулся. – Боюсь, заедут в ухо, оно и распухнет.
– Ты даешь! – Джимми засмеялся и вытер лицо рукой, похожей на копченый окорок. – Меня можешь не разыгрывать. Я слышал, ты этого еврейского чемпиона крепко припечатал.
– Вот, значит, как рассказывают? – Пруит хмыкнул. – А я слышал, это он меня припечатал. – Затылком он почувствовал, что несколько солдат задержались у бара и глядят на него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277
– Дай бог, чтобы ты был прав. Не хочу, чтобы он из-за меня не выступил. Честно говорю.
– Как я слышал, ты его не очень-то жалел. – Вождь скупо улыбнулся.
Пруит в ответ тоже улыбнулся, откинулся на спинку стула и поднес к губам банку с пивом. Солоноватый бодрящий холод жадного, долгого глотка пробил застрявший в горле скользкий ком, смыл его, ледяной свежестью прочистил голову.
– Уф-ф! – благодарно выдохнул он. – Да ведь к этому давно шло. Он сам напрашивался. С первого дня, как я к вам перевелся.
– Точно, – согласился Вождь.
– Но я не хочу, чтобы из-за меня он не смог выступать.
– Ничего с ним не будет. Он – лошадь. Ему бы еще соображения прибавить – против него не потянул бы ни один тяжеловес дивизии.
– Пугливый он только очень.
– Вот именно, – кивнул Вождь. – Выступит он, не волнуйся. Наверно, даже выиграет. Его поставили против одного салажонка из восьмой роты. Так что выступить он выступит. А вот что на пару дней заткнется – это как пить дать.
– Факт, – весело сказал Пруит.
– И будет всю жизнь думать, что ты это нарочно, чтобы карьеру ему испортить.
– Динамит тоже так решит.
Вождь кивнул большой головой, тяжело и медленно, будто это стоило ему огромных усилий.
– Теперь уж ты в дерьме по самые уши. Правда, ты и раньше был в черном списке. Под трибунал они тебя, конечно, подвести не смогут. Думаю, тут даже Динамит ничего не сделает. Честная драка, по взаимному соглашению, во дворе… Динамит сам ввел эти правила, придраться не к чему.
– Факт, – радостно подтвердил Пруит. – Ничего у них не выйдет.
– Блум был бы неплохой парень, – задумчиво, философски сказал Вождь. – Ему бы хоть на пять минут забыть, что он еврей.
Пруит почувствовал, как в нем шевельнулось давнее беспокойство.
– Это-то при чем? – возразил он. – Мне наплевать, еврей он или кто.
– Мне тоже. Зусмана вон ребята все время зовут «еврейчик». И ему хоть бы хны. А попробуй кто-нибудь так назвать Блума? Сразу с кулаками полезет. Меня же вот зовут «индеец» – ну и что? Я и есть индеец. Чего тут такого? А Блум еврей, нет, что ли?
– Все верно. – Охватившее его на миг неясное беспокойство улеглось. – Что это вообще за дела, старик? У меня, например, в роду и французы, и ирландцы, и немцы. Что же мне на стенку лезть, если меня будут звать «французик», или «фриц», или еще как-нибудь?
– Правильно, – степенно сказал Вождь.
– Я и говорю, – обрадованно подхватил Пруит.
– Я, конечно, знаю, есть разные дуболомы и сволочи, которые над евреями издеваются, но у нас в роте таких нет.
– Точно. А вспомни, что с индейцами вытворяли.
– Правильно. Просто человек должен понимать, кого надо бить, а кого не надо.
– Верно. – Пруит вольготно развалился на стуле – пиво ударило в голову необычно быстро – и обвел глазами обнесенный решетчатой оградой треугольник пустыря, где на перекрестке трех гарнизонных улиц воздвигли под навесом подковообразную стойку пивного бара, свято почитаемого солдатами вот уже двадцать лет. В дальнем углу собралась за пивом кучка седых стариков сержантов, они отгораживали себя от молодой сорокалетней шпаны воспоминаниями о генерале Вилье, о Мексике и о мятеже на Филиппинах, когда они задали жару этим проклятым «моро» и испанцам. Стойку в три ряда облепили орущие во всю глотку солдаты. Компания новобранцев в чистеньких, еще не вылинявших летних формах, обнявшись, горланила: «Мы парашютисты капитана Кнопа, мы сигаем ночью прямо в цель. Пусть другие дохнут по окопам, наше дело – девки и постель» . Сквозь гул голосов слабо прорывался со двора рев толпы, отмечающей очередной нокдаун. Все это было родное и привычное. Это его жизнь, и он здесь свой.
