Начиналось всё с коллекции растений — Демидов устроил замечательную систему из шести террас с оранжереями, где цвели растения из Сибири, Америки, Азии… в общем, редкие. Потом ботаническую экзотику дополнили искусственные гроты и водоёмы, водопады. Появились дворцы, скульптуры, картины, мебель, и сад стал местом светских развлечений! Сам Прокофий, живший в Москве во времена Екатерины Великой, был просто любителем ботаники и вряд ли ожидал такого замечательного результата. При нём сад Нескучным не назывался; название появилось только в следующем веке.
Обо всём этом Стасу по дороге поведала Мими. У неё был очень интересный говор: со своеобразными повышениями и понижениями интонации. Марина их не слушала; отвернувшись, она смотрела в окно машины. Стас даже подумал, что неприятен ей: в самом деле, девушка собиралась отдохнуть, а ей навязали незнакомца.
Лишь когда они приехали в парк, Марина заговорила: может, она считала неприличным или неуместным вести разговоры в авто?..
— А вон за теми деревьями вы видите крыши Голицынской больницы, — продолжила было свои россказни Мими, когда они вышли из машины, но тут её и прервала дочь Верховного.
— Ах, Мими, отстань от Станислава, — сказала она ей, а ему послала улыбку с малым книксеном. — Папенька отдал его мне, а не тебе. — И, демонстративно взяв Стаса под руку, пошла по колее, увлекая за собой.
— Скажите, князь, а вы тоже польских кровей, как пан Андрей? — спросила она.
— Bytem w Polsce, wiem nawet kilka polskich slow ale nie jestem Polakiem , — ответил Стас.
— Ach, nietsety, mi bardzo podobaja. sie Polacy, oni sa о tyle wytworne, — отозвалась Марина. — Mais j'ai peur, je connais des mots polonais moins de votre .
— II у aura de m'etre galant pour vous plaire , — ответил Стас.
Они весело рассмеялись. Мими тащилась сзади, надув губки; плечистый Серж замыкал процессию, внимательно оглядывая окрестные кусты. Немногочисленные, хорошо одетые посетители при встрече с ними вежливо раскланивались.
Теперь уже Марина повела разговор об окружающих красотах.
— Здесь у нас очень красивая альпийская горка, — сделав деловитую мордочку, сказала она, показывая Стасу кучу камней с дохлым водопадиком. — Я сама её придумала. Вот это цинерария, там, подальше, дельфиниум. А вон там, видите, мои любимые бегонии, новый сорт. Правда, необычные? Подобных им даже в Кремле нет.
Стас мог бы много рассказать ей про рожь и горох, но таких названий, которые с лёгкостью произносила она, он сроду не слыхивал и был вынужден соглашаться вслепую: да, бегонии просто потрясающие. Причём сам не знал, смотрит он на бегонии или на что другое, столько было вокруг разных цветов.
— Садовник здесь, наверное, хороший, — предположил он.
— Самый лучший! — с восторгом сказала Марина. — Никита Кириллов, мы его потом найдём. Он зна-ает, что я сегодня приезжаю. Наверняка готовит какой-нибудь сюрприз. Мы Никиту любим! И не удивляйтесь, он обязательно изыщет способ сообщить вам, что происходит из рода самого Аверкия Кириллова. На самом деле… ах, пустяки. Вы с ним, главное, не спорьте.
Стас насторожился:
— Аверкия Кириллова? — переспросил он. — Купца?
Такого случая Мими, которая на протяжении всего их разговора мучилась молчанием, упустить не смогла.
— Аверкий был замечательным человеком, — затараторила она. — Гость, известный купец, он был таким замечательным, что стал думным дьяком. Он заведовал царскими садами, а сады были напротив Кремля, и они были такие замечательные, что Аверкию разрешили поставить там свой дворец. Но в 1682 году…
— Мими! — ледяным тоном произнесла Марина.
— … его убили восставшие стрельцы, — затухающим голосом промямлила Мими и замолчала.
Но Стаса разговор интересовал; он не собирался его заканчивать.
— У Аверкия Кириллова был племянник Тимофей, — сказал он. — Женился в 1672 году на крестьянке Дарье. О нём вы ничего не знаете?
Мими трясла кулачками, открывала ротик и едва не подпрыгивала, так ей хотелось ответить. Но Марина, положив свои пальчики ей на губы и нежно глядя в её большие круглые глаза, проворковала:
— Мы об этом спросим нашего Никиту. Правда, так будет лучше?
Мими с досады топнула ножкой и отвернулась.
Все вместе пошли искать Никиту и нашли его у реки — он косил траву на лугу. Босой, в грубых штанах, с рубахой, закрученной на бёдрах, «самый лучший садовник» выглядел типичным крестьянином и на потомка знатного купца никак не походил. Он отбил поклоны барышням, проигнорировал Сержа и с достоинством пожал руку Стасу.
