– Это отъявленный разбойник, которого твой отец раза два или три спасал от виселицы; этот тип за шесть франков способен зарезать кого угодно. Боршан получает удовольствие, когда этот бандит избивает твою мать, а потом, как ты сам видел, насилует ее самым гнусным образом. Боршан очень любит его и частенько приглашал его в свою постель, пока она не стала твоим обычным местом. Ты еще не все знаешь о распутстве человека, который породил тебя; не отходи завтра, утром от смотровой щели, и ты увидишь вещи, которые превосходят все, о чем ты мне рассказывал.
Не успел я занять свой наблюдательный пост, как в отцовскую библиотеку ввалились четверо здоровенных головорезов, приставили к носу отца пистолет, крепко привязали его к приставной лестнице и исхлестали розгами самым нещадным образом; по ногам отца струилась кровь, когда они отвязали его; швырнули, как мешок, на кушетку, и все четверо навалились на него: один вставил член ему в рот, второй – взад, двое других заставили его возбуждать себя руками. Отца изнасиловали раз двадцать подряд, и какие это были члены, Бог ты мой! Я не смог бы обхватить ладонью самый маленький из них.
– Я бы с удовольствием содомировал тебя, наблюдая это зрелище, – признался я Памфилии. – Попробуй внушить отцу мысль сделать свою жену жертвой такой оргии.
– О, это совсем не трудно, – уверила меня услужливая девушка, – стоит только предложить Боршану какую-нибудь пакость, и он тут же ухватится за эту мысль. Так что тебе недолго придется ждать, пока исполнится твое желание.
Действительно, несколько дней спустя Памфилия сказала мне, чтобы я был наготове, и я, дрожа от нетерпения, прильнул к своему отверстию в стене. Бедную мою матушку выпороли и осквернили до такой степени, что когда четверка молодцев удалилась, она без движения лежала на полу. В продолжение всего спектакля я трудился над бесподобной задницей Памфилии и скажу вам честно, что никогда до тех пор не испытывал такого блаженства.
Позже я обо всем рассказал отцу, упомянув и о том, какое удовольствие доставила мне его тайная оргия.
– Это я предложил сыграть с вашей женой такую шутку после того, как увидел, что те четверо выделывали с вами, – прибавил я.
– А скажи-ка, дружище, – заинтересовался Боршан, – ты можешь помогать мне в подобных делах?
– Разумеется, – немедленно ответил я.
– Это правда? Ведь я имею в виду женщину, которая произвела тебя на свет.
– Она трудилась только ради своего блага, и я презираю ее, может быть, не меньше вашего.
– Поцелуй меня, любовь моя, ты великолепен; и поверь, когда я говорю тебе, что с сегодняшнего дня ты будешь вкушать самые острые удовольствия в мире, доступные человеку. Только попирая то, что идиоты осмеливаются именовать законами Природы, человек найдет настоящее блаженство. Но скажи, не ослышался ли я? Дай мне честное слово, что ты готов издеваться над своей матерью.
– Клянусь. И еще более жестоко, чем вы.
– Ты будешь истязать ее?
– Истязать, пытать и все остальное; я убью ее, если хотите.
При этих словах Боршан, который обнимал и ласкал меня в продолжение всего разговора, совершенно потерял над собой контроль и сбросил свое семя, не успев донести его до моего зада.
– Подождем до утра, друг мой, – сказал он. – Утром ты будешь держать экзамен, а пока никаких глупостей, согласен? Отдыхай, я тоже намерен заняться этим, ибо нам надо беречь сперму.
В назначенный час моя мать пришла в кабинет Боршана, где уже ждал тот самый злодей, отцовский приятель.
Бедная женщина разрыдалась, увидев меня, но именно я был самым беспощадным ее мучителем из нас троих. Я стремился сделать истязания, которым подвергли ее отец и его друг, еще более изощренными и мучительными. Боршан велел гостю содомировать меня, а я в это время лежал на своей матери, впившись ногтями в священную грудь, из которой когда-то получил первое в жизни пропитание. В моей прямой кишке ритмично и мощно двигался взад-вперед внушительный член; эти толчки подогрели мое воображение до такой степени, что я зашел несколько дальше, чем от меня требовалось, и в конце концов откусил напрочь нежный материнский сосок; мать испустила вопль и потеряла сознание, а обезумевший отец оттолкнул своего друга и сам ринулся в мой зад, осыпая меня восторженными похвалами и забрызгивая спермой.
Мне исполнилось девятнадцать лет, когда отец решил открыть все свои планы.
– Я больше не могу выносить присутствие этой женщины, – заявил он мне. – Надо от нее избавиться, только не сразу, не одним махом. Я хочу долго мучить и пытать ее… Ты мне поможешь, мой мальчик?
В ответ он услышал следующие слова:
– Прежде всего мы распорем ей живот – один надрез вдоль, другой поперек; затем я заберусь в ее нутро раскаленными щипцами, вытащу сердце и кишки, и она будет умирать медленно и долго.
– О, небесное создание, – задрожал от восторга отец, – о, мой маленький ангел…
И это злодеяние, это отвратительное, мерзкое, гнусное преступление, с которого я начал свою карьеру злодея, было совершено посреди неописуемых наслаждений.
Но какой же я был осел! Этим преступлением я сделал шаг к своей собственной погибели: отец подвел меня к убийству матери только для того, чтобы жениться на другой женщине, но он настолько искусно скрывал свои замыслы, что я целый год ни о чем не догадывался. Заподозрив неладное, я обратился к сестре и обо всем рассказал ей.
– Этот человек собирается уничтожить нас, – сказал я.
– Я давно знала это, – спокойно ответила Габриель. – Я хотела предупредить тебя, дорогой брат, но ты ничего не видел вокруг, ты был слеп, а теперь мы погибли, если не примем самые решительные меры. Но я должна быть уверена в том, что ты так же, как и я, твердо намерен сделать это. У меня есть порошок, который мне дала школьная подруга; она –сама при его помощи освободилась от родительского гнета, давай сделаем то же самое. Если ты в себе не уверен, предоставь это дело мне: я давно жду этого момента и буду действовать согласно советам Природы, так как считаю несправедливым все, что от нее исходит. Я вижу, ты дрожишь, братец?
– Да, но не от страха. Дай мне этот порошок и до завтрашнего полудня он будет в кишках того, кто собирается оставить нас в дураках.
– Не спеши! Вряд ли я уступлю тебе честь избавления от оков, мы сделаем это вместе. Сегодня я приду на ужин. Возьми половину пакетика и высыпь ему в вино. Остальную половину для верности я добавлю в суп. И через час мы будем сиротами, а дня через три станем единственными владельцами состояния, которое предназначено для нас судьбой.
Ни одна мышь не спешила с такой беззаботностью в мышеловку, как это делал Боршан, шагая к своей погибели, которую приготовила ему наша порочность, и за десертом свалился замертво.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179