— Oui, мой сообразительный друг! Они на своих пиках приведут его под венец.
— Но мне… не показалось, что он русский, этот низвергнутый император…
— А он и не русский вовсе. Он хоть и внук их Петра Великого, родился и вырос в Голштинии. Потом… э-ээ… долгие странствия по чужбине… отчаяние и глубокая скорбь… сделали его похожим на француза… — Марсель покосился на друга: доходит ли до того его лёгкий французский юмор? — Размышления о неблагодарности человеческой…
— Какой ещё неблагодарности? — перебил его Эл, которому было не смешно.
— Да ведь она тоже немка, эта русская императрица! Супруг вывез её из какой-то дыры вроде той, где я с вами имел счастье познакомиться, привёз в Санкт-Петербург, осыпал милостями, а она… Пригрел змею на груди…
— Ага, — сказал Эл. — Французские деньги и казачьи сабли, стало быть, помогут немцам разобраться, кто из них достойнее, чтобы править Россией?
— Это будет записано в анналах истории как самая крупная победа французской дипломатии!
Англичанин совсем был сбит с толку. Он изучал в своё время историю разных европейских держав, однако же ни о каком французе, вернувшем себе российский престол после несправедливого с ним обхождения, не слышал.
— А куда мы теперь направляемся? — спросил он.
— На вольные берега Танаиса. В край русских религиозных диссидентов и несчастных магометан, угнетаемых несправедливой властью. Там мы дождёмся приезда законного императора и во главе казачьих и крестьянских войск пойдём на Москву — древнюю столицу русского царства, и Петербург — столицу новую!
По территории России передвигались тихо, стараясь не привлекать к себе внимания. По счастью, сельская местность была пустынна: шла война с Турцией, и всё, что было в этих местах военного, ушло на южные рубежи; большие же станицы они объезжали стороной. Элу, конечно, вся эта авантюра совершенно не нравилась, но деваться было некуда. Границу они перешли нелегально, стало быть, поблажки от властей в случае поимки ждать не приходилось. Оставалась надежда на полковника Анжели: по словам Марселя, он был большой шишкой в русской армии и, соответственно, много чего мог.
Сопровождавшие их казаки дорогу знали хорошо, и в нужное им место они прибыли ещё до вскрытия рек. Это было небольшое военное поселение, дворов на полста. Эла и Марселя определили на постой к одноногому инвалиду, жившему одиноко с рябой дочерью-вдовой. Детишек её третий год как угнали в плен крымчаки, мужа убили на войне ещё ранее.
Две недели молодые люди отдыхали после долгой дороги, отъедались, мылись, приводили в порядок коней и оружие. Марсель был полон оптимизма, Эл же, напротив, изо всех сил сдерживал мрачный настрой. Он-то знал, в отличие от своего товарища, что победа им в этой авантюре нипочём не грозит.
Наконец приехали остальные: казаки и пятеро французов из свиты «русского императора». Самой царственной особы среди приехавших не наблюдалось. Не заметил Эл и оружия на французах. Осанкой, громким голосом и уверенной повадкой среди всех выделялся тот самый чернобородый казачий вождь — Пугач, который так ловко заработал серебряный талер на посредничестве между Элом и корчмарём. На боку его висела сабля в богато изукрашенных ножнах, за кушак с серебряными разводами были засунуты два пистолета. Увидев Эла, он ухмыльнулся. и кивнул ему, но подходить не стал.
Марсель поздоровался с прибывшими соотечественниками, имевшими, надо сказать, довольно мрачный вид, и подошёл к ним, чтобы пошептаться. А когда вернулся к Элу, вид у него самого был не менее мрачный.
— Что случилось? — спросил его Эл. — Где законный государь?
— Видишь ли, — озадаченно произнёс Марсель, — его убили. Во второй раз!
— Кто? — напрягся Эл. — Пограничная стража?
— Хуже, — вздохнул француз. — Вон тот нарядный казак с чёрной бородой, по кличке Пугач. Застрелил императора, а пока его товарищи держали под прицелом наших офицеров, объявил, что на самом деле это он русский император, несправедливо лишённый престола…
Тут Эл Маккензи не сдержался и громко хрюкнул. Чтобы новоявленный император не рассердился и не застрелил и его за неуважительный смех, он тут же изобразил чудовищный приступ кашля, даже согнулся от усердия. Марсель, казалось, даже не заметил такой странной реакции своего друга на сказанное. Он подождал, когда тот откашляется, и продолжал:
— …и заставил всех ему присягать…
Казак по прозвищу Пугач отдал распоряжение своим клевретам, и Эла с Марселем быстро разоружили. Всех французов загнали в одну избу и поставили у дверей двух казаков с пищалями. Загрустившие миссионеры рассказали про то, как быстро вершит суд новый самозванец: трое офицеров, отказавшихся ему присягать, были зарублены саблями мгновенно. Обоз с деньгами вместе с кучерами и слугами сгинул в неизвестном направлении. Пятеро оставшихся в живых, несмотря на данную ими идиотскую присягу, будущее своё видели в самых мрачных красках.
— Самое странное, — сказал один из офицеров, — это то, что нас не расстреляли сразу, а за каким-то чёртом потащили сюда…
— Должно быть, они заинтересованы в военных специалистах, — предположил другой, — и вообще в дипломатической поддержке Франции.
— Эти скифы? — презрительно сморщился третий. — Да они всё ещё дерутся дубинами и сжирают сердце врага, убитого на поле боя…
В слюдяное оконце французы видели, как откуда-то в станице появилось множество народу, собравшегося в центральной части. Оттуда доносился шум, крики, даже выстрелы.
— Ну что, господа, — обратился Марсель к соотечественникам. — Похоже, истории суждено свершиться без нас. Не кажется ли вам, что пора сматывать удочки?
— Определённо так, — согласились соотечественники.
— Но как? И куда? Без оружия, без денег, без языка и без лошадей… — резонно заметил самый старший.
— Так надо всё это добыть! — сказал Марсель. — И валить отсюда к чёрту. На вопрос «куда?» я готов дать ответ немедля: в Турцию.
— Но как? — опять сказал старший. — Там война, а потому заставы. Да и здесь эти… les sentinelles …
— Насчёт этих я бы как раз менее всего беспокоился. Mon papa, полковник русской армии, меня очень хорошо просветил. Особенность национального отношения к воинской дисциплине у этого скифского сброда в том, что к ночи они тут все будут пьяны как кролики.
Анжели оказался прав: не только само воинство, но и его атаман по прозвищу Пугач к ночи едва держались на ногах. Последний не побрезговал навестить их лично. В избу он вошёл не один: человек пять в разномастных одеждах ввалились вслед за ним, все в дымину пьяные.
— Ну что, мусьюшки? — спросил атаман, весело сверкая чёрными глазами. — Пойдёте со мной, ампиратором российским, на Яик?
— Oui, monsieur! — ответил старший офицер, пожав плечами:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121