"Все равно, – сказал тогда отец сиплым от спиртного голосом, – там, где это больше всего нужно, у меня стоит как надо. Так что кому какое собачье дело, что я слегка гнусь от ветра. Я на своем веку пережил достаточно бурь".
Хэм знал, что это не простое бахвальство, Торнберг сумел одолеть, обойти и одурачить всех своих врагов. "Если для победы что-то нужно, – изрек он однажды, обращаясь к сыну, в буквальном смысле окосев от алкоголя, – то это надо сделать и точка. Все остальное забудь. Бабы, это продажные твари, они приходят и уходят. Да и детишки, черт бы их побрал, тоже предадут тебя. Вырастут и будут вытворять все, что в башку взбредет".
Хэм вспомнил то свежее осеннее утро, когда отец взял его на совещание в Пентагон. Он тогда только-только вернулся из Вьетнама, весь в наградах, и думал, что отец хочет показать его коллегам в наилучшем виде.
По иронии судьбы, совещание проходило в том же кабинете, куда спустя несколько, лет его с отцом пригласили, чтобы заслушать их соображения относительно избавления от экономического господства Японии.
Его поразила и, по правде говоря, озадачила та степень уважения и влияния, которыми пользовался отец среди военных, – лишь высшие офицеры всех родов войск присутствовали на совещании. По опыту он знал, что в Пентагоне на штатских, то есть на всех, кто не служит в вооруженных силах, смотрят с большим недоверием, чтобы не сказать – с презрением. Военные – это своего рода священное братство, и они, наподобие масонов, не допускают к своим делам посторонних.
Хэм хорошо запомнил высокопоставленного контр-адмирала, выступившего против предложения Торнберга создать централизованную инспекцию, которая давала бы добро" на поставки новейших типов вооружений для всех родов войск. У отца имелся тут и собственный интерес – он только что объединил четыре небольшие, но перспективные оружейные фирмы в первый в то время специализированный конгломерат по созданию новых видов оружия для вооруженных сил.
Контр-адмирал, явно предвидя, что такая централизация урежет его полномочия, стал утверждать, что реализация этого плана сведет на нет преимущества конкуренции, существующей благодаря уже установленной системе распределения подрядов.
Затем слово взял Торнберг. И Хэму, как и всем остальным присутствующим, его выступление очень понравилось. Отец начал выдавать факты и цифры за последнее десятилетие, то и дело иллюстрируя неэффективность установленного порядка. Он показал, как много средств уходит впустую из-за дефектов на стадии разработки оружия, из-за накладок при запуске в производство и подтасованных результатов испытаний. И все это из-за безумного стремления максимально сбить стоимость подряда, уложившись в искусственно сжатые самими же военными сроки. А после всех этих разоблачений он продемонстрировал, каким образом предложенная им новая система покончит с недостатками и расточительностью старых порядков.
Это умное и тщательно продуманное выступление уже само по себе должно было убедить его высокопоставленную аудиторию. Но Торнберг не ограничился выступлением. Он тут же представил своего сына, весьма к месту упомянув о должностях, которые он занимал во Вьетнаме, а после этого попросил Хэма изложить свое мнение о военном снаряжении, используемом КВСВ на театре военных действий в Юго-Восточной Азии.
Последовавший за этим отчет Хэма, своими глазами видевшего многочисленные неполадки в технике, с которыми военным приходилось сталкиваться во время ведения боевых действий во Вьетнаме, довершил разгром оппонентов Торнберга.
И теперь, глядя, как отец набрал еще немного кетчупа, Хэм снова подумал, что тот действительно сметет со своего пути кого угодно. Он безжалостен и настойчив, как акула, и именно поэтому находиться с ним рядом было одно удовольствие. Полушутя отец назвал его правильным и, по мнению Хэма, совершенно точно определил самую суть морали Коирада-младшего.
Торнберг тем временем извлек из коробки с серебряной инкрустацией сигару, повертел ее меж пальцев, понюхал, глубоко втягивая воздух, и нерешительно положил обратно.
– В своем большинстве люди считают меня аморальным, – заявил он, прибегнув к своему повергающему собеседников в изумление приему, когда он, казалось, читал чужие мысли. – Но что они в этом понимают? Знаешь, у большинства мнение основано на невежестве.