– Как я погляжу, в других полках нашим боксом что-то не очень интересуются. – Пруит ехидно улыбнулся.
– А на кой им черт? – спокойно отозвался Вождь. – Мы можем хоть задницей землю есть, в этом году нам чемпионат не выиграть. И все это знают.
Пруит посмотрел на него, такого огромного и невозмутимого, и улыбнулся, чувствуя, что любит Вождя за это непоколебимое спокойствие, которое тот умудряется сохранить в сумасшедшей свистопляске, перевернувшей за последний месяц весь мир вверх дном.
– Вождь, старичок, – счастливым голосом сказал он. – Эх, Вождь, старичок… Эти мне спортсмены!.. Эти подлюги спортсмены!
– Ты поосторожнее. – Вождь усмехнулся. – Я, между прочим, тоже имею к ним отношение.
Пруит залился счастливым смехом.
– Пей еще, – сказал Вождь.
– Нет, сэр, теперь угощаю я.
– Да у меня вон сколько. Бери. Ты заработал.
– Нет, – упрямо возразил он. – Моя очередь. Деньги у меня есть. Я теперь всегда при деньгах.
– Я уже заметил. – Вождь усмехнулся. – Твоя киска, видно, на руках тебя носит.
– Да не жалуюсь. – Губы у Пруита разъехались в широкую ухмылку. – Грех жаловаться. Одна беда… – Он вдруг с удивлением прислушался к своему голосу. – Дуреха замуж за меня хочет.
– Бывает, – философски заметил Вождь. – Денег у нее навалом, так что не будь дураком, женись. И пусть обеспечивает тебе красивую жизнь. Будешь жить, как захочешь.
Пруит рассмеялся:
– Это не для меня. Вождь. Ты же знаешь, такие, как я, не женятся.
Он встал и бодро зашагал к стойке. Ах ты, трепло, весело обругал он себя, вечно что-то выдумываешь! А эта выдумка ничего, ей-богу. Это как посмотреть. Да чего там, черт побери! Имеет же человек право помечтать.
– Эй, Джимми! – свирепо крикнул он.
– Привет, малыш! – проорал Джимми с другого конца стойки. На широком потном лице канака сияла улыбка, руки безостановочно сновали, проворно вытаскивая из холодильника на стойку банки и бутылки. По другую сторону громадного холодильника стоял охранник – порядок в баре поддерживали полковые боксеры, которых по указанию гарнизонного начальства хозяин бара нанимал то из одной роты, то из другой. Одетый по всей форме и с дубинкой, временный представитель военной власти без стеснения дул пиво, извлекая из глубин холодильника банку за банкой, а беспомощный хозяин-японец смотрел на все это с болезненной гримасой отчаяния, застывшей на гладком плоском лице.
– Джимми, мне четыре, – крикнул Пруит через рябь голов.
– Понял, – откликнулся Джимми, и улыбка ослепительной вспышкой осветила темное лицо. – Четыре пивка на четыре глотка. – Он поставил банку на стойку. – У вас сегодня ротные товарищеские. Не выступаешь?
– Куда мне, Джим. – Пруит радостно улыбнулся. – Боюсь, заедут в ухо, оно и распухнет.
– Ты даешь! – Джимми засмеялся и вытер лицо рукой, похожей на копченый окорок. – Меня можешь не разыгрывать. Я слышал, ты этого еврейского чемпиона крепко припечатал.
– Вот, значит, как рассказывают? – Пруит хмыкнул. – А я слышал, это он меня припечатал. – Затылком он почувствовал, что несколько солдат задержались у бара и глядят на него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277