К сладкой боли примешивалось еще какое-то чувство – непонятное и приятное. Должна заметить, что страдания только усиливали наслаждение. Не могу объяснить почему, но в моменты особо острой боли, возникающей от разрывов и повреждений, я дважды испытывала оргазм и теряла контроль над собой и над ним.
А он тем временем лежал, набычившись, на мне и продолжал вонзать в меня свой член, твердый как камень; все его чувства, похоже, отключились, он своими действиями как бы показывал, что уж здесь-то, в этом-то деле, верховодит он.
Я была уверена тогда, что люблю его так, как никогда не любила ни одного мужчину. В тот момент мне ничего другого не хотелось, кроме как чтобы он перестал контролировать себя и снова и снова врезался в меня своим естеством, доставляя мне ни с чем не сравнимое удовольствие.
В эти минуты я, по сути, была беззащитной, и он знал это, безошибочно угадывая все мои желания. А потом вдруг он оттолкнулся от меня и, мастурбируя рукой, с презрением выплеснул сперму на пол около моих ног.
Тяжело и страстно задышав, я широко распахнула глаза и уставилась на него. Какое-то время я просто не соображала, что он со мной сотворил, но тут же овладела собой и поняла через непроизвольно возникшее у него биополе, что он просто злорадствует. А затем я разглядела и торжествующую улыбку на его лице. Я знала, что если убью его на месте, так как горела этим желанием, то в результате он выйдет победителем в нашей мысленной дуэли, так как заставил меня применить дар "макура на хирума" вопреки моему же желанию.
И все же я сгорала от нетерпения, от желания осуществить его волю. Мне страстно хотелось применить свой дар.
Но я лишь наклонилась, обхватила обеими руками его за шею и притянула его к себе. Он повиновался. Думаю, что в этот момент он осознал, какую победу одержал надо мной, и теперь упивался ею.
Глаза у меня сами собой закрылись, а мышцы живота содрогнулись, когда он языком коснулся моего влажного влагалища и проник вглубь. Я затряслась и затрепетала от наслаждения, дыхание мое стало походить на шипение змеи. Потом мои бедра часто-часто задвигались и я в экстазе издала долгий сладострастный вопль. Затем, резко поднявшись, я рухнула на него и с чувством проволоклась грудью по его спине.
Нас ничто не объединяло, только лишь этот всепоглощающий секс. Его хватало с избытком, и в то же время мы не насытились, причем чувствовали это оба. А что еще могли мы думать друг о друге?
Я знала, что он не замедлит выполнить свою угрозу, если я его отпущу. Но я должна была это сделать. Он будет считать, что ловко провел меня, притворившись, будто согласен убить Мэтисона в обмен на тайну продления жизни.
Вы ведь видите, что он не верил мне. Но я помогла бы ему вызвать его собственный дар "макура на хирума" в тот момент, когда он будет стрелять в затылок Вулфу. Забавно было бы рассказать ему все это через много-много лет. Ведь он ничего бы и не помнил о том, как убил Мэтисона.
Но нет, этого не произойдет.
Наоборот, я верну Торнбергу заряженный револьвер, а сзади поставлю одного из своих телохранителей, который направит на него автомат. Торнберг не выстрелит в Вулфа. Он повернется и убьет телохранителя, а потом они с Вулфом убегут. Все это я прекрасно знала, мой дар ясновидения позволил мне проследить наперед развитие событий. И я не вмешалась в их ход, так как хотела, чтобы именно так все и произошло. Я тогда не понимала, почему мне этого хотелось, может, всего лишь из-за крохотной картинки будущего, которую я намеревалась воплотить в жизнь.
Книга третья
Запретные грезы
Каждый раз, когда нам кажется, что наконец-то докопались до правды, возникают новые факты и правда превращается в вымысел.
Кристофер Фрай
Токио – Вашингтон
Уже далеко за полдень Шото Вакарэ привел Юджи в храм Запретных грез. Оба к тому времени были уже изрядно пьяны, а набрались они по той простой причине, что очень боялись. Выйдя из "БМВ", они быстро прошли по тротуару. Снаружи храм казался довольно необычным сооружением, сочетая в себе признаки старой и новой Японии. По его фасаду из зернистого серого железобетона стояли массивные колонны из выструганных кедровых бревен, придавая стене в сырую погоду вид покрытой осклизлой плесенью старинной синтоистской пагоды. При этом создавалось впечатление, что само здание восстановлено из повидавших виды развалин древнего храма.
Внутри же оно было наполнено запахом благовоний и музыкой. На всем пути Юджи сопровождал мужской голос, певший под аккомпанемент электробаса о хризантемах и любви. В помещениях ощущался нежный и приятный аромат чего-то давно забытого и одурманивающего, словно опиум.
– У нас здесь назначена встреча с Наохару Нишицу, – сказал Вакарэ женщине-карлице одетой в великолепно сшитый мужской костюм.
Она ничего не ответила, лишь поклонилась и повела их мимо кафе, по комнатам, каждая из которых была расписана и обставлена по-своему. Затем она провела их по длинному залу, и, пока они шли в противоположную его часть, музыка и пение прекратились. Они прошли мимо окна, из которого был виден крошечный садик, великолепный даже в это время года – самый конец зимы. Наконец карлица провела их по короткому коридору с шестью дверями и, показав на последнюю дверь, пригласила:
– Входите, пожалуйста.
Вакарэ обернулся к Юджи и слегка поклонился:
– Извини, но мне нужно по малой нужде.
Показав на отодвигающуюся в сторону ширму из рисовой бумаги, он предложил:
– Ты давай иди, не стоит заставлять Нишицу-сан ждать. А я мигом обернусь.
Юджи, немного поколебавшись, пошел один в конец коридора. Отодвинув ширму, он снял обувь и вошел в комнату. Карлица аккуратно закрыла за ним дверь, и Юджи услышал ее удаляющиеся шаги.
Комната благоухала от запаха мандаринов и роз. Стены ее были обиты расщепленными бамбуковыми дощечками и черно-серым материалом, на полу лежали циновки, на стенах висели горшочки с папоротником, розовыми и темно-красными орхидеями, вечнозелеными деревцами бонсай, повсюду играли солнечные пятна. Воздух в комнате был влажным, будто цветы только что полили. В углу стояли два металлических стула, жаровня-хибачи и тонкий матрас для спанья. На жаровне лежал свернутый в кольцо темно-красный шнур.
Вслед за ним вошла молодая изящная японка с длинными волосами, округлыми формами тела, нежными руками, прямыми плечами. Одета, она была как танцовщица или гейша, причем опытная – это сразу бросалось в глаза.
– Меня зовут Ивэн, – представилась она.
Юджи назвал себя, хотя и так прекрасно понимал, что она знает его имя.
Больше Ивэн не сказала ни слова, а только блеснула глазами цвета молочного шоколада. Она носила короткую юбку из темного шелка и белую блузку из того же материала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182
А он тем временем лежал, набычившись, на мне и продолжал вонзать в меня свой член, твердый как камень; все его чувства, похоже, отключились, он своими действиями как бы показывал, что уж здесь-то, в этом-то деле, верховодит он.
Я была уверена тогда, что люблю его так, как никогда не любила ни одного мужчину. В тот момент мне ничего другого не хотелось, кроме как чтобы он перестал контролировать себя и снова и снова врезался в меня своим естеством, доставляя мне ни с чем не сравнимое удовольствие.
В эти минуты я, по сути, была беззащитной, и он знал это, безошибочно угадывая все мои желания. А потом вдруг он оттолкнулся от меня и, мастурбируя рукой, с презрением выплеснул сперму на пол около моих ног.
Тяжело и страстно задышав, я широко распахнула глаза и уставилась на него. Какое-то время я просто не соображала, что он со мной сотворил, но тут же овладела собой и поняла через непроизвольно возникшее у него биополе, что он просто злорадствует. А затем я разглядела и торжествующую улыбку на его лице. Я знала, что если убью его на месте, так как горела этим желанием, то в результате он выйдет победителем в нашей мысленной дуэли, так как заставил меня применить дар "макура на хирума" вопреки моему же желанию.
И все же я сгорала от нетерпения, от желания осуществить его волю. Мне страстно хотелось применить свой дар.
Но я лишь наклонилась, обхватила обеими руками его за шею и притянула его к себе. Он повиновался. Думаю, что в этот момент он осознал, какую победу одержал надо мной, и теперь упивался ею.
Глаза у меня сами собой закрылись, а мышцы живота содрогнулись, когда он языком коснулся моего влажного влагалища и проник вглубь. Я затряслась и затрепетала от наслаждения, дыхание мое стало походить на шипение змеи. Потом мои бедра часто-часто задвигались и я в экстазе издала долгий сладострастный вопль. Затем, резко поднявшись, я рухнула на него и с чувством проволоклась грудью по его спине.
Нас ничто не объединяло, только лишь этот всепоглощающий секс. Его хватало с избытком, и в то же время мы не насытились, причем чувствовали это оба. А что еще могли мы думать друг о друге?
Я знала, что он не замедлит выполнить свою угрозу, если я его отпущу. Но я должна была это сделать. Он будет считать, что ловко провел меня, притворившись, будто согласен убить Мэтисона в обмен на тайну продления жизни.
Вы ведь видите, что он не верил мне. Но я помогла бы ему вызвать его собственный дар "макура на хирума" в тот момент, когда он будет стрелять в затылок Вулфу. Забавно было бы рассказать ему все это через много-много лет. Ведь он ничего бы и не помнил о том, как убил Мэтисона.
Но нет, этого не произойдет.
Наоборот, я верну Торнбергу заряженный револьвер, а сзади поставлю одного из своих телохранителей, который направит на него автомат. Торнберг не выстрелит в Вулфа. Он повернется и убьет телохранителя, а потом они с Вулфом убегут. Все это я прекрасно знала, мой дар ясновидения позволил мне проследить наперед развитие событий. И я не вмешалась в их ход, так как хотела, чтобы именно так все и произошло. Я тогда не понимала, почему мне этого хотелось, может, всего лишь из-за крохотной картинки будущего, которую я намеревалась воплотить в жизнь.
Книга третья
Запретные грезы
Каждый раз, когда нам кажется, что наконец-то докопались до правды, возникают новые факты и правда превращается в вымысел.
Кристофер Фрай
Токио – Вашингтон
Уже далеко за полдень Шото Вакарэ привел Юджи в храм Запретных грез. Оба к тому времени были уже изрядно пьяны, а набрались они по той простой причине, что очень боялись. Выйдя из "БМВ", они быстро прошли по тротуару. Снаружи храм казался довольно необычным сооружением, сочетая в себе признаки старой и новой Японии. По его фасаду из зернистого серого железобетона стояли массивные колонны из выструганных кедровых бревен, придавая стене в сырую погоду вид покрытой осклизлой плесенью старинной синтоистской пагоды. При этом создавалось впечатление, что само здание восстановлено из повидавших виды развалин древнего храма.
Внутри же оно было наполнено запахом благовоний и музыкой. На всем пути Юджи сопровождал мужской голос, певший под аккомпанемент электробаса о хризантемах и любви. В помещениях ощущался нежный и приятный аромат чего-то давно забытого и одурманивающего, словно опиум.
– У нас здесь назначена встреча с Наохару Нишицу, – сказал Вакарэ женщине-карлице одетой в великолепно сшитый мужской костюм.
Она ничего не ответила, лишь поклонилась и повела их мимо кафе, по комнатам, каждая из которых была расписана и обставлена по-своему. Затем она провела их по длинному залу, и, пока они шли в противоположную его часть, музыка и пение прекратились. Они прошли мимо окна, из которого был виден крошечный садик, великолепный даже в это время года – самый конец зимы. Наконец карлица провела их по короткому коридору с шестью дверями и, показав на последнюю дверь, пригласила:
– Входите, пожалуйста.
Вакарэ обернулся к Юджи и слегка поклонился:
– Извини, но мне нужно по малой нужде.
Показав на отодвигающуюся в сторону ширму из рисовой бумаги, он предложил:
– Ты давай иди, не стоит заставлять Нишицу-сан ждать. А я мигом обернусь.
Юджи, немного поколебавшись, пошел один в конец коридора. Отодвинув ширму, он снял обувь и вошел в комнату. Карлица аккуратно закрыла за ним дверь, и Юджи услышал ее удаляющиеся шаги.
Комната благоухала от запаха мандаринов и роз. Стены ее были обиты расщепленными бамбуковыми дощечками и черно-серым материалом, на полу лежали циновки, на стенах висели горшочки с папоротником, розовыми и темно-красными орхидеями, вечнозелеными деревцами бонсай, повсюду играли солнечные пятна. Воздух в комнате был влажным, будто цветы только что полили. В углу стояли два металлических стула, жаровня-хибачи и тонкий матрас для спанья. На жаровне лежал свернутый в кольцо темно-красный шнур.
Вслед за ним вошла молодая изящная японка с длинными волосами, округлыми формами тела, нежными руками, прямыми плечами. Одета, она была как танцовщица или гейша, причем опытная – это сразу бросалось в глаза.
– Меня зовут Ивэн, – представилась она.
Юджи назвал себя, хотя и так прекрасно понимал, что она знает его имя.
Больше Ивэн не сказала ни слова, а только блеснула глазами цвета молочного шоколада. Она носила короткую юбку из темного шелка и белую блузку из того же материала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182