— Джон, я — замдиректора по технике, а эти случаи не связаны с техникой. Спрашивай наших историков. Мы обсуждали и решили, что причина — в тех событиях, в которые они попадали в прошлом.
— Если они попадали в прошлое, Сэм. Если.
— Ты сомневаешься?
— Я во всём должен сомневаться, у меня работа такая.
Они уселись за стол и переглядывались, недовольные друг другом, в то время как доктор Глостер вещал:
— …снимает реплику человека, которая есть волновая функция каждой частицы тела оператора, или тайдера . Излучение нужной частоты создаёт в прошлом физический объём, то, что мы называем фантомом: тайдер остаётся в нашем настоящем, не претерпевая физических изменений, а фантом независимо живёт в зафиксированном прошлом,
Отец Мелехций едва заметно улыбнулся. Уж он-то знал, какова степень этой независимости. Попадая в прошлое, он действительно был абсолютно независим и от доктора Глостера, и от премьер-министра, и вообще от чего-либо в этом мире. Но не от себя самого. Между ним, живущим там , и им же, лежащим на кушетке тут, будто протянута струна. Одно неловкое движение — порвал её, и тут тебя больше нет. Интересно, что не все это чувствуют. Полковник Хакет, например, не чувствует; он абсолютно лишён страха, как и иных каких-либо комплексов.
— Сам процесс мы назвали тайдингом, — журчал голос доктора Глостера. — А открыл эффект в 2047 году…
— Давайте не будем говорить о вещах общеизвестных, — остановил его сэр Джон, вызвав смешки: «общеизвестность» ограничивалась штатом лаборатории ТР, премьер-министром и самим Джоном Макинтошем. Даже министр иностранных дел не знал, чем они занимаются, а директор МИ-7 хоть и знал, но не очень верил. А располагалась их маленькая организация в здании — вернее, под зданием, вполне легальной Oxford University Engineering Laboratory, занимая половину первого этажа и пять этажей вглубь.
Джон Макинтош надулся:
— Да, уже и я наизусть выучил, что излучение удерживается приборами и возникает симбиоз фантом-оператор.
— Приборами, создание которых стало возможным благодаря предоставленным лаборатории финансам, — ввернул доктор Глостер.
— Из которых львиная доля идёт на оплату счетов энергетических компаний, — бросил на это представитель премьер-министра. — Ваша лаборатория тратит энергию со скоростью кролика, пожирающего клевер. Но в отличие от клевера энергия денег стоит, особенно в наши кризисные времена… Кстати, премьер поддерживает вашу авантюру исключительно по этой причине: вы тратите энергию. Это убеждает, что вы тут не только болтовнёй занимаетесь.
— Простите, сэр, — возмутился Глостер, — ваши слова…
— Давайте без обид, — мигом отозвался Макинтош. — Положа руку на сердце, мы не имеем никаких результатов. — И добавил с ядом: — Если не считать трёх сотрудников, скончавшихся на работе за полтора года. В пересчёте на штатную численность лаборатории это больше, чем потери диверсионного и антитеррористического управлений, вместе взятых!
— Но, сэр, смерть профессора Биркетта позволила нам продвинуться в понимании процессов, ведь в отличие от предыдущих случаев он был не один, а с напарником. В тайдинг с ним ходил полковник Хакет.
И директор лаборатории пустился в объяснения. Учёные с самого начала знали, что, когда внедрённый в прошлое фантом погибает, тайдер просто выходит из «состояния связи». Смерть же Биркетта в момент тайдинга показала, что, когда умирает тайдер-оператор и происходит прерывание связи «сверху», фантом остаётся жив!
— Нам стало ясно, что фантом «со стажем» может жить дальше за счёт опыта, отложившегося в его мозгу за время его фантомной жизни. Это очень важно, сэр.
— Может, это и важно, но фантомы не относятся к числу кадровых сотрудников, а профессор Биркетт относился. Поэтому мне куда важнее понять причину его смерти, чем вникать в особенности поведения кого бы там ни было четыреста лет назад.
— Разрешите мне, — вступил в разговор Сэмюэль Бронсон. — Профессор Биркетт был очень стар. Он родился еще до Англоамериканской войны 1980 года.
— Я помню, ему было под восемьдесят. Когда вы брали его на работу, я не возражал, но никак не предполагал, что его допустят к тайдингу. Ведь это длительная процедура, не так ли?
— Фантом в состоянии прожить в прошлом хоть двадцать пять, хоть сорок лет, старея с естественной скоростью, а в нашей реальности пройдёт один час. Это немного. А профессор очень хотел побывать в старинной России. Он знал медицину, следил за своим здоровьем. И ведь наши дела, в отличие от полётов в космос, не требуют особого здоровья. В начале процесса тайдер стоит, чтобы его фантом там, в прошлом, не падал на землю, потом мы его кладём на кушетку.
— Да-да, доктор Глостер уже объяснил, что тайдер не претерпевает физических изменений. Вот только трое скончались. Что думаете об этом вы, полковник Хакет?
— Эмоциональный шок, сэр. Сердце не выдержало того, что он увидел в Москве, сэр.
— А что понесло вас туда? Что нам вообще за дело до Московии?
Сэмюэль жестом остановил полковника и ответил:
— Приборы показывали всего десять мест на Земле, где кто-то передвигается в прошлое, в том числе два в России. Встала задача выявить реальное время их жизни, а сделать это можно, только встретившись с их фантомами. Одного нашли по документам: он проявил себя таким незаурядным человеком, что попал в летопись. Капитан Бухман встретился с ним в четырнадцатом веке при дворе великого хана и вызнал координаты его реальной жизни. Звали его Никодимом, и, к счастью, он жил в доступном для нас веке, во времена русской царицы Анны Иоанновны; тайдинг он называет «ходкой». Мы его на всякий случай ликвидировали. Это какой-то уникум — каким источником энергии он пользовался, непонятно. Там, кроме дров… Ну, это детали. Второго нашли предположительно: хитрый, виляет в разговоре, понять невозможно. С ним говорил полковник Хакет, сотрудник очень хваткий, так этот русский от него сбежал!
— Про эти случаи было в вашем июньском отчёте.
— Да. Но уже на этой неделе, то есть после ликвидации Никодима, приборы зафиксировали ещё одну «ходку» русского. И мы решили направить наших людей в Москву середины семнадцатого века: одна из линий его продвижения вглубь кончается во временах царя Алексея. А в темпоральном колодце он фиксируется с конца восемнадцатого века.
— Минуточку! Поясните. Я тут немного путаюсь.
— На первом этапе наблюдается эффект нулевого трека, — сказал Сэм. — То есть тайдинги или, по-русски, «ходки», прослеживаются приборами не от начала их пути, не от реального времени жизни тайдера, а существенно глубже во времени. Мы сами смогли создать первый реальный фантом — так сказать, вышли в режим насыщения — только спустившись на триста лет назад, и дальше уже не было проблем с массой фантомов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121