– Это у него началось, и он должен в одиночку сделать то, что должен сделать.
Питер сплюнул, а затем, натянув поводья, вонзил шпоры в бока лошади; чтобы развернуть и унестись вскачь через необъятные просторы плайи, где ополоумевший старик оставил было его сына на верную смерть.
Вулфу, казалось бы, следовало обрадоваться при виде отца, когда тот вдруг возник в вечернем сумраке, но у него на мгновение мелькнула мысль, где бы скрыться. И, окажись на равнине хоть какое-то подходящее укрытие, он бы и в самом деле спрятался. Единственным таким местом здесь была Страна мертвых, но он понимал, что без деда ему туда не проникнуть.
Почему-то теперь эта страна уже не страшила его так, как вначале. Во всяком случае, она казалась не более пугающей, чем холодный блеск в глазах отца и тон его голоса, когда, ворвавшись в вигвам, он рявкнул:
– Собирай свои манатки! Едем немедленно домой!
Сидя верхом за спиной отца и обхватив его руками, Вулф ощущал, как с каждым ударом мощных конских копыт о землю уходит от него острота зрения, слуха и обоняния, испытанная им после пробуждения. Скакун шел ровной рысью, раскалывая копытами смерзшуюся соль, в она разлеталась вокруг подобно осколкам разбитого зеркала, которое оказалось всего лишь стеклом, покрытым серебряной краской и лишенным какой бы то ни было магической силы.
С собой он прихватил лишь две стрелы, подаренные Белым Луком, сочтя все остальное детскими игрушками. Однако по прибытии домой он обнаружил у стрел изъян: они лишились оперения. И произошло это либо во время скачки с отцом по плайе, либо раньше по той причине, что Белый Лук вообще не приладил его.
В первые недели после возвращения все казалось не таким, как прежде, особенно отношения между родителями. Если до этого их разногласия, связанные с Белым Луком, были скрытыми, то теперь отец выступал против него не таясь, предложив даже как-то раз сдать "этого явно выжившего из ума" старика куда следует, пока он не натворил больших бед.
Создавалось впечатление, что Открытая Рука, хранившая в своей душе надежды, страхи и горести своего племени и бывшая такой терпеливой и все понимающей, вдруг утратила эти качества. Она даже не пыталась, да и не могла объяснить мужу поведение своего отца. Ее душевное равновесие уже нарушилось. Если раньше она могла с почти научной отрешенностью осознавать, какая пропасть лежит между этими представителями двух совершенно разных народов, и даже представляла себя неким мостом между ними, то теперь факт их несовместимости разрывал ее на части. До этого случая она представляла пропасть между ними как метафору, символизирующую закат одной культуры и расцвет другой, и это объяснение вполне устраивало ее, вселяя ложное ощущение безопасности.
Теперь же жить с Питером Мэтисоном и чувствовать себя по-прежнему в безопасности стало невозможно. Он был истинным американским пионером-первопроходцем, беспокойным, как ветер, и отчаянно смелым, но без особого чувства ответственности.
– Беда цивилизации в том, что в ней нет места героям, – сказал он как-то Вулфу, – поскольку герои, как говорится, яростны и неукротимы, и это их свойство угрожает разорвать ткань цивилизации.
Позднее до Вулфа дошло, что отец имел в виду прежде всего себя, и Вулф много раз с особым чувством вспоминал этот как бы отвлеченный разговор просто потому, что это был редчайший, почти небывалый случай, когда Питер Мэтисон сказал что-то о самом себе.
Вулф чувствовал, что в его отце тоже горит огонь. Хоть и не шаманский огонь Белого Лука, но тоже достаточно яростный, чтобы быть движущей силой. Белый Лук к тому времени уже успел рассказать внуку о постоянном взаимодействии между разумом, телом и духом. И теперь Вулф мог сам быть свидетелем такого взаимодействия на примере собственного отца, ибо ему было ясно, что все действия и реакции Питера Мэтисона направляются той особо сильной частью его личности, которая относится к сфере духа.
– Герои прошлого должны защитить нацию, – поделился как-то раз Вулф своими раздумьями с отцом.
– Это правда, что у индейцев тоже были свои герои, – отозвался Питер. – Но мы, белые, оказались слишком сильны, и нас было слишком много.
– Да нет, не то. Я имею в виду таких героев, как ты или твой отец, – пояснил Вулф. – Вам надо было найти с племенами общий язык и прекратить их истребление.
– Вероятно, так могло бы быть, – кивнул отец, бросив взгляд на сына. – Но наша цивилизация обрушилась на нас чересчур быстро и оказалась слишком развитой.
Он вглядывался вдаль, туда, где на горизонте вздымались горы, казалось, до самого неба. И от этого Вулф сразу вспомнил историю о ястребе, рассказанную Белым Луком.
– Или слишком отсталой, – добавил вдруг отец.
– Отсталой?
Питер в подтверждение своих слов кивнул головой.
– Чему бы тебя там ни учили в школе, цивилизация принесла отнюдь не одни только блага. Потерявшись в лабиринте законов и правил, установленных в обществе, мы в конце концов теряем чувство земли. Нас интересует лишь то, что она может дать нам, а не то, чем она является сама по себе. – При этом он как-то неопределенно хмыкнул, а затем продолжал: – Вот поэтому и исчезла культура американских индейцев вслед за многими прочими культурами в других частях света.
– Но ведь на законах держится общество, – запротестовал Вулф. – Так, во всяком случае, нас учат в школе.
– Ну уж тут тебе, сынок, самому решать.
– И все же, отец, каково твое собственное мнение?
– Как тебе ответить? – задумался Питер Мэтисон, глядя, как конь щиплет траву, как солнечные блики играют на его атласной шкуре, когда под ней перекатываются мускулы. – Герой носит закон на поясе у бедра. Но хотя он и расчищает путь для цивилизации, она избавляется от него настолько быстро и решительно, насколько может, потому что герой отбрасывает тень, которая цивилизации кажется опасной.
И конечно же, Вулф понял, что отцу больше всего на свете хотелось быть именно таким героем.
Питер Мэтисон исчез из дома спустя примерно год после того, как он ездил на равнину спасать своего сына. Открытая Рука никогда не говорила, куда он делся, но Вулф, получив от отца письмо, все знал. Он читал и перечитывал его много раз, пока оно не начало распадаться на кусочки. А когда распалось, бережно спрятал бумажные обрывки к себе под подушку.
Всякий раз, когда Вулф просил мать рассказать об отце, Открытая Рука не оставляла просьбу сына без внимания. Если она и таила в сердце обиду, Вулф этого никогда не замечал и, что еще важнее, даже не чувствовал. Он никогда не сомневался, что она любила мужа, но одновременно с этим подозревал, что отчасти это была любовь к беспокойному духу отца и что она восприняла его уход как неизбежное явление, подобно тому, как воспринимают наступление зимы после осени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182
Питер сплюнул, а затем, натянув поводья, вонзил шпоры в бока лошади; чтобы развернуть и унестись вскачь через необъятные просторы плайи, где ополоумевший старик оставил было его сына на верную смерть.
Вулфу, казалось бы, следовало обрадоваться при виде отца, когда тот вдруг возник в вечернем сумраке, но у него на мгновение мелькнула мысль, где бы скрыться. И, окажись на равнине хоть какое-то подходящее укрытие, он бы и в самом деле спрятался. Единственным таким местом здесь была Страна мертвых, но он понимал, что без деда ему туда не проникнуть.
Почему-то теперь эта страна уже не страшила его так, как вначале. Во всяком случае, она казалась не более пугающей, чем холодный блеск в глазах отца и тон его голоса, когда, ворвавшись в вигвам, он рявкнул:
– Собирай свои манатки! Едем немедленно домой!
Сидя верхом за спиной отца и обхватив его руками, Вулф ощущал, как с каждым ударом мощных конских копыт о землю уходит от него острота зрения, слуха и обоняния, испытанная им после пробуждения. Скакун шел ровной рысью, раскалывая копытами смерзшуюся соль, в она разлеталась вокруг подобно осколкам разбитого зеркала, которое оказалось всего лишь стеклом, покрытым серебряной краской и лишенным какой бы то ни было магической силы.
С собой он прихватил лишь две стрелы, подаренные Белым Луком, сочтя все остальное детскими игрушками. Однако по прибытии домой он обнаружил у стрел изъян: они лишились оперения. И произошло это либо во время скачки с отцом по плайе, либо раньше по той причине, что Белый Лук вообще не приладил его.
В первые недели после возвращения все казалось не таким, как прежде, особенно отношения между родителями. Если до этого их разногласия, связанные с Белым Луком, были скрытыми, то теперь отец выступал против него не таясь, предложив даже как-то раз сдать "этого явно выжившего из ума" старика куда следует, пока он не натворил больших бед.
Создавалось впечатление, что Открытая Рука, хранившая в своей душе надежды, страхи и горести своего племени и бывшая такой терпеливой и все понимающей, вдруг утратила эти качества. Она даже не пыталась, да и не могла объяснить мужу поведение своего отца. Ее душевное равновесие уже нарушилось. Если раньше она могла с почти научной отрешенностью осознавать, какая пропасть лежит между этими представителями двух совершенно разных народов, и даже представляла себя неким мостом между ними, то теперь факт их несовместимости разрывал ее на части. До этого случая она представляла пропасть между ними как метафору, символизирующую закат одной культуры и расцвет другой, и это объяснение вполне устраивало ее, вселяя ложное ощущение безопасности.
Теперь же жить с Питером Мэтисоном и чувствовать себя по-прежнему в безопасности стало невозможно. Он был истинным американским пионером-первопроходцем, беспокойным, как ветер, и отчаянно смелым, но без особого чувства ответственности.
– Беда цивилизации в том, что в ней нет места героям, – сказал он как-то Вулфу, – поскольку герои, как говорится, яростны и неукротимы, и это их свойство угрожает разорвать ткань цивилизации.
Позднее до Вулфа дошло, что отец имел в виду прежде всего себя, и Вулф много раз с особым чувством вспоминал этот как бы отвлеченный разговор просто потому, что это был редчайший, почти небывалый случай, когда Питер Мэтисон сказал что-то о самом себе.
Вулф чувствовал, что в его отце тоже горит огонь. Хоть и не шаманский огонь Белого Лука, но тоже достаточно яростный, чтобы быть движущей силой. Белый Лук к тому времени уже успел рассказать внуку о постоянном взаимодействии между разумом, телом и духом. И теперь Вулф мог сам быть свидетелем такого взаимодействия на примере собственного отца, ибо ему было ясно, что все действия и реакции Питера Мэтисона направляются той особо сильной частью его личности, которая относится к сфере духа.
– Герои прошлого должны защитить нацию, – поделился как-то раз Вулф своими раздумьями с отцом.
– Это правда, что у индейцев тоже были свои герои, – отозвался Питер. – Но мы, белые, оказались слишком сильны, и нас было слишком много.
– Да нет, не то. Я имею в виду таких героев, как ты или твой отец, – пояснил Вулф. – Вам надо было найти с племенами общий язык и прекратить их истребление.
– Вероятно, так могло бы быть, – кивнул отец, бросив взгляд на сына. – Но наша цивилизация обрушилась на нас чересчур быстро и оказалась слишком развитой.
Он вглядывался вдаль, туда, где на горизонте вздымались горы, казалось, до самого неба. И от этого Вулф сразу вспомнил историю о ястребе, рассказанную Белым Луком.
– Или слишком отсталой, – добавил вдруг отец.
– Отсталой?
Питер в подтверждение своих слов кивнул головой.
– Чему бы тебя там ни учили в школе, цивилизация принесла отнюдь не одни только блага. Потерявшись в лабиринте законов и правил, установленных в обществе, мы в конце концов теряем чувство земли. Нас интересует лишь то, что она может дать нам, а не то, чем она является сама по себе. – При этом он как-то неопределенно хмыкнул, а затем продолжал: – Вот поэтому и исчезла культура американских индейцев вслед за многими прочими культурами в других частях света.
– Но ведь на законах держится общество, – запротестовал Вулф. – Так, во всяком случае, нас учат в школе.
– Ну уж тут тебе, сынок, самому решать.
– И все же, отец, каково твое собственное мнение?
– Как тебе ответить? – задумался Питер Мэтисон, глядя, как конь щиплет траву, как солнечные блики играют на его атласной шкуре, когда под ней перекатываются мускулы. – Герой носит закон на поясе у бедра. Но хотя он и расчищает путь для цивилизации, она избавляется от него настолько быстро и решительно, насколько может, потому что герой отбрасывает тень, которая цивилизации кажется опасной.
И конечно же, Вулф понял, что отцу больше всего на свете хотелось быть именно таким героем.
Питер Мэтисон исчез из дома спустя примерно год после того, как он ездил на равнину спасать своего сына. Открытая Рука никогда не говорила, куда он делся, но Вулф, получив от отца письмо, все знал. Он читал и перечитывал его много раз, пока оно не начало распадаться на кусочки. А когда распалось, бережно спрятал бумажные обрывки к себе под подушку.
Всякий раз, когда Вулф просил мать рассказать об отце, Открытая Рука не оставляла просьбу сына без внимания. Если она и таила в сердце обиду, Вулф этого никогда не замечал и, что еще важнее, даже не чувствовал. Он никогда не сомневался, что она любила мужа, но одновременно с этим подозревал, что отчасти это была любовь к беспокойному духу отца и что она восприняла его уход как неизбежное явление, подобно тому, как воспринимают наступление зимы после осени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182