Мы назвали его Рафаэль.
Первым делом он повел нас в храм Сераписа, впечатляющие руины которого свидетельствуют о том, что это было некогда великолепное и грандиозное сооружение. Мы осмотрели соседние достопримечательности и во всем увидели бесспорное свидетельство величия и вкуса древних греков и римлян, которые, ярким светом осветив мир на краткий миг, погасли и исчезли, как исчезнут и нынешние завоеватели и повелители народов и умов.
Нашим глазам предстали остатки монумента гордыне и суеверию. Трасилл предсказал, что Калигула не наденет пурпурную императорскую тогу, пока не перейдет из Байи в Путеоли по мосту. Будущий император приказал расставить, вплотную друг к другу, множество кораблей на расстоянии двух лиг и прошел по ним во главе своей армии. Конечно, это было сумасбродство, но сумасбродство великого человека; а злодейство Калигулы, ставшее эпохой в истории, указывает на его необузданный темперамент и величие души.
От моста Калигулы Рафаэль повел нас в Кум и неподалеку от развалин этого города показал нам место, где стоял дом, принадлежавший Лукуллу. Мы долго молча смотрели на руины и размышляли об этом славном жизнелюбце.
– Его уже нет… еще немного – еще несколько месяцев, несколько лет – уйдем и мы; ножницы судьбы не щадят никого – ни богача, ни бедняка, ни доброго человека, ни злодея… Давайте же радоваться и собирать цветы, пока перед нами расстилается эта дорога, которая, увы, скоро кончится; по крайней мере, пусть будет из золота и шелка нить наших дней, которую прядет эта мрачная шлюха – судьба.
Мы бродили по развалинам Кума, где наше внимание особенно привлекли остатки храма Аполлона, построенного Дедалом, когда, спасаясь от гнева Миноса, он поселился в этом городе.
Оттуда мы направились в Байу и прошли через деревушку Баули, куда поэты поместили Елисейские Поля.
– Давайте навестим подземный мир, – мечтательно проговорила Клервиль, глядя в темные воды реки Ахеронт, которая протекает около Баули, – хоть краешком глаза взглянем на муки проклятых грешников и, может быть, сделаем их еще сильнее. Если бы только я была Прозерпиной… Однако, коль скоро мне суждено созерцать земные бедствия, я могу считать себя счастливейшей из живых женщин.
В этой долине царит вечная весна. Среди виноградников и тополей, то там, то сям, видны невысокие холмики, куда зарывали погребальные урны, а Харон, вне всякого сомнения, обитал на мысе Мизенум. В этом не трудно убедиться, если иметь воображение. Это чудесная часть нашего разума оживляет все, к чему прикасается, и истина, всегда плетущаяся в хвосте у иллюзии, совсем не нужна тому, кто может творить и украшать свой собственный мир.
Рядом с деревушкой Баули путешественник видит остатки сотен соединенных друг с другом комнат; когда-то все это сооружение называлось тюрьмой Нерона, и далеко отсюда разносились стоны жертв похоти и жестокости этого злодея.
Немного дальше располагается красивое искусственное озеро, вырытое по приказанию Марка Агриппы для флота, который находил убежище в бухте мыса Мизенум. Этот мыс образует удобную гавань, которую высоко ценили древнеримские адмиралы. Там стояли корабли Плиния, когда извержение Везувия стоило ему жизни. Даже по развалинам видно, каким большим был этот древний город. Отсюда можно пройти прямо в Баули, жители которого хвастаются могилой Агриппины. У берега этого города потерпел крушение корабль с матерью Нерона – таким образом император рассчитывал избавиться от нее. Однако план его не удался: возвращаясь с празднеств в Байе, Агриппина и ее служанки успели прыгнуть в воду до того, как судно перевернулось, и в темноте императрица сумела доплыть до берега и добраться затем домой. Об этом пишет Тацит, и у него нет ни слова в поддержку легенды о том, что эта знаменитая женщина древности похоронена в Баули.
Вспомнив великого императора, Клервиль заметила:
– Я восхищена замыслом Нерона расправиться со своей матерью. В нем чувствуется жестокость, коварство, презрение ко всем добродетелям. Он страстно любил Агриппину; Свето-ний уверяет нас, что император часто мастурбировал, думая о ней… и в конце концов убил ее. Позволь мне почтить твою память, великий Нерон! Будь ты жив сегодня, я бы боготворила тебя, но все равно ты навсегда останешься для меня примером.
После этого забавного панегирика мы пошли по берегу, славившемуся в старину обилием великолепных вилл, а сегодня в том, что от них сохранилось, живут несколько бедных рыбаков. Там же бросается в глаза крепость, которая защищала побережье. Еще немного, и мы оказались на том месте, где когда-то пышным цветом процветала Байа, обитель наслаждения и разврата, где древние римляне предавались самым похотливым и извращенным забавам. Представляю, как весело жилось в этом чудесном городе, прикрытом горами от северных ветров и открытом к югу, к солнцу – истоку жизнетворного тепла и союзнику естественных страстей, – которое ласкает своими священными чудодейственными лучами счастливых обитателей этой прекрасной страны. Несмотря на все конвульсии, веками сотрясавшие эту землю, здесь до сих пор можно вдыхать мягкий и сладострастный воздух, который есть отрава для строгой морали и добродетели и изысканная пища для порока и так называемых преступлений похоти. По этому поводу, друзья, вы можете процитировать мне гневные инвективы Сенеки, но этот суровый моралист ничего не мог поделать с неодолимым влиянием Природы, и его соотечественники, читая его труды, самым беспардонным образом нарушали его заповеди.
От некогда великой Байи ныне осталась одна-единственная скособочившаяся рыбацкая хижина да еще несколько огромных живописно разбросанных камней – тусклая печать былого величия.
Конечно же, любимым божеством столь развратного города была Венера. Развалины ее храма видны до сих пор, но они в таком ветхом состоянии, что трудно судить по ним о его прошлом облике. Сохранились подземные переходы, мрачные таинственные коридоры, указывающие на то, что эти помещения служили для тайных церемоний. Огонь пробежал по нашим жилам, когда мы спустились вниз; Олимпия прижалась ко мне, и я увидела в ее глазах вожделение.
– Рафаэль, – позвала Клервиль, – мы должны совершить службу в этом священном месте.
– Так ведь вы выжали меня как губку, – ответил наш проводник, – а от ползания по этим развалинам у меня и ноги уже не ходят. Правда, я знаю здесь, неподалеку, четверых или пятерых рыбаков, которые придутся вам по вкусу.
Не прошло и шести минут, как он привел с собой очень грязную и неряшливую, но весьма многочисленную компанию.
Ослепленные похотью, которая буквально пожирала наши внутренности, мы, не раздумывая, сломя голову, бросились в это рискованное предприятие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179