— «Сказание Афродитиана», коллега!
Стас вздрогнул и выронил вожжи из рук. В груди образовалась какая-то сосущая пустота. Голова закружилась. Вот бы некстати было сейчас отключиться, подумал он и потёр ладонями
— Знаменитейший памятник переводной литературы Древней Руси! — продолжал Львов, наслаждаясь произведённым эффектом. — Книга, страшно популярная начиная с четырнадцатого века, а в середине семнадцатого века Церковью запрещённая как противоречащая Евангелиям! А обнаружен-с был фолиант в кирпичной стене, там, где она непосредственно примыкает к алтарю. И эта еретическая книга с самого, надо полагать, основания храма лежала непосредственно у его алтаря!!!
— Не может быть! — ахнула Маргарита Петровна.
— Да ведь это же скандал! — развёл руками проф. Жилинский.
— А то! — радостно засмеялся Львов. — Отца Паисия в Синод вызывают на следующую неделю! На цугундер! Но и это ещё не всё, коллега!
— Здравствуйте, уважаемые! — подошёл костромской краевед Горохов, расплатившийся наконец с извозчиком и отпустивший пролётку. — Жарковато сегодня, а?..
Учёные мужи, разумеется, не бросились обниматься с толстяком, хотя и все были с ним знакомы. Довольно прохладно они кивнули краеведу, и Жилинский опять повернулся ко Львову:
— А что же там ещё, Андрей Николаевич? Сгораю от любопытства!
— Лучше будет, если вы, Игорь Викентьевич, своими глазами взглянете. А то, чего доброго, обвините старика в нелепом фантазёрстве… Нет, право слово, это, знаете, нечто…
— Да уж, — встрял в разговор Горохов. — Надпись на титуле: одна тыща шестьсот шестьдесят восьмой год от Рождества Христова и женское имя Алёнушка. Через «ё»!..
— Вашей осведомлённости нельзя не позавидовать, — скривился Львов, которому Горохов поломал всю антрепризу, и опять повернулся к Жилинскому. — Ступайте, коллега, к Паисию. Книга у него. А потом присоединяйтесь к нам. Мы идём на речку. Там и обсудим der Vorfall . За мной, будущее исторической науки! И вы тоже, сударыня! — обратился он к Марго. — Оставьте пыль архивов дряхлым старикам! — И вдруг пропел, отчаянно фальшивя: — Grau, teurer Freund, ist alle Theorie, und grun des Lebens goldner Baum !
Маргарита Петровна, однако, на речку со всеми не пошла, а вместе с Жилинским отправилась смотреть книгу. За ними увязался и костромской краевед. Стас взял лошадь под уздцы и повёл на конюшню, что находилась позади монастыря. Жёлтая дорога — две колеи в густой и мелкой траве — тянулась вдоль монастырских стен. Навстречу ему неспешной прогулочной походкой шла Матрёна собственной персоной. В руке её был прутик, которым она сбивала головки чертополоха, росшего по обочине дороги, а в глазах — грусть и вопрос.
Стас молча взял её за руку, и они пошли в сторону конюшни. «Наверное, надо бы что-нибудь сказать, — подумал Стас. — А что говорят женщинам в таких случаях? Мать честная, я забыл! Пять лет обходился без слов со своею азиатскою Кисой!»
К счастью, на конюшне было пусто: страда в разгаре, и все лошади работали в поле. В дальнем углу, покрытый рогожей, стоял большой открытый автомобиль — вероятно, на нём приехали академик Львов и его свита. Стас распряг лошадь, завёл в стойло, бросил в кормушку сена из подводы. Всё молча. Матрёна тоже молчала, глядя на него влажными глазами. Потом Стас взялся за оглобли и загнал подводу в самый тёмный угол. И тогда уже обнял Матрёну. Вспомнилась фраза проф. Жилинского о том, что, дескать, верно замечено насчёт отсутствия рессор. Да и хорошо, что их нет. На сене в подводе было мягко и… вообще хорошо.
Потом Матрёна спросила:
— Куда же ты подевался, окаянный? Пять дней тебя не было…
— Я был далеко, — сказал Стас, перевернувшись на спину. — Ты даже не представляешь, как далеко.
— Тоже мне, тайны мадридского двора, — фыркнула Матрёна. — Ездил в Вологду на один день, а остальное-то время торчал в Николине, книжки читал…
— У тебя там соглядатай? — рассмеялся Стас.
— А как же за тобой не соглядать? Там же девок целый взвод у тебя под боком…
— Что мне до них? Они ещё дети.
— А ты кто?
— Я?..
— Да, ты.
— Я — десятский старшина дружины князя Ондрия, умерший во время чумы неизвестно в каком году.
— Ты фантазёр. Но — сладкий. За тобой глаз да глаз! Вот изобретут однажды такой телефонный аппарат, который можно будет вешать на шею и носить с собой, я его тебе повешу и буду звонить с почты каждый час, чтобы знать, где ты есть.
Стас захохотал:
— И она говорит, что я — фантазёр! Себя бы послушала.
Он соскочил с подводы и начал одеваться.
Над Согожей разносился умопомрачительный аромат жареного мяса. Ассистент академика Львова по имени Владимир готовил на решётке barbecue — дань последней моде, пришедшей с берегов туманного Альбиона. В жаровне огонь весело пожирал тонко наколотые берёзовые дрова, а над огнём на решётке шипели, покрываясь нежной корочкой, ломти телятины. Владимир в одной руке имел маленькую зелёную бутылочку, из которой поливал мясо каким-то остро пахнущим соусом, в другой держал изящную кочерёжку, которой сбивал пламя, чтобы оно не доставало до решётки.
Ольга тем временем сооружала стол, выкладывая на расстеленную скатерть содержимое корзин: зелень, квас в берестяном туеске, белый монастырский хлеб мягче ваты, чеснок, помидоры и две четвертьведёрные бутыли с красным вином. Вся честная компания — академик Львов, плюс вернувшиеся от отца Паисия Жилинский с Маргаритой Петровной, плюс потный и красный краевед, избавившийся наконец от сюртука, плюс студенты-практиканты — кто сидел, кто лежал поодаль в ожидании угощения. Академик с Жилинским разминались красненьким; краевед от вина отказался, заявив, что он убеждённый трезвенник, и изволил налить себе квасу. Маргарита Петровна предложила Ольге свою помощь, но та её успокоила, заверив, что прекраснейшим образом справится сама. Впрочем, резать помидоры доверила Саше Ермиловой.
Вся компания расположилась метрах в десяти от реки, на склоне, заросшем травой. Сверху белели стены монастыря, снизу тянулась узенькая полоска песчаного пляжа, где двое деревенских пацанов ловили раков, лукаво посматривая в сторону пикникующих, Раки тоже были обещаны к их столу. На другом берегу широко раскинулись заливные луга, местами сверкали на солнце косы, на горизонте синел дальний лес.
Когда подошли Стас и Матрёна, ребята тепло поздоровались со своей бывшей mistress, и только Алёна сперва удивленно изогнула правую бровь, затем скривилась, а потом и вовсе отвернулась от компании и стала смотреть на речку, плавно несущую воды свои под весёлым жарким солнцем. Проф. Жилинский тоже взглянул на них как-то по-особенному. Академик с краеведом изобразили приветственные движения, будто собрались подняться, но не поднялись, а продолжали спор, который вели до появления Стаса и Матрёны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121