Из гроба вытащили останки, я забралась туда, и Корделли завернул меня в саван.
– Ах, какой прекрасный труп, – опять произнес он свое жуткое заклинание, потом несколько раз поцеловал мне задний проход, несколько раз обошел вокруг гроба, после чего вместе с Дюран поднялся по крутым каменным ступеням, ведущим в часовню.
Не скрою, что смертельный озноб пронзил меня до мозга костей, когда я услышала, как с глухим стуком опустилась на свое место тяжелая плита. Что же будет? Такая мысль билась у меня в висках, когда я, совершенно беспомощная, лежала в полной темноте, оказавшись во власти двух отъявленных злодеев. Куда же ты завело меня, безоглядное мое распутство!
Но очевидно, судьбе было угодно устроить мне это тяжкое испытание.
Моя тревога превратилась в безнадежное отчаяние, когда шум наверху возвестил о том, что Корделли разбирает баррикады в часовне, и когда после этого наступила жуткая тишина.
Теперь все кончено, подумала я и перестала чувствовать свое сердце. Коварная Дюран предала меня. Все мое тело, от затылка до лодыжек, покрылось холодным потом. Собрав остатки мужества, я начала рассуждать так: успокойся и не поддавайся панике, ведь ты не совершила никакого добродетельного поступка, за который судьба может покарать тебя; ты была и осталась порочной, поэтому у тебя нет причин бояться.
Мои тягостные мысли прервал стон, возвестивший об оргазме Корделли, потом подняли камень, и через мгновение надо мной склонилась Дюран.
– Все в порядке, мой ангел. Ты свободна и можешь получить свою тысячу цехинов. Надеюсь, больше ты не будешь подозревать меня?
– Никогда! – искренне воскликнула я. – Никогда в жизни! Прости меня за этот безрассудный порыв, причиной которого скорее был Корделли, а не ты. Только поскорее уйдем отсюда, я едва не задохнулась в этой могиле.
На плите темнела лужица спермы, оставленная Корделли, а он сам, смертельно уставший, сидел на ступенях алтаря. В эту минуту появился могильщик, Корделли расплатился с ним, и мы вышли из храма. Остаток ночи Дюран пожелала провести в моей постели.
– Этот эпизод навеки связал нас друг с другом, – сказала я подруге, – он стал печатью, скрепившей наше взаимное доверие. Теперь-то мы никогда не расстанемся.
– Я же говорила тебе, – улыбнулась Дюран, – что вместе мы причиним людям много зла.
– А что, если бы на моем месте была другая женщина? Неужели она так бы и осталась в склепе?
– Непременно. Кстати, Корделли предлагал мне две тысячи цехинов, если я соглашусь оставить тебя в этой яме.
– Тогда надо найти для него хорошенькую девицу и попросить его повторить это представление.
– У тебя уже есть такая.
– Кто же она?
– Элиза.
– Как ты безжалостна к моим служанкам! Наверное, это и есть ревность?
– Нет, но я не хочу, чтобы возле тебя был еще кто-то и чтобы ты подумала, что этот кто-то любит тебя больше, чем я. К тому же, разве тебе не надоела эта стерва? Я оставлю тебе другую, зачем тебе две служанки? Я вполне могу заменить вторую, если уж ты не можешь заснуть, пока тебя не обнимут две лесбиянки.
– Твой план меня возбуждает, но все-таки в нем есть что-то мерзкое.
– Но это лишний раз говорит в его пользу, – тут же вставила Дюран, – ибо большие удовольствия рождаются, когда мы преодолеваем отвращение. Позови ее, мы развлечемся с ней и во время ласк мысленно приговорим ее к смерти; я безумно люблю такие коварные шуточки.
– Ах, Дюран, ты меня сделаешь настоящей львицей и заставишь совершать немыслимые злодеяния.
– Скажи лучше, что я готовлю для тебя немыслимые наслаждения.
Появилась Элиза, прекрасная как всегда – живой образ Любви; она послушно легла между нами, и Дюран, которая до сих пор видела ее только мельком, с удовольствием принялась ласкать девушку.
– Клянусь честью, это настоящий вулкан сладострастия, – сказала злодейка, целуя Элизу. – Положи ее на себя, Жюльетта, пусть она щекочет тебе клитор, пока я буду ее содомировать. Ого, какой обольстительный зад, как будет рад наш коммерсант, увидев эти несравненные полушария!
И блудница, пощекотав язычком притаившуюся между ними норку, вставила в нее свой хоботок.
– Сегодня я двенадцать часов кряду занималась телесными утехами, – сказала она, – и, казалось бы, должна была утомиться, но не тут-то было: я чувствую себя так, будто отдыхала весь день.
– Представь себе, я тоже, – шепотом призналась я. – Это, наверное, наш замысел так благотворно действует на нас, Дюран. – После чего я удвоила свои ласки, Дюран живее заработала своим клитором, и наша служанка первой испытала извержение. Почувствовав судорожные спазмы девушки, моя подруга резко отстранилась от нее и обрушилась на бедняжку за то, что та помешала ей своим оргазмом.
– Обязанность жертвы, – со злобой проговорила она, сопроводив эти слова пощечиной, – подчиняться и угождать; она не имеет право разделить удовольствие госпожи. Ты – мерзкая тварь, ты – шлюха бессовестная, и я научу тебя примерному поведению.
Я держала девушку, а ведьма в продолжение четверти часа порола ее. Элиза не впервые столкнулась с такой прихотью, она частенько получала порку от меня, но никогда еще ее не избивали с такой жестокостью.
– Ты же испортишь ей всю задницу, – недовольно заметила я, – а завтра Корделли…
– Шрамы ему больше нравятся, они ускоряют его эрекцию.
Ноги Элизы были в крови, и буря наконец стихла; Дюран предпочла содомировать меня, а в преддверии извержения захотела целовать истерзанные ягодицы нашей жертвы.
– Вот теперь я получила все, что хотела, – удовлетворенно произнесла она, когда спазмы закончились. – А ты, прекраснейшая из прекрасных, скажи, ты кончила? Не сердись, что, я обратила так мало внимания на твои наслаждения: в минуты экстаза я забываю обо всем и думаю только о себе.
– Не волнуйся, дорогая, я получила не меньшее удовольствие, чем ты; взгляни, сколько сока в моей куночке.
– А как твой мозг? Он тоже наслаждался?
– Еще как!
Мы снова легли в постель и опять уложили Элизу в середину. Я погасила свечу; перед тем, как уснуть, Дюран прижалась губами к моему уху:
– Я и во сне буду лелеять мысль, что завтра, благодаря мне, это сладкое создание умрет в страшных муках.
Рано утром она вызвала Корделли. Он был в восхищении от предложенного товара, и сделка состоялась; жизнь несчастной нашей Элизы была оценена в скромную сумму – тысячу цехинов; но Корделли захотел украсить свою жуткую оргию некоторыми деталями, о чем я расскажу в свое время.
Пока моя подруга вела торг, я велела Элизе приготовиться к отъезду. Она выкупалась, освежилась, обрызгала себя духами и, добавив к дарам Природы несколько искусных штрихов, очаровательная девушка, которой не исполнилось еще и семнадцати, предстала перед нами сияющая как ангел небесный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179