Он посмотрел на сына в упор и продолжал:
– Открою правду лишь тебе одному. А правда в том, что у меня свой собственный моральный кодекс. От общепринятого он отличается тем, что основан на совершенно иных установках. Я избрал чертовски трудный путь. Мне требовались сила и хитрость. Лишь для того, чтобы уцелеть в драке. Бог, однако, свидетель, что для процветания мне нужно было еще кое-что.
– Понимаю, сэр.
– Конечно, понимаешь, – кивнул Торнберг. – Ты всегда все быстро схватывал. Не успел на свет народиться, а уже не давал водить себя за нос.
Хэм знал, что старик имеет в виду его брата Джея, чья многообещающая карьера в одночасье рухнула из-за любовной интрижки с женой старшего партнера по юридической конторе.
– Мужики, которые думают не головой, а задницей, вообще не мужики, – изрек Торнберг. – От них обязательно жди какой-нибудь беды.
– Сэр, мы оба теперь могли бы как-то помочь Джею, – вставил Хэм.
Проигнорировав замечание сына, Торнберг развернулся в кресле и уставился на Тиффани, которая, приняв сидячее положение, покрывала свое обнаженное тело очередным слоем лосьона.
– Ага, видишь! Бог меня все еще не забывает, – обрадованно провозгласил он, потирая свой худощавый подбородок. – У меня между ног встает от одного только вида того, как она массирует себе груди. Глянь-ка на эти соски. Великолепные... Да, крепкое тело. Чего бы я только не отдал за то, чтобы быть таким же юным!
– На что ты жалуешься? – спросил сын. – Ты смотришься так молодо, что по внешности даже в отцы ей не годишься.
Торнберг повернулся к нему.
– Тебе еще надо очень многое понять в жизни, сынок, – сказал он. – Я знаю людей из всех слоев общества – от высших до низших. Прибегать к этому преимуществу в спорах с тобой было бы с моей стороны просто нечестно.
Хэм тут же переключил на отца все свое внимание. Образ великолепных грудей Тиффани-телки в момент испарился из его сознания, как туман под лучами солнца.
Торнберг сплел пальцы вместе, довольный, что ему не потребовалось специально просить сына повнимательнее выслушать его.
– Убийство Моравиа убеждает меня, что общество Черного клинка завершило все свои приготовления. А это значит, что мы тоже должны быть наготове, – сказал он, выставив вверх на удивление прямой палец. – Точный расчет времени, сынок, часто оказывается решающим фактором.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182
Хэм знал, что это не простое бахвальство, Торнберг сумел одолеть, обойти и одурачить всех своих врагов. "Если для победы что-то нужно, – изрек он однажды, обращаясь к сыну, в буквальном смысле окосев от алкоголя, – то это надо сделать и точка. Все остальное забудь. Бабы, это продажные твари, они приходят и уходят. Да и детишки, черт бы их побрал, тоже предадут тебя. Вырастут и будут вытворять все, что в башку взбредет".
Хэм вспомнил то свежее осеннее утро, когда отец взял его на совещание в Пентагон. Он тогда только-только вернулся из Вьетнама, весь в наградах, и думал, что отец хочет показать его коллегам в наилучшем виде.
По иронии судьбы, совещание проходило в том же кабинете, куда спустя несколько, лет его с отцом пригласили, чтобы заслушать их соображения относительно избавления от экономического господства Японии.
Его поразила и, по правде говоря, озадачила та степень уважения и влияния, которыми пользовался отец среди военных, – лишь высшие офицеры всех родов войск присутствовали на совещании. По опыту он знал, что в Пентагоне на штатских, то есть на всех, кто не служит в вооруженных силах, смотрят с большим недоверием, чтобы не сказать – с презрением. Военные – это своего рода священное братство, и они, наподобие масонов, не допускают к своим делам посторонних.
Хэм хорошо запомнил высокопоставленного контр-адмирала, выступившего против предложения Торнберга создать централизованную инспекцию, которая давала бы добро" на поставки новейших типов вооружений для всех родов войск. У отца имелся тут и собственный интерес – он только что объединил четыре небольшие, но перспективные оружейные фирмы в первый в то время специализированный конгломерат по созданию новых видов оружия для вооруженных сил.
Контр-адмирал, явно предвидя, что такая централизация урежет его полномочия, стал утверждать, что реализация этого плана сведет на нет преимущества конкуренции, существующей благодаря уже установленной системе распределения подрядов.
Затем слово взял Торнберг. И Хэму, как и всем остальным присутствующим, его выступление очень понравилось. Отец начал выдавать факты и цифры за последнее десятилетие, то и дело иллюстрируя неэффективность установленного порядка. Он показал, как много средств уходит впустую из-за дефектов на стадии разработки оружия, из-за накладок при запуске в производство и подтасованных результатов испытаний. И все это из-за безумного стремления максимально сбить стоимость подряда, уложившись в искусственно сжатые самими же военными сроки. А после всех этих разоблачений он продемонстрировал, каким образом предложенная им новая система покончит с недостатками и расточительностью старых порядков.
Это умное и тщательно продуманное выступление уже само по себе должно было убедить его высокопоставленную аудиторию. Но Торнберг не ограничился выступлением. Он тут же представил своего сына, весьма к месту упомянув о должностях, которые он занимал во Вьетнаме, а после этого попросил Хэма изложить свое мнение о военном снаряжении, используемом КВСВ на театре военных действий в Юго-Восточной Азии.
Последовавший за этим отчет Хэма, своими глазами видевшего многочисленные неполадки в технике, с которыми военным приходилось сталкиваться во время ведения боевых действий во Вьетнаме, довершил разгром оппонентов Торнберга.
И теперь, глядя, как отец набрал еще немного кетчупа, Хэм снова подумал, что тот действительно сметет со своего пути кого угодно. Он безжалостен и настойчив, как акула, и именно поэтому находиться с ним рядом было одно удовольствие. Полушутя отец назвал его правильным и, по мнению Хэма, совершенно точно определил самую суть морали Коирада-младшего.
Торнберг тем временем извлек из коробки с серебряной инкрустацией сигару, повертел ее меж пальцев, понюхал, глубоко втягивая воздух, и нерешительно положил обратно.
– В своем большинстве люди считают меня аморальным, – заявил он, прибегнув к своему повергающему собеседников в изумление приему, когда он, казалось, читал чужие мысли. – Но что они в этом понимают? Знаешь, у большинства мнение основано на невежестве.
Он посмотрел на сына в упор и продолжал:
– Открою правду лишь тебе одному. А правда в том, что у меня свой собственный моральный кодекс. От общепринятого он отличается тем, что основан на совершенно иных установках. Я избрал чертовски трудный путь. Мне требовались сила и хитрость. Лишь для того, чтобы уцелеть в драке. Бог, однако, свидетель, что для процветания мне нужно было еще кое-что.
– Понимаю, сэр.
– Конечно, понимаешь, – кивнул Торнберг. – Ты всегда все быстро схватывал. Не успел на свет народиться, а уже не давал водить себя за нос.
Хэм знал, что старик имеет в виду его брата Джея, чья многообещающая карьера в одночасье рухнула из-за любовной интрижки с женой старшего партнера по юридической конторе.
– Мужики, которые думают не головой, а задницей, вообще не мужики, – изрек Торнберг. – От них обязательно жди какой-нибудь беды.
– Сэр, мы оба теперь могли бы как-то помочь Джею, – вставил Хэм.
Проигнорировав замечание сына, Торнберг развернулся в кресле и уставился на Тиффани, которая, приняв сидячее положение, покрывала свое обнаженное тело очередным слоем лосьона.
– Ага, видишь! Бог меня все еще не забывает, – обрадованно провозгласил он, потирая свой худощавый подбородок. – У меня между ног встает от одного только вида того, как она массирует себе груди. Глянь-ка на эти соски. Великолепные... Да, крепкое тело. Чего бы я только не отдал за то, чтобы быть таким же юным!
– На что ты жалуешься? – спросил сын. – Ты смотришься так молодо, что по внешности даже в отцы ей не годишься.
Торнберг повернулся к нему.
– Тебе еще надо очень многое понять в жизни, сынок, – сказал он. – Я знаю людей из всех слоев общества – от высших до низших. Прибегать к этому преимуществу в спорах с тобой было бы с моей стороны просто нечестно.
Хэм тут же переключил на отца все свое внимание. Образ великолепных грудей Тиффани-телки в момент испарился из его сознания, как туман под лучами солнца.
Торнберг сплел пальцы вместе, довольный, что ему не потребовалось специально просить сына повнимательнее выслушать его.
– Убийство Моравиа убеждает меня, что общество Черного клинка завершило все свои приготовления. А это значит, что мы тоже должны быть наготове, – сказал он, выставив вверх на удивление прямой палец. – Точный расчет времени, сынок, часто оказывается решающим фактором.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182