— Да я вовсе не в тех видах, что вы, — смутился Жилинский. — А всё же, если спросят… Как, дескать, была построена работа…
— Я найду что ответить, если спросят. Не переживайте. Мне очень понравилась и практика, и всё остальное.
Они расположились на берегу, расстелили «Вестник Министерства народного образования», вывалили на газету закуску.
— Я как раз хотел поговорить с вами, Станислав Фёдорович, про это… про «всё остальное», — сказал профессор, отламывая раку голову. — Только не сочтите за обиду… Вам известно, что наша милая Матрёна, как бы сказать, политически неблагонадёжная?
— Чтобы остаться объективными, давайте вспомним, что судимость с неё снята, — помолчав, осторожно сказал Стас. — Ей даже разрешена работа с учащимися. А во-вторых, как вы, возможно, догадались, мы с ней встречаемся отнюдь не в политических целях.
Профессор побагровел, замахал руками, затряс головой. Наконец, прожевав и проглотив свежее рачье мясо, прохрипел:
— Ради Бога, не подумайте, что я вмешиваюсь. Дело молодое… Кхе-кхе… Но всё же… Мало ли, кто, чего и кому расскажет…
— Надеюсь, вы-то никому рассказывать не будете? — со значением улыбнулся Стас.
— Я не буду.
— Тогда я за неё спокоен.
— Ага… Вот, значит, как… Хорошо…
Они выпили пива. Стас переменил тему:
— Знали бы вы, дорогой профессор, какую бурду пили люди в этих местах всего лишь триста лет назад! — с чувством сказал он.
— Ах, Станислав, вы ещё молодой человек. Знали бы вы, какую бурду пили мы все тридцать лет назад!
— Да, этого я не знаю, — согласился Стас. — Но, думаю, хорошее пиво всегда было. Дело в цене. При царе, при Алексее Михайловиче, бутылочка английского портера на ярмарке в Мологе стоила как два ведра хорошей водки. Пиво кремлёвское, с Сытного двора, конечно, было дешевле, но мужик предпочитал водку, и не хорошую, а самодельную, и самодельное же пиво. Вы варите самодельное пиво?
— Нет, я не умею.
— Вонючий процесс, доложу я вам. А это!.. — И он, продолжая говорить, начал смаковать «Ziemann». — Впрочем… если варить из проса… да с малиной или мёдом, то… скрашивает… зимние длинные вечера…
— Послушайте! — поразился проф. Жилинский. — Вы пьёте и рассуждаете об этом предмете как знаток с богатым опытом. Но ведь вам всего семнадцать!
— Да-а! — радостно протянул Стас. — Мне семнадцать! И вы даже представить себе не можете, как это меня воодушевляет!
— Почему же, могу. Мне тоже было когда-то семнадцать лет. Всё впереди, сил много, можно спланировать свою жизнь…
— Да. Да, профессор. Я ведь шёл сюда не только чтобы забрать книги, бритву и рубашки. Мне, вот именно, надо обсудить с вами некоторые мои дальнейшие планы.
— Обсудим. Хотите клешню?
— Давайте. Я договорился с отцом Паисием и Сан Санычем Румынским, что буду участвовать во всём процессе реставрации росписей. А это, Игорь Викентьевич, работы как минимум до конца октября. Мне бы надо получить освобождение от занятий на этот срок.
— Ну-у, милый мой… Это не ко мне вопрос. Это к директору.
— Оставьте, вы человек в училище не последний. Замолвите словечко… Так, мол, и так, практикант Гроховецкий показал себя хорошо… Ведь это правда? А я, со своей стороны, отмечу, как много вы со мной всё это время занимались… А?
— А-а!.. Тэк-с… Ну а ваш… отчим… что скажет?
— Что надо, то и скажет. За это не волнуйтесь.
— Тогда-а… Тогда я могу замолвить словечко. Давайте, по окончании практики, вернёмся в Москву и всё утрясём.
На том они и поладили. Сложили остатки трапезы в сумку и направились в село. А навстречу им шла компания мальчишек во главе с Дорофеем, а следом — стайка девочек; рабочий день на сегодня закончился, шли купаться.
— Где Маргарита Петровна? — спросил у них Жилинский.
— Она с Анжелкой пошла насчёт ужина узнавать, — бодро ответила Катенька Шереметева.
— Пойду-ка и я узнаю, что там, — сказал профессор. — А вы, Станислав Фёдорович, куда сейчас? Обратно в Плосково?
Стас, приметив, что Алёна, увидев его, отстала от группы и, спрятавшись за невысоким кустом, смотрит на него, ответил:
— Да, в Плосково, но у меня ещё здесь дела. А вы идите, Игорь Викентьевич, идите.
Профессор, от взгляда которого тоже не укрылись манёвры, совершаемые Алёной, только руками развёл:
— Ну, Станислав, у вас и хватка… Смотрите сами; вы знаете что делаете.
И ушёл, забрав у Стаса сумку.
Позже выяснилось, что манёвры Алёны заметил не только он.
… Они довольно долго молча шли опушкой леса, огибая село. Стас обозревал окрестные пейзажи; у него это теперь вошло в привычку: он подмечал изменения. Он знал уже, что река здесь менее полноводна, чем была раньше, что реже стали леса, изменился даже климат. Алёна смотрела в землю, будто боялась встретиться с ним глазами.
— А знаешь, — сказала она наконец, — Витька Тетерин мне цветы подарил… Просто сунул и убежал…
Стас улыбнулся:
— Это хорошо.
— Что? Что убежал, хорошо? — с интонацией игры, как, бывало, они прежде играли, перекидываясь словами, но и с некоторой нервозностью спросила она и быстро, искоса глянула на него.
— Хорошо, что подарил! Взрослеет парень. Ты ведь, скажу
прямо, симпатичная девчонка. Чего он раньше-то думал?
— Нет, я ничего не понимаю! Ведь мы же с тобой… дружили? Разве не так?
— Надеюсь, мы и сейчас друзья. Или ты меня ни с того ни с сего во враги записала?
— Теперь всё не так. Ты другой, ты, вот в чём дело! Это из-за неё?
— Из-за… А! Нет.
Как же ей объяснить? — думал Стас. Самому-то не всё понятно. Придётся формулировать на ходу. Задачка…
— Вот, знал я одну девочку… — медленно начал он. — Звали её Даша. И жила она в деревне… — Он чуть было не сказал — в Плоскове, но быстро спохватился: — Которая не важно, как назвалась.
— Ты был в неё влюблён?
— Н-ну, как сказать… Я её любил, это правда, но не так, как ты думаешь. По-родственному. Я её, в общем, воспитывал.
— Хе-хе… Стасик-воспитатель…
— А вот зря смеёшься. У меня неплохо получалось. Она была при мне с самого своего рождения, но, с твоего позволения, её детские годы я пропущу. А вот когда она немножечко повзрослела, то затеяла влюбляться в деревенских мальчишек. И сумела поперевлюбляться во всех по очереди!
— Нуда? — скептически бросила Алёна.
— Точно говорю. Во всех. Впрочем, их там было не очень много… Около десятка. Я сначала переживал, как же так? Это же, наверное, ненормально? А потом понял: она изучает мужчин!
Алёна пожала плечами:
— Подумаешь…
— Наверное, и у мальчиков так бывает. Но мальчика у меня не было, а Даша была. Итак, на первом этапе она их изучала. Потом начался второй этап: она стала их воспитывать, подгоняя под свои представления о прекрасном. Неправильно сидишь, не то говоришь. Кто не соглашался, те переставали её интересовать. Я слышал её разговор с этим… как его звали-то… мордастый такой, внук Деляги… А, неважно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121