— Решил я вам, красавицы, накосить копёнку травы, чтоб вы могли поваляться на мягоньком, — сказал он. — Это вам не ваши диваны да перины! Я так скажу: чем к матушке-природе ближе, тем для здоровья лучше. Не правда ли сие, молодой кавалер?
— Правда, — улыбнулся Стас. Очень ему понравился этот Никита.
Садовник снял с бёдер мятую рубаху, вытер мокрое лицо и пожаловался:
— Совсем я взопрел, косючи. Передохну чуток, закончу рядок и пущу вас поваляться.
Стас без сожалений сбросил официальный сюртук, в котором как отправился утром встречать м-ра Кокса, так и промучился полдня, и протянул руку за косой. Никита засомневался:
— А управишься ли ты, барин, с инструментом сим? Это ведь тебе не патефон!
— Я, старик, не такой уж заядлый барин, — ответил ему Стас. Он прикинул на руке косу — она оказалась легче тех, какими ему приходилось работать в Плоскове, — и в несколько минут прошёл оставшийся «рядок». И, судя по довольным вскрикам садовника, прошёл достаточно профессионально — не потерял, знать, навык за годы, проведённые в дружине князя Ондрия. Там-то ему было не до косьбы.
Затем Никита сгрёб граблями траву и куда-то исчез, а Стасу пришлось пожертвовать сюртуком: он бросил его на копёнку, чтобы девушкам не пришлось пачкать о сырую траву платья. Пока усаживались, вернулся садовник, а за ним бежала целая толпа слуг: принесли низкий столик, баулы с напитками и закусками, буфетик с посудой и громадный зонт от солнца. Оказывается, наступило время ленча.
Слегка насытившись, перешли к пустому трёпу; с Мими был снят обет молчания, и она утомила всех рассказом, какие чувства пробудило в ней замечательное умение Станислава Фёдоровича косить траву. Она ухитрилась уместить сюда и природные стихии, и любовь к народу, и графа Толстого Льва, и трепет сердца. На Марину Стас тоже произвёл впечатление.
— В самом деле, князь, — спросила она, — где же вы обучились этой работе?
— Я, Марина Антоновна, некоторое время жил в деревне — уклончиво ответил Стас. Вдаваться в подробности он не счёл нужным.
— А знаете, князь, мой папенька тоже умеет косить. Он в детстве жил ну просто как обычный крестьянин.
— Мне об этом известно, — ответил Стас, пребывая в сомнении: а читала ли она учебник истории, в котором биография её папеньки изложена превосходно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
Обо всём этом Стасу по дороге поведала Мими. У неё был очень интересный говор: со своеобразными повышениями и понижениями интонации. Марина их не слушала; отвернувшись, она смотрела в окно машины. Стас даже подумал, что неприятен ей: в самом деле, девушка собиралась отдохнуть, а ей навязали незнакомца.
Лишь когда они приехали в парк, Марина заговорила: может, она считала неприличным или неуместным вести разговоры в авто?..
— А вон за теми деревьями вы видите крыши Голицынской больницы, — продолжила было свои россказни Мими, когда они вышли из машины, но тут её и прервала дочь Верховного.
— Ах, Мими, отстань от Станислава, — сказала она ей, а ему послала улыбку с малым книксеном. — Папенька отдал его мне, а не тебе. — И, демонстративно взяв Стаса под руку, пошла по колее, увлекая за собой.
— Скажите, князь, а вы тоже польских кровей, как пан Андрей? — спросила она.
— Bytem w Polsce, wiem nawet kilka polskich slow ale nie jestem Polakiem , — ответил Стас.
— Ach, nietsety, mi bardzo podobaja. sie Polacy, oni sa о tyle wytworne, — отозвалась Марина. — Mais j'ai peur, je connais des mots polonais moins de votre .
— II у aura de m'etre galant pour vous plaire , — ответил Стас.
Они весело рассмеялись. Мими тащилась сзади, надув губки; плечистый Серж замыкал процессию, внимательно оглядывая окрестные кусты. Немногочисленные, хорошо одетые посетители при встрече с ними вежливо раскланивались.
Теперь уже Марина повела разговор об окружающих красотах.
— Здесь у нас очень красивая альпийская горка, — сделав деловитую мордочку, сказала она, показывая Стасу кучу камней с дохлым водопадиком. — Я сама её придумала. Вот это цинерария, там, подальше, дельфиниум. А вон там, видите, мои любимые бегонии, новый сорт. Правда, необычные? Подобных им даже в Кремле нет.
Стас мог бы много рассказать ей про рожь и горох, но таких названий, которые с лёгкостью произносила она, он сроду не слыхивал и был вынужден соглашаться вслепую: да, бегонии просто потрясающие. Причём сам не знал, смотрит он на бегонии или на что другое, столько было вокруг разных цветов.
— Садовник здесь, наверное, хороший, — предположил он.
— Самый лучший! — с восторгом сказала Марина. — Никита Кириллов, мы его потом найдём. Он зна-ает, что я сегодня приезжаю. Наверняка готовит какой-нибудь сюрприз. Мы Никиту любим! И не удивляйтесь, он обязательно изыщет способ сообщить вам, что происходит из рода самого Аверкия Кириллова. На самом деле… ах, пустяки. Вы с ним, главное, не спорьте.
Стас насторожился:
— Аверкия Кириллова? — переспросил он. — Купца?
Такого случая Мими, которая на протяжении всего их разговора мучилась молчанием, упустить не смогла.
— Аверкий был замечательным человеком, — затараторила она. — Гость, известный купец, он был таким замечательным, что стал думным дьяком. Он заведовал царскими садами, а сады были напротив Кремля, и они были такие замечательные, что Аверкию разрешили поставить там свой дворец. Но в 1682 году…
— Мими! — ледяным тоном произнесла Марина.
— … его убили восставшие стрельцы, — затухающим голосом промямлила Мими и замолчала.
Но Стаса разговор интересовал; он не собирался его заканчивать.
— У Аверкия Кириллова был племянник Тимофей, — сказал он. — Женился в 1672 году на крестьянке Дарье. О нём вы ничего не знаете?
Мими трясла кулачками, открывала ротик и едва не подпрыгивала, так ей хотелось ответить. Но Марина, положив свои пальчики ей на губы и нежно глядя в её большие круглые глаза, проворковала:
— Мы об этом спросим нашего Никиту. Правда, так будет лучше?
Мими с досады топнула ножкой и отвернулась.
Все вместе пошли искать Никиту и нашли его у реки — он косил траву на лугу. Босой, в грубых штанах, с рубахой, закрученной на бёдрах, «самый лучший садовник» выглядел типичным крестьянином и на потомка знатного купца никак не походил. Он отбил поклоны барышням, проигнорировал Сержа и с достоинством пожал руку Стасу.
— Решил я вам, красавицы, накосить копёнку травы, чтоб вы могли поваляться на мягоньком, — сказал он. — Это вам не ваши диваны да перины! Я так скажу: чем к матушке-природе ближе, тем для здоровья лучше. Не правда ли сие, молодой кавалер?
— Правда, — улыбнулся Стас. Очень ему понравился этот Никита.
Садовник снял с бёдер мятую рубаху, вытер мокрое лицо и пожаловался:
— Совсем я взопрел, косючи. Передохну чуток, закончу рядок и пущу вас поваляться.
Стас без сожалений сбросил официальный сюртук, в котором как отправился утром встречать м-ра Кокса, так и промучился полдня, и протянул руку за косой. Никита засомневался:
— А управишься ли ты, барин, с инструментом сим? Это ведь тебе не патефон!
— Я, старик, не такой уж заядлый барин, — ответил ему Стас. Он прикинул на руке косу — она оказалась легче тех, какими ему приходилось работать в Плоскове, — и в несколько минут прошёл оставшийся «рядок». И, судя по довольным вскрикам садовника, прошёл достаточно профессионально — не потерял, знать, навык за годы, проведённые в дружине князя Ондрия. Там-то ему было не до косьбы.
Затем Никита сгрёб граблями траву и куда-то исчез, а Стасу пришлось пожертвовать сюртуком: он бросил его на копёнку, чтобы девушкам не пришлось пачкать о сырую траву платья. Пока усаживались, вернулся садовник, а за ним бежала целая толпа слуг: принесли низкий столик, баулы с напитками и закусками, буфетик с посудой и громадный зонт от солнца. Оказывается, наступило время ленча.
Слегка насытившись, перешли к пустому трёпу; с Мими был снят обет молчания, и она утомила всех рассказом, какие чувства пробудило в ней замечательное умение Станислава Фёдоровича косить траву. Она ухитрилась уместить сюда и природные стихии, и любовь к народу, и графа Толстого Льва, и трепет сердца. На Марину Стас тоже произвёл впечатление.
— В самом деле, князь, — спросила она, — где же вы обучились этой работе?
— Я, Марина Антоновна, некоторое время жил в деревне — уклончиво ответил Стас. Вдаваться в подробности он не счёл нужным.
— А знаете, князь, мой папенька тоже умеет косить. Он в детстве жил ну просто как обычный крестьянин.
— Мне об этом известно, — ответил Стас, пребывая в сомнении: а читала ли она учебник истории, в котором биография её папеньки изложена превосходно